Игорь Бурлаков - Столичный миф Страница 30

— Ну ты и алкаш… — грустно сказала она.

— Не-а.

— Ты часто знакомишься на улице?

— Нет. Никогда.

Она не поверила, а Леха сказал правду. Он неплохо чувствовал себя в своем мирке и не собирался его покидать. Потому что это очень страшно — ловить ветер и говорить с судьбой.

А она обернулась к мужу:

— Если он проснется, он тебя убьет.

Леха еще раз поцеловал, уже дольше и глубже; от ее губ пахло водкой и табаком. Нашел кнопку-заклепку на ее джинсах. Он держал ее между средним и указательным пальцами, ладошкой подталкивая девчонку к двери.

— Леша, Леша, что ты делаешь!

Крепко обняв ее за плечи, Леха повел ее к двери. Вот и коридор. Пусто. Открытое окно. Широкий подоконник. Ждать дальше уже не было сил.

Повернул ее к себе спиной. Осторожно подтолкнул за плечи. Она медленно легла животом на подоконник. Стянул до колен ее джинсы, вместе с тем, что под ними оказалось. Подумав, достал из часового кармашка резинку.

Здоровы ребята. Конечно, убьют. Но Леха знал, что его нельзя остановить. Как нельзя отменить ветер, как нельзя задержать вечер или весну над Москвой.

Она потянулась, оттянув назад лопатки. Переступила с ноги на ногу, зевнула, а потом сложила руки под голову, обернулась и очень серьезно произнесла:

— Я принадлежу только своему мужу.

Леха шлепнул ее по розовой попке. Сегодня его врата здесь, и их петли, судя по всему, не будут скрипеть. И, двинув вперед, Леха почувствовал огонь и закинул голову, когда весь мир вокруг через охватившее его плоть кольцо вдруг собрался в одну точку, точку, из которой когда-то все и началось.

Пополам с табачным дымом, наверху вился сумрак — голубой коктейль окон, выходящих на север. Весна за окном, май. Неподвижная верхушка липы. Листьев нет. Ветру не за что зацепиться. Но сладкий сок уже поднимается от корней. Раздувает коричневую кожицу веточек-пальцев. Весна, господа! Весна. Единственное время года, когда все меняется к лучшему. Даже наши надежды.

…Где-то далеко-далеко на пол упал стул. Это во сне Петр подтянул ногу. Он спал и улыбался, и во сне ему снился дом.

Он был родом из далекого северо-восточного городка; вернее, что-то уж совсем восточного и крайне северного. Так крайне северного, что даже и неизвестно зачем.

Проезжая по шоссе мимо таких вот городов, иногда диву даешься, как там люди живут. Серые пятиэтажки прямо в поле, чуть в стороне — химзавод. Ладно, зимой, встал на лыжи да поехал кататься. А каково весной, осенью и летом? Когда тепло, глина оттаивает, черная грязь запросто снимет с тебя сапоги, в ней вообще можно утонуть. Другое дело, что восемь месяцев года на земле лежит снег. Ходишь лучше, чем по асфальту. Снег, он ведь белый. Снег, он почти живой. Уж точно живее, чем эта вываренная смола под ногами в Москве.

Жизнь там идет, как и везде в России. На горе за колючей проволокой стоит десять коттеджей со спутниковыми антеннами. Там в позапрошлом году поселилось руководство завода. А из-под горы, из городка, на них смотрит народ и гадает, что же это они умудрились загнать и кому. Но с течением времени и эти сплетни заглохнут.

Работы, кроме как на заводе, никакой нет. Но она не обременительна. Нет, оно, конечно, какие худосочные москали там бы так и сдохли, но местный народ на завод зла не держит. Работа как работа.

Северный ветер и короткий день век за веком пригибают людей к земле. Они низкорослы и коренасты, не столько сильны, сколько выносливы. Этот климат придуман не для людей. И как же они живут здесь?

А живут люди хорошие здесь хорошо. Можно водку пить в одиночку и в компании, до синих искр в глазах, и никто тебе слова не скажет, а не хочешь пить водку — так можно жениться. Жениться и скучать рядом с супругой долгими зимними вечерами, пока воет степной ветер за окном. Так можно, опять же, и не скучать с ней. Или, наоборот, со скуки заниматься черт-те чем: Петин старший брат, например, целыми ночами играл с женой в подкидного дурака на щелбаны.

В этих народных забавах, по малости лет, Петр мало что еще понимал. Но домой его тянуло. Родаки, друзья, степь — Петя скучал, скучал по ним с каждым годом все сильней и сильней. Жаль, билет в те края от Москвы стоит сейчас под штуку баксов. Большие деньги для студента. Петя боялся, что, если вернется домой, уже не сможет собрать денег на обратную дорогу. Там их заработать просто негде.

