Сергей Алтынов - Маскировкой седину не скроешь Страница 37

– Кто побеждает? – спросил Люсю Ильдар, прервав таким образом ставшее со стороны подозрительным молчание.

Люся в ответ лишь передернула изящными плечиками.

– Побеждает дружба, – ответил за Люсю Рейн.

– Все побеждает и побеждает, сколько помню себя, все время побеждает, – философским тоном отозвался Ильдар. – И все никак не победит, – перефразировал он киношного Бармалея из известной комедии.

– Время! – кивнула Люся, в один миг убрав мобильник и осушив бокал минеральной.

– В самом деле, – кивнул Рейн.

Ильдар отхлебнул немного из своего стакана. На какое-то время задумался, не торопясь с дальнейшими решениями. И вновь зазвучал в его памяти страшный голос, точно живое появилось перед глазами лицо, которое таковым назвать было весьма проблематично.

– Захочу, ты, Ильдар, ползать будешь и умолять, чтобы тебе веревочку дали или кусок стекла… Чтобы повеситься или вены перерезать.

О, если бы были свободны руки. Хотя бы одна рука или нога! Удар пальцами в эти темные провалы, именуемые глазами, и беспредельщик сам заорет благим матом. А ногой Ильдар способен был бы разбить Гусаку коленную чашечку, самого поставить на колени и тут же добить ударом в висок. Но нет, ремни накрепко сковывали кисти рук Ильдара. И вдруг в тюремную камеру постучали. Вова отвлекся, что-то выслушал, затем дверь отворилась, и в камеру вошли трое сотрудников СИЗО. Дважды они ударили Ильдара дубинкой, потом развязали ноги и в быстром темпе увели из камеры.

– Отпускаю я тебя. Мог ОПУСТИТЬ, но вот почему-то решил ОТПУСТИТЬ. Надеюсь, не забудешь нашу встречу? – услышал он уже в коридоре прощальные слова Вовы.

Позже, уже выйдя из СИЗО, Ильдар узнал, что это отнюдь не Вова смилостивился, а один из влиятельных авторитетов и Ильдаровых друзей сумел выйти на кума, начальника оперчасти СИЗО, и убедить его вырвать Ильдара из лап беспредельщиков. Кум, получив неплохой куш, решил, что с «синими» лучше отношений не осложнять. Выручил Ильдара и пресс-хату после прикрыл, переведя Гусакова в другой изолятор, от греха подальше. Тогда Ильдар, пожалуй, впервые в жизни почувствовал себя таким слабым и беспомощным. С его соратником, можно сказать другом, таким же авторитетом, как и Ильдар, расправились у него на глазах. И он не смог ничего сделать.

А они…

Они, эти беспредельщики, могли все! Позже Ильдар узнал о Директоре, на которого, собственно говоря, и работал Гусак! Директор ворочал наркотиками, прикрываясь вывеской некоей благотворительной организации. Одно время он был беспрепятственно вхож в Кремль, собирался протолкнуть закон о легализации наркотиков, в том числе тяжелых, но время это довольно быстро кончилось. Однако сам Директор не кончился! Некоторое время в телохранителях у Ильдара был парень, который, будучи прапорщиком, воевал в Чечне и попал в плен к полевому командиру, занимающемуся торговлей людьми. В один прекрасный день в зиндан вместе с чеченцами заявились трое гостей. Одного из них, маленького, усатого, с выпученными неприятными глазами, прапорщик узнал, так как пару раз видел по телевизору. Там карлик-усач вещал о демократических ценностях, правах человека и еще какой-то интеллигентской лабуде. Там же, в подвале-зиндане, карлик повел себя несколько по-иному. Кроме прапорщика, среди пленных был высокий средних лет майор инженерных войск и французский журналист. С французом Директор вежливо поздоровался и сразу увел его из зиндана. Позже Ильдар узнал, что похищение и освобождение Директор организовал на пару с тем полевым командиром, который имел и свою долю в директорском наркобизнесе. Выкуп же был получен от правительственных структур РФ. Уведя француза и вернувшись в зиндан, Директор ткнул пальцем в сторону пленного майора:

– Ну, что скажешь, федеральная крыса? Знаешь, кто я?

– Знаю, – кивнул майор.

– Я для тебя теперь царь и Бог! Быстро на колени!

Майор не торопился выполнять приказание. Впрочем, