Сергей Зверев - Гастроли Жигана Страница 31

Последнее замечание относилось, впрочем, не к всплывшему из глубин тузовской памяти вождю пролетариата, а к одному из охранников, провожавшему Тузова внимательным взглядом. Но именно в тот момент, когда охранник хотел заинтересоваться Тузовым всерьез, того качнуло, он споткнулся о бордюр и едва не растянулся на асфальте. Охранник махнул рукой. Обычный пьяница, ничего серьезного.

Тузов, однако, так о себе не думал. Он представлял себя очень серьезным человеком. Он добрался до ближайшего дерева в соседнем скверике и прислонился к нему, делая вид, что справляет малую нужду. В то же время он еще раз оценил расстояние до беснующейся на трибуне цели. От него до Белоцерковского было метров семьдесят.

«Сойдет!» – решил Тузов.

Он достал из кармана пистолет и положил его на сухой сучок прямо у себя перед глазами. Целиться пришлось долго, поскольку Глеб Абрамович не стоял на одном месте, а как истинный оратор двигался на трибуне, жестикулировал и даже подпрыгивал, словом, постоянно выскакивал из прицела.

Тузов терпеливо ждал, когда Белоцерковский хоть на несколько секунд успокоится, и только материл его вполголоса.

Наконец, собравшиеся на площади дружно зааплодировали, а Глеб Абрамович застыл в гордой позе Наполеона Бонапарта, с которым, кроме всего прочего, его роднил еще и весьма несолидный рост.

– Ага! – спокойно, но удовлетворенно сказал вслух Тузов и нажал на курок.

Пистолет щелкнул, но щелчка за аплодисментами никто не расслышал. Глеб Абрамович пошатнулся на трибуне и скатился вниз со своего ораторского пьедестала. Было похоже, что он просто оступился и упал.

Тузов вновь удовлетворенно крякнул, но силы его в этот момент покинули. Он выронил пистолет себе под ноги, сполз по стволу дерева вниз, еще почти осознанно придерживаясь за него руками, упал на свой пистолет сверху и спокойно зевнул.

Через секунду он спал, прислонившись щекой к траве и сладко почмокивая, как человек, отдыхающий безмятежно и с сознанием хорошо выполненной работы.

Он не видел, как спустя несколько секунд поднялась возня вокруг трибуны. Как выскочившие перед толпой охранники с автоматами дали несколько очередей в воздух и заставили всех на площади лечь на асфальт. Как разбежались по всем сторонам в поисках стрелка люди в бронежилетах и касках.

Тузов не видел даже, как к нему подошел тот самый охранник, который несколько минут назад пристально на него смотрел. Охранник носком ботинка приподнял с травы его голову, всмотрелся в бессмысленное выражение его лица и досадливо сплюнул.

«Нет, в таком состоянии легче себе в лоб попасть, чем в цель с расстояния семидесяти метров. Этот алкоголик не имеет никакого отношения к убийству Глеба Абрамовича Белоцерковского, которое произошло только что на площади. Это всего лишь обычный московский пьяница».

Кто-то на площади закричал, что найдена обойма от пистолета, и охранник тут же забыл о Тузове, безмятежно забывшемся пьяным сном.

Глава 16

Убийство Белоцерковского наделало в столице много шума. Нижняя палата Государственной Думы, вечно злопыхавшая в адрес Глеба Абрамовича при его жизни, теперь лицемерно возмущалась разгулом преступности и наглости политических экстремистов.

Президент выступил с очередным заявлением, что не допустит криминалитет к власти. Впрочем, с подобными заявлениями он выступал регулярно, и ни к Белоцерковскому, ни, к сожалению, к рвущимся к власти преступникам слова его никакого отношения не имели.

Верхняя палата ограничилась сдержанным покашливанием и осторожными намеками, что убийство Белоцерковского связано с переделом нефтяного рынка и политические мотивы здесь совершенно ни при чем.

Многих из российских «сенаторов-губернаторов» Глеб Абрамович подкармливал: кого кредитами из своих банков, кого поставками сырой нефти на нефтеперерабатывающие заводы. Они рады были освободиться от зависимости от ГБ и обрести самостоятельность своих политических взглядов и экономической политики в своих регионах. Правда, независимость эта была мнимой – кредиты были по-прежнему нужны, заводы по переработке нефти вновь встанут, как только выработают последний баррель нефти, присланный на них по распоряжению ГБ, – так или иначе, но придется продаваться вновь. Не Белоцерковскому, конечно, а кому-то другому, все равно кому, тому, у кого денег хватит.

Больше всего расшумелась Центральная избирательная комиссия, почувствовавшая хороший повод привлечь к себе внимание. Ее председатель в своем выступлении по телевидению вспомнил еще ряд громких политических убийств, так и оставшихся нераскрытыми, и практически обвинил руководство МВД и ФСБ в попустительстве политическим убийцам. На следующее утро Президент вызвал к себе силовых министров и держал их у себя на ковре минут сорок. Журналистам о цели совещания не сообщили.

Выйдя от Президента, министр внутренних дел промямлил перед камерами журналистов что-то невнятное о необходимости укрепления охраны границы, а красный как рак генерал Утин от комментариев отказался, грубо обложив матом слишком резвого репортера съемочной группы ОРТ.

Как ни странно, но ни один из присутствующих при этом телевизионных каналов не воспользовался оплошностью генерала и не выдал в вечерний эфир его красную матерящуюся физиономию.

Возможно, об этом позаботились его подчиненные. По крайней мере, с их стороны сделать это, причем без ведома самого генерала Утина, было бы вполне логично. Утин, вернувшись от Президента, устроил в Конторе такой разгром, что часть начальников отделов в тот же день оказалась в заместителях, несколько человек отправились под арест, и практически полностью был уволен технический персонал Конторы. В Конторе всегда есть в чем навести порядок, был бы повод. Появление Утина на экране перед всей Россией, и не только Россией, стало бы поводом для еще одного разноса. Словом, инстинкт самосохранения у конторщиков сработал, и запись в эфир не вышла.

Как уж они этого добиваются от строптивых телевизионщиков – это их дело. Может быть, «скелет в шкафу»? Так называется припрятанный до поры до времени компромат… Так, ведь, черт их знает, все равно не скажут.

В расследовании убийства Белоцерковского ФСБ до этого момента участвовала лишь с точки зрения контроля за иностранными компаниями, заинтересованными в том, чтобы сбить цены на российскую нефть, и увидевшими в смерти Белоцерковского подходящий повод для этого.

Что думал Президент по поводу цен на нефть, осталось неизвестно, а вот о его мнении о темпах расследования убийства кандидата в депутаты Государственной Думы Глеба Абрамовича Белоцерковского можно было догадаться. Судя по тому, что сразу же после совещания в Кремле дело об убийстве Белоцерковского было передано в ФСБ, а Утин, выслушавший откровенное мнение Президента о его усердии в вопросе о контроле за политической ситуацией в стране, выскочил из Овального кабинета красный как рак. Мнение это было весьма невысоким, да к тому же и сформулировано оно было в весьма резкой форме, впрочем, традиционной для Президента.

Словом, через два часа после того, как генерал вернулся из Кремля, на столе у начальника оперативной службы лежал категорический приказ о срочном задержании Панфилова Константина Петровича.

Тут же начал отрабатываться традиционный вариант розыска – через информаторов. Кроме того, начальник службы вызвал на разговор лидера нижегородской группировки, которого ФСБ несколько лет держало на крючке, располагая на него материалом по двум «незначительным» эпизодам, которые потянули бы лет на пять в совокупности. Лидер попытался отнекиваться, но ему популярно объяснили, как будут развиваться события, если он откажется помочь, – следствие по его делу может тянуться не только пять, но и все пятьдесят лет. Он выдавил из себя информацию о том, что вопросами безопасности в криминальной Москве занимается теперь централизованная структура во главе с неким Чернышевским, и дал канал связи с ним.

Еще через два часа состоялся телефонный разговор генерала Утина с Чернышевским, и тот принял приглашение встретиться на нейтральной территории и обсудить тактику совместных действий против общего противника.

На встрече, состоявшейся в «Савое», наводненном оперативниками Утина вперемешку с оперативниками Чернышевского, генерал был весьма неприятно поражен профессиональным уровнем своего собеседника, у которого оказалось гораздо больше информации по интересующему их обоих фигуранту, чем удалось накопать за несколько часов аналитической службе ФСБ.

Вообще у генерала сложилось впечатление, что разговаривал он не с бандитом, вынырнувшим из придонных глубин криминальной Москвы, а с руководителем разведки соседнего государства. В целом Утин был доволен тем, что эта встреча состоялась, так как она наглядно показала, насколько устарели представления самого Утина о возможностях противостоявшей Конторе криминальной структуры. Он понял, что противник, воспользовавшись тем, что последнее время ФСБ была занята больше вопросами внешней безопасности, выиграл темп и теперь имеет позиционное преимущество.