Михаил Нестеров - Умный выстрел Страница 31

— Услуга за услугу, — сказал я ей и вручил свою визитку. — Когда заподозрите вашего мужа в измене, просто позвоните мне.

— Вы кастролог?

Я показал ей свое удостоверение частного сыщика и вручил визитку:

— Нет, я не удаляю половые железы у самцов.

— Жаль, — индифферентно заметила она. — Так чего вы хотите?

— Просмотреть видео с ваших камер слежения. — Я назвал дату и точное время и вручил чек. — Мой друг заправлялся здесь. Я это знаю наверняка, но мне нужно получить доказательства. Плюс я могу увидеть то, о чем рассказать мне не смог бы никто. Чаще всего я доверяю своим глазам.

Она тоже доверяла своим глазам. Этот слегка пожелтевший чек плюс мое удостоверение частного сыщика и хорошо подвешенный язык расположили меня к ней. Не прошло и десяти минут, как она предложила мне место рядом с собой, и когда я занял его, буквально впился глазами в монитор: я увидел Виталия Аннинского… Потом — Клима Полякова. Клим вышел из своего «Фольксвагена» и, вынимая бумажник из пиджака, пошел к зданию автозаправки, прямо на камеру видеонаблюдения. Вот он пропал из виду. Служащий АЗС скрутил пробку с бензобака, вставил в его горловину пистолет, отошел к другой машине, чей бензобак уже наполнился. Пассажирская дверца поляковской машины открылась, выпуская наружу мужчину лет тридцати, чуть сутуловатого и широкоплечего, одетого в голубую рубашку. Вот он наклонился вперед, назад, вбок, присел, разминая затекшую спину и ноги. Полез в карман, вручил заправщику в форменной куртке деньги — десятку, скорее всего. Он был выше Клима — в этом я убедился, когда сам Клим вернулся из павильона к машине. Не знаю, был ли он подчиненным Клима, но распоряжение Полякова, сопровождавшееся недвусмысленным жестом, он выполнил беспрекословно. Идеальный исполнитель.

Идеальный исполнитель?

Меня бросило в дрожь — так близко я был от разгадки. Настолько близко, что даже не сразу сообразил: с согнутой спиной и выдвинутыми вперед плечами, он был именно тем человеком, которого я так долго искал…

Его не было среди матросов, которых я видел на лодочной станции. Однако это не так уж и важно.

И другая важная деталь, которая перечила моим наблюдениям: некоторые признаки в его облике и манере держаться позволили мне его назвать исполнителем, тем не менее, он был более представительным, чем Поляков. Я мог бы даже предположить, что он пользовался авторитетом. И тем не менее им понукал «какой-то» шкипер.

«Нива» Аннинского уехала, судя по счетчику в углу кадра, четыре минуты назад. Имея такую тачку, как у Клима («Фольксваген Пассат» 6-го поколения), я бы не стал беспокоиться на этот счет. Ползущую со скоростью 90 километров в час «Ниву» на этом «тропическом ветре» можно было догнать еще до Зеленограда. Вот Клим занял место за рулем и, дождавшись отмашки заправщика и пожелания доброго пути, тронул машину с места.

Я получил возможность просмотреть этот интересный материал благодаря чеку с АЗС.

— Увидели все, что хотели? — спросила меня администратор.

— Гораздо больше, — ответил я, кося глазом на ее декольте.

Мы расстались друзьями.

Мне понравилась машина Полякова — немецкое качество, благородное семейство, сборка в Цвиккау и все такое прочее. Но две черные, как смоль, и тяжелые, как броневики, «Ауди» с включенными отсечками произвели на меня неизгладимое впечатление. Я ничего не мог противопоставить двум гигантам в деловых костюмах, готовых лопнуть под давлением мышц. Один из них с ходу ударил меня в солнечное сплетение, другой двинул в шею, чуть прихватывая подбородок…

Сколько я провалялся без сознания — не помню. Очнулся от визга тормозов, меня бросило вперед, я ткнулся головой в спинку переднего сиденья. Дверца с правой стороны открылась, чьи-то сильные руки выволокли меня на улицу. Скорее всего, это был тупик, и где-то на окраине столицы. Меня протащили в узкую дверь, как в игольное ушко, и, не меняя ритма и скорости, проволокли по узкому коридору. И этой бегущей дыбе не было видно конца…

Все же мы свернули. И тот, кто контролировал мою правую руку, отвечая, наверное, за невыносимую боль в ней, пинком открыл дверь.

Такие помещения, в котором я оказался, часто показывают в фильмах ужасов: просторная комната, единственный светильник в центре отсыревшего потолка, свет падает полукругом, цепляя равные части четырех стен и оставляя в тени углы комнаты. Она пуста. Бетонные стены исписаны симпатической краской, и слова проявятся при первом моем крике.

Страдания. Обморок. Агония. Смерть.

Единственный стул в середине помещения отпугнул бы даже смертельно уставшего человека. Стул был с короткой спинкой, едва доходившей мне до поясницы. Крепкие руки сопровождающих сжали мне плечи, как клещами. Тут была только одна дверь, и я сидел к ней спиной. Так что я сначала услышу главного исполнителя и только потом увижу его. Как он выглядит? Может быть, лицо его изуродовано, может быть, он ущербный, а может, — инвалид. Сейчас мода на инвалидов-садистов, и кинематографисты крепко оседлали их коляски.

Это был первый этаж заброшенного двухэтажного здания. Прохудившаяся крыша не спасала от дождя, и вода, скопившаяся на втором этаже, каплями падала на середину комнат и коридоров и ручейками стекала по стенам, эхом отдавалась у меня в голове. Гнетущая обстановка.

За этой капелью я пропустил «начальные» шаги человека. А дальше — представил его со спины. Сутулый, одетый в знакомую уже коричневую куртку, готовый выхватить из кобуры пистолет.

Его шаги показались мне тяжеловатыми и равномерными, как будто он держал в руке метроном… Он идет прямо, попадая ногой в лужицы. Я отчетливо слышу плеск, и в моей голове вырисовывается другой образ — гребца в утлом суденышке, и в блестящей от дождя куртке отразился шлем с непроницаемым забралом…

Томительное ожидание выматывает из меня нервы и плетет из них психоделические узоры, как будто меня накачали наркотиком. Может быть, это здание раньше было психлечебницей?.. Я был готов принять этот ответ. Но может, услышу другой?

— Где это мы?

— Там, где надо, — отрезал вполголоса один из моих конвоиров, тоже, как мне показалось, считавший шаги за стеной.

А они становились все отчетливее. Наконец мой главный оппонент перешагнул порог комнаты. И прежде чем я его увидел, я услышал свой новый позывной:

— Урод!

Я узнал его по голосу. Хотя странно было от него услышать грубое слово, не говоря уже о нецензурной лексике. Его поведение и статус-кво я бы оценил на 12 с плюсом. Мне ничего другого не оставалось, как парировать:

— Урод, награжденный орденом «За заслуги перед Отечеством». И раз уже мы перешли на «ты»… — Я невольно зажмурился, ожидая для начала позорного подзатыльника. Что потом? Вряд ли дело дойдет до пули в затылок.

Сейчас он скажет: «Мне, шефу отдела Контрольной управы, что, больше делать нечего?..» Остальное я должен буду домыслить: кроме как гоняться за всякой швалью вроде меня, и прочее в том же духе.

«Чем больше перекрестков, тем больше шансов не доехать».

Сегодня я снова остановился на перекрестке Гутмана. И может быть, он объяснит наконец-то значение этого жутковатого слова. На перекрестках бросают наговоренные вещи и опасаются козней чертей; на перекрестках было принято хоронить самоубийц и некрещеных детей…

Я резко сменил тон. В короткий вопрос, адресованный Гутману, я вложил основное содержание нашей единственной беседы и все, что из нее вытекло — хорошее и не очень.

— Ты на моем месте что сделал бы?

— Застрелился. — Гутман бросил мне на колени мой «иж».

Я вынул магазин. Конечно, он был пуст.

— Сошина знает?

Он выдержал паузу, прежде чем дать ответ, как будто противостоял какому-то воздействию извне.

— В другой ситуации я бы сказал тебе спасибо: ты сделал за нас работу, и судья теперь в нашей команде.

— Значит, на благодарность рассчитывать бесполезно. Кстати, сам-то откуда узнал о звонке с твоего телефона?

— Это работа нашей службы безопасности. Еще вопросы есть?

Нет, то был не вопрос, а скорее мысли вслух:

— Судья на крючке…

Однажды в ее кабинет войдет подтянутый молодой человек с военной выправкой и спросит, назвав свою должность в Контрольном управлении: «Это бюро добрых услуг?» И она ответит: «Да. Чем могу быть вам полезна?» А если она вдруг сошлется на плохую память, плохое зрение или слух, ей напомнят эпизод из ее частично запачканной репутации и в стиле обращения Тараса Бульбы к сыну Андрею…

— Я тоже в вашей команде?

— Много болтаешь, — огрызнулся Гутман.

Еще один лишний вопрос. В моем шкафу не болталась на плечиках судейская мантия, однако и такому «мерзкому типу», как я, однажды могут намекнуть на то, как быстро, оттого и небрежно он сработал в одном отдельно взятом случае. Но — кто не рискует, то не пьет шампанского. «Риск — мое ремесло». И еще десяток лестных отзывов о самом противоречивом и обсуждаемом действии на свете. А замыкает форум фраза: «Риск — благородное дело».