Михаил Нестеров - Убить генерала Страница 27

Генерал не знал, какими вопросами занимается Александр Свердлин. Скорее всего никакими. Ему просто некогда ломать голову над законами. Однако... На одном из совещаний Дронов, глядя на Свердлина, вдруг увидел в нем что-то новое. Что-то неуловимое проскальзывало в его взгляде, осанке, даже речи. Генерал изменился. Он был окутан тайнами; то, что он является личным телохранителем президента, можно было узнать по жлобскому нимбу над его головой. После совещания Дронов даже подковырнул охранника:

— Надеюсь, тебя пригласили на летучку не по специальности.

А в глазах стояла насмешка: «Ты здесь? А почему без автомобильной дверцы?»

Дронов подошел к дочери и поцеловал ее в лоб.

— Не хочу загадывать. Может быть, завтра все будет известно.

Он прошел в прихожую и уже во второй раз за этот короткий промежуток посмотрел на себя в зеркало...

Да, точно, на лице отчетливо видна тревога. Обрюзгшие щеки тянули вниз налитые желтоватые мешки, отчего в глазах резко проступила краснота, оттеняющая потускневшие белки. И все же в глазах можно было рассмотреть что-то радужное, пусть даже оболочку. Она потеряла свою многокрасочность и стала пестрой. Словно год за годом оставляли следы: черная полоса — белая, кровавая — землистая.

Последнее время Дронов жил грезами о новом ведомстве, но не мог представить, что его планы уже были нарушены. Сейчас его висок сжигал взгляд человека, которого он предал и бросил умирать. Он смотрел на него из прошлого, которое генерал давно забыл.

Он надел фуражку и посмотрел, ровно ли сидит козырек, к которому он уже давно не прикладывал руку, отдавая честь...

Ровно. Точно по центру.

Пора прощаться.

Генерал находился в гостях у дочери сорок минут. Все это время две снайперские винтовки смотрели в одно место. Сорок минут в неподвижной позе, сорок минут ожидания и постоянной готовности — это ерунда.

Эта малость тонула в многочасовых сидениях на снайперской точке в лесу, в развалинах, в открытом поле, в яме, скрытой под дерном, в канализационном колодце. Там, где нельзя пошевелиться, ибо тотчас выдашь себя и получишь пулю. Там, где комары сосут отяжелевшие веки и падают, напившись крови, уже не в состоянии взлететь.

Близнец увидел генерала, вышедшего в прихожую.

Снайперы обменялись короткими возгласами:

— Вижу!

— Вижу!

Генеральский затылок замер лишь на мгновение. Дронов повернулся к зеркалу. Он подарил снайперам еще несколько секунд, когда не просто посмотрелся в зеркало, но и когда надевал фуражку.

— Вижу, стреляю! — подал команду Андрей.

Как и в тире, Близнец видел и цель в прицеле, и движения своего товарища. Проскурин остался неподвижным, лишь указательный палец скользнул с защитной скобы и плавно надавил на спусковой крючок.

Крапивин повторил его движение с опозданием в сотые доли секунды. Когда спускал курок, услышал хлопок справа. Такой же хлопок слева услышал Проскурин.

Панорама в прицеле восстановилась быстро. Но она уже была другой. На стекле появился узор с отверстием точно посередине. И за ним уже невозможно было определить — попадание или промах. Лишь нижняя часть окна показала падающего на пол генерала.

— Есть! — шепотом, сквозь зубы выбросил Близнец.

— Точно, Витька?

— Есть, есть!

Ни с чем не сравнимое состояние вскипевшей крови. Что там крапива, которая обжигает все тело. Сейчас кожа Близнеца горела и снаружи, и изнутри и чуть ли не вздымалась. Это жжение, зуд были непогрешимым дефектоскопом: «Есть! Есть! Попадание!»

Пуля, выпущенная из винтовки инструктора, ушла влево и чиркнула по затылку генерала. А второй снайпер положил пулю точно в нервные сплетения за ушами своей жертвы. Как учили. Как учил тот человек, который пошел вразнос, но все же в последний момент совладал со своими эмоциями.

— Уходим!

Проскурин первым вскочил на ноги. И допустил первую ошибку. Когда раздался звон бьющегося стекла, оба генеральских телохранителя выскочили из машины. Они отреагировали на выстрелы как надрессированные доберманы. В них был заложен автоматизм, никогда не дающий сбоев. В их память напихали все, что только можно узнать про покушения. Они просчитали ситуацию со скоростью «Дип Блю», подбирающегося к тремстам миллионам ходов в секунду. И сейчас шел турнир «эдвант чесе», суть которого — отобрать у «железки» фору в памяти. Но они отбирали фору в скорости. У «железок», которые отстрелялись из окна на втором этаже корпуса номер один, дом номер 14. Они переварили миллион ходов за секунду и остановились на одном. Силуэт, мелькнувший в оконном проеме, только подтвердил их решение и подтолкнул к наработанным действиям.

Один телохранитель бросился к подъезду, на ходу выхватывая рацию, а второй, сбрасывая с «Калашникова» камуфляж-"дипломат", побежал к первому корпусу.

«Выходим и — в разные стороны». Близнец шел в сторону последнего подъезда, Проскурин спешил к первому. Оба несли с собой «дипломаты» с винтовками. Крапивина спасло шестое чувство. Когда он, неожиданно изменив решение, шагнул в полумрак подъезда и едва скрылся в нем, он тут же услышал:

— Стой! Стоять!

Потом прострекотала автоматная очередь.

— Руки за голову!

Крапивин точно знал, что один генеральский телохранитель начнет преследование. Но не так скоро. Фактически он должен выйти на 1-ю Квесисскую, которая шла параллельно Масловке, а Проскурин — перейти дорогу.

Сейчас капитан стоял на коленях, сцепив пальцы на затылке. «Дипломат» лежал в шаге от него. В пяти метрах — рослый охранник с коротким автоматом. Он держал одного снайпера на прицеле и автоматически оглядывался в поисках второго. Машинально; не факт, что он сумел расслышать два выстрела из винтовок с глушителями. По всему выходило, что выстрел был один — это стекло выдало стрелков, но лязгнуло оно всего лишь раз. Охнуло, раскрыв пасть, чтобы пропустить вторую пулю.

Близнец выглянул из подъезда лишь на мгновение, и телохранитель не заметил его. Снайпер не уступал ему в оперативности. Он щелкнул замками и выхватил из чемоданчика мелкокалиберную винтовку. Тут же дернул на себя затвор типа «биатлон». Выдохнув, резко шагнул из подъезда, вынося оружие на уровень плеч.

Телохранитель отреагировал первым. Он был готов ко всему, и его не смутил вид вооруженного человека. Он дал поверх головы Проскурина очередь и резко присел, прикрываясь капитаном. По определению выстрелы не могли быть точными, и все пули прошли высоко над головой второго снайпера.

На винтовке не было прицельных приспособлений, не было плечевого упора. Натурально Близнец стрелял из обреза. Но мысленно он уже поймал цель и не мог отпустить ее даже против воли. Он опускал оружие, отработав на опережение. Охранник не успел присесть, как ему в шею впилась пуля. Снайпер снова дернул затвор. Короткий ход, и новый патрон в стволе.

— На землю! — крикнул он.

Андрей повалился, давая коридор для второго выстрела.

Близнец нажал на спусковой крючок, и вторая пуля угодила упавшему на колени противнику в грудь.

Капитан не стал дожидаться очередной команды. Он подхватил «дипломат» и рванул в прежнем направлении, толкая какого-то парня, оказавшегося на его пути. Крапивин повернул за угол и побежал в сторону станции метро «Динамо». С пакетом в руке, отяжелевшим от винтовки. Он перебежал дорогу в самом начале Петровско-Разумовской аллеи и остановил частника на старом «Рено».

— Парк «Дубки», — назвал он место.

«Рено» доехал до парка за десять минут.

Один квартал Близнец прошел пешком и остановил очередную машину на Дмитровском шоссе. Он уже успел переодеться. Сейчас на нем были джинсы, рубашка и ветровка. Оружие он выбросил в мусорный контейнер, когда шел по улице Немчинова к Дмитровке.

Часть II

Беглец

Глава 10

Разговор на равных

6 — 7 июля

Прошедшие выходные утомили Александра Свердлина. В голове какая-та каша из положения о скачке на приз президента России: "Для участия в скачке допускаются жеребцы и кобылы в возрасте трех лет и старше. Количество участников — 12 голов. К участию допускается не более 1 лошади от субъекта РФ и стран СНГ. Все расходы по содержанию лошадей на московском ипподроме несут коневладельцы лошадей. Дистанция скачки — 2000 метров. Сумма приза — 3 миллиона рублей.

Приз победителю президентской скачки: скульптура высотой 39 сантиметров — копия композиции Евгения Лансере «Чистокровная лошадь под седлом жокея, закончившая скачку» (1882 год), выполненная его внуком из бронзы и оникса".

Первым пришел 4-летний рыжий жеребец Акбаш, рожденный на конном заводе «Восход» Краснодарского края...

«Устал...» — вздохнул Свердлин. Устал от духоподъемной музыки, звучавшей на московском ипподроме вальсами прошлого и позапрошлого веков. Выбился из сил, слушая несмолкаемые галантные милицейские предостережения журналистам: «Господа! Ближе к загородочке встаньте, не стесняйтесь». А из-под козырьков пыхала злоба: «А ну-ка кончайте расхаживать!»