Евгений Сухов - Власть и масть Страница 31

Наигранная раздраженность сыграла свою роль, фыркнув, жена ушла в другую комнату, но Рузвельт был уверен, что временное затишье скоро перерастет в наступление на его доверенных лиц и она не успокоится до тех пор, пока не выжмет хотя бы крохи какой-то информации. В своих пехотинцах Франклин Рузвельт был уверен, – Элеонора натолкнется на холодную учтивость; кто может его подвести, так это горничная, что дежурила в тот час в Уорм-Спрингсе. Придется отправить барышню подальше от Вашингтона, например, в какую-нибудь арканзасскую дыру, где ее длинный язык местные жители будут воспринимать как болезненную фантазию и для семейных отношений даже самое гнусное злословие не будет иметь ровно никакого значения.

Впрочем, выбора у него не остается, ведь не рассказывать же Элеоноре о том, что весь предыдущий вечер он провел в обществе бывшей любовницы, держась с ней за руки. Как бы благополучно ни складывалась его судьба, Люси Мерсье оставалась единственной женщиной, которая понимала его всецело. Даже дочь он назвал именем своей возлюбленной.

– Джон, – обратился Рузвельт к пехотинцу, стоявшему позади каталки.

– Да, сэр, – охотно отозвался тот, сделав вперед шаг.

Крупный, с покатыми плечами и невероятно наивным взглядом, парень напоминал обиженного ребенка и неизменно вызывал доверие у всякого, кто его видел. В охране президента Джон Лоренс служил уже второй год и подчас бывал для президента не только сопровождающим, но и нянькой. А Рузвельт подобное обхождение ценить умел.

Родом Джон был из Техаса, где у его отца была огромная ферма. С началом боевых действий парень подал заявление об отправке на фронт добровольцем, но никак не мог предположить, что вместо свары с японцами он будет толкать каталку с президентом. По-своему подобную обязанность можно воспринимать даже ответственной и почетной, но только совестно было перед ровесниками, которые познали лиха в борьбе с неуемными японскими камикадзе.

Трижды парень писал прошение об отправке его на передовую, и всякий раз Рузвельт не давал заявлению хода. По-своему президент успел привыкнуть к этому крупному и невероятно добродушному парню. Если бы тот сгинул где-нибудь в передряге с японцами, то ему было бы крайне жаль его.

– Миссис Рузвельт не звонила сегодня?

– Никак нет, сэр, – бодрым голосом отвечал Лоренс и уже через паузу добавил: – Иначе бы я вам сообщил.

Франклин Рузвельт кивнул. Досадно! Всякий раз она вела себя таким образом, что заставляла чувствовать его виноватым, и если бы он был здоров, то потребовала бы от него, чтобы он приполз к ней в Сулгрейф-клаб на брюхе.

Неслышно вошел секретарь Гарри Гопкинс. Помощник всегда появлялся неожиданно, чем очень раздражал Рузвельта. Невольно всякий раз возникало впечатление, что тот просто материализовывался из пустого пространства. Лучше бы он колотил в дверь, чем внезапно появлялся из-за спины.

– Генерал-майор Паттон звонил уже в третий раз, господин президент, – ответил Гарри Гопкинс, – он просит вашей аудиенции.

Раздражение нарастало. Почему-то со всех сторон ему советуют, что нужно делать, а чего не следует. Скоро ему будут говорить, в какое время он должен оправляться.

Переборов раздражение, Рузвельт спросил:

– Где он сейчас?

– Он здесь, господин президент.

– Надеюсь, что оставить армию без командования его заставили весьма серьезные причины… Что ж, пускай заходит.

Секретарь удалился.

– Господин президент, мне бы не хотелось быть навязчивым, но позвольте мне служить под началом генерала Паттона. Сейчас его армия десантировалась в Сицилии…

– Джон, неужели ты думаешь, что я не знаю о твоих просьбах отправить тебя на фронт? А кто будет служить в Белом доме? Или ты думаешь, что президенту не нужны верные люди?

– Нужны, господин президент, но ведь…

Франклин Рузвельт нахмурился:

– Вот тогда и служите. И давайте больше не будем возвращаться к этому разговору.

– Слушаюсь, господин президент.

Вошел генерал-майор Паттон Джордж Смит. Высокий, сухопарый, с обветренным загорелым лицом; на голове всего-то ежик седых волос, что его роднило с курсантами военных школ. Типичный кадровый военный, каких художники любят рисовать на агитационных листах и многочисленных плакатах. На щеках бесчисленные веснушки, которые можно было бы принять за пороховую гарь, въевшуюся в кожу. От него пахло не дорогими духами, какие предпочитают высшие чиновники в Белом доме, а едким дымом выигранных сражений.