Вот и сидел он в Москве. Петр был «отличник». Когда через пять лет он станет очевидно перспективным, это поможет ему жениться на москвичке. Он был готов к такому шагу, потому что так советовал ему один добрый человек, выучивший его в школе предмету физике. Петя ему верил и знал, что так будет.

…Господи, кайф-то какой! Уложив на постель уснувшую на полдороге красавицу, Леха оглядел стол. Нашел красную с белым пачку и вытащил из нее сигарету. Осторожно размял в пальцах, прислушиваясь к едва слышному треску хорошо просушенного табака.

Что может быть слаще выкуренной сигаретки после долгих приятных трудов? И легко станет на сердце, и постепенно уймется его бешеный пульс. Покой. Придет покой. Расслабленная сосредоточенность. И тогда ясность духа, абсолютно свободного от суетных желаний и похоти, откроет еще одну тайную, скрытую грань в нашем лучшем из лучших миров.

Леха почесал ухо и чиркнул зажигалкой. Не горит. Еще раз. Все равно не горит. Посмотрел на свет — в полупрозрачном синем флаконе нет ни капли. Вышел весь газ. Зачем-то еще раз чиркнул. Точно, кончилась. Леха вспомнил, что другой зажигалки в комнате нет.

Повел плечами: зябко. Надел пиджак и вышел из комнаты. Постучался в соседнюю дверь. Никто не ответил. И в следующую запертую дверь ищущий дробный звук улетел безвозвратно. Никто не откликнулся.

По случаю праздников на две недели студенты разбежались по домам. Никого нет. Потом они вернутся. А пока в коридорах тишина. Полутьма.

Не только шаги может вернуть эхо. Эхо может отразить и безмолвие. На секунду стены поплывут, и в вязкий газ превратится пустой воздух, и нечем станет дышать. Леха ударился об стену, но устоял. «Ну, ты, мужик, и набрался!» — довольно подумал Леха. Но очень хотелось курить. И он пошел дальше. Поворот, перекресток, лестница вниз. Зачем-то Леха считал двери, в которые стучал. Но когда очередная вдруг взяла и неожиданно открылась, он сразу позабыл цифру; так бывает после приятного сна, открываешь глаза, и за мгновение память обнуляется, стирая дотла лицо прелестной незнакомки утренним светом.

— Привет. У тебя есть зажигалка?

Паренек в очках молча запустил руку в задний карман серых дешевых джинсов, вынул спички. Посмотрев на Леху, сам чиркнул спичкой о помятый коробок. Леха затянулся, кивком поблагодарил. И пошел обратно.

А Кузьма сел за стол и опять раскрыл учебник. Немало бедолаг коротает праздники в Москве. Кузин номерной научный город далеко от Москвы. Друзья разъехались, все, что осталось Кузе, — это со скуки «долбить» физику. Кузьма собирался в этом ремесле достичь больших высот.

Но непокорные цифры хитрой науки кружились и дрожали в воздухе и не желали оставаться на листе. И смысла в них не было никакого.

«А из этого» — аккуратная формула в две коротких строки, изящна и элегантна даже с точки зрения третьекурсника — «очевидно, следует…» формула в одну строку. Кое-какие буквы в ней были прежние. Две. Нет, три. Больше ничего общего. Минут пятнадцать Кузя рассматривал эти формулы и три слова между ними и даже не представлял, с какого конца за это безобразие браться. Верхнюю упростить до нижней или в нижнюю вставить скобки? Кто же это такую свинью подложил ему, Ландау или Китайгородский? Кузьма с ними обоими соглашался, связь между этими формулами есть, но вот какая — он понять не мог.

Он не смог этого понять и через полчаса, когда исписал три тетрадных листка мелким вязким почерком. И когда Кузя отчаялся, из склеившихся страничек тощего учебника выпал белый листок.

В прошлом году другой третьекурсник спросил у своего преподавателя формулы перехода и, сдав экзамен, оставил листок в учебнике. Десять строк, которые полубогам, парящим в небесах, оказалось лень записывать. А может, они народную бумагу экономили. Или хотели закрыть премудрость от непосвященных?

Кузя еще раз прочитал листок и повеселел. Но тут раздался стук в дверь. Кузя неохотно захлопнул учебник. Опять этот жлоб.

— Привет. Снова я. Слушай, я заблудился, — шумно дыша водочным перегаром, сказал Леха. — Ты не знаешь, где здесь такая девчонка живет, с каштановыми волосами? Кудрявая такая…

— Зовут-то как?

Леха почесал затылок.

— Не помню. — Леха ошибался: он не мог об этом помнить. Он ведь даже ее об этом и не спросил. — У нее один муж — Петя, а бывший муж — Вася, кажется. Нет. Наоборот. Ты их должен знать, здоровые такие.

— Нет. Не знаю.