– Что там стряслось, генерал? – вместо приветствия спросил Франклин Рузвельт, не сумев сдержать раздражение. – Надеюсь, что причина вполне достойная, чтобы проделать такое большое путешествие.

Столь резковатое начало смутить генерала не могло. Жизненный опыт у него был немалый, приходилось попадать и в более серьезные передряги. Протопав в глубину комнаты несколько шагов, генерал заговорил:

– Возможно, что причина, по которой я сюда приехал, покажется вам странной, но уверяю вас, господин президент, быть может, она не менее важна, чем батальные сражения.

– Вы говорите загадками, друг мой, а нельзя ли перейти к конкретике. Что у вас там?

– Дело в том, что…

– Присаживайтесь, генерал, – тяжелая ладонь оторвалась от колена, указав на стул, стоявший рядом.

– Спасибо. – Генерал сделал два порывистых шага в сторону кожаного кресла. Развернувшись, уверенно сел. – Господин президент, вам приходилось когда-нибудь слышать о Копье судьбы?

– Хм… Интересный получается разговор. Вы имеете в виду Копье Лонгина? Копье, которым впоследствии владели многие императоры?

– Да, именно его.

– Я вам более скажу, уважаемый генерал Паттон, меня и самого занимает история этого копья. Я даже знаю, почему Гитлер решил присоединить Австрию к Германии. В 1917 году Гитлер участвовал в спиритических и оккультных сеансах в роли медиума общества «Туле», и на одном из сеансов они вызвали дух князя фон Турна, убитого несколькими месяцами ранее. В свое время весьма влиятельную личность… Тот через женщину-медиума своим голосом сообщил, что новым вождем Германии станет тот человек, который будет обладать Священным копьем. Предсказания, как мы знаем, осуществились в 1938 году, когда Гитлер объявил Австрию землями Германии и завладел Священным копьем.

Генерал был поражен. О Священном копье президент знал не меньше его самого. А может, относительно Копья судьбы у Франклина Рузвельта имеются собственные планы?

– Так оно и было, господин президент.

– Так вы мне это хотели сказать? Не думаю, что Гитлер захочет расстаться со своим талисманом. Наверняка он держит его в каком-то очень надежном бункере.

– Господин президент, в настоящее время Гитлер прячет ото всех местоположение Копья судьбы…

– Неудивительно, – невесело хмыкнул Рузвельт.

– Но сутки назад судьба столкнула меня с человеком, который знает, где оно может находиться.

Голова президента чуток наклонилась набок, теперь он смотрел на командующего армии с откровенным любопытством:

– Вот как? И что это за человек?

– Это перебежчик. Сам он из Нюрнберга, финансист.

– Каким же образом он может знать, где находится Копье судьбы, если для всех это строжайшая тайна?

– Он банкир и занимался финансированием транспортировки копья в другой регион.

– Ах, вот оно как, значит, вы уверяете, что источник весьма надежный? – в задумчивости протянул Рузвельт.

– Да, господин президент, ему нет смысла водить нас за нос, он желает найти убежище в Америке. В свою очередь, я ему обещал, что если он поможет отыскать нам Священное копье, то я походатайствую о том, чтобы он получил гражданство безо всяких проволочек.

Несмотря на долгую болезнь, Франклин Рузвельт выглядел полным сил. А ведь ему ежедневно приходится преодолевать боль. Подобное поведение достойно восхищения. Лицо у него выглядело моложавым, без характерных глубоких морщин, столь свойственных человеку его возраста. Удивляться особенно тоже не стоит, ведь о его здоровье печется целый штат докторов.

– Вы хотите знать мое мнение?.. Думаю, что это будет стоящая сделка, – заключил президент. – Кто владеет Священным копьем, тот владеет миром, так почему бы сильнейшей державе не иметь столь значимый символ. Так что, генерал Паттон, вы должны сделать все возможное… пожалуй, и невозможное, чтобы Копье власти оказалось в Америке. Считайте это поручением президента.

Впалые щеки генерала разошлись в улыбке, сделав его моложе и симпатичнее.

– Сделаю все, чтобы выполнить распоряжение президента.

– У меня к вам, Джордж, будет еще одна просьба, так сказать, личного характера.

– Все, что в моих силах, – с готовностью отвечал Джордж Паттон.

Не часто президенты обращаются к своим генералам с просьбами.

– Возьми к себе в армию вот этого юношу, он просто донимает меня своими прошениями отправить его на фронт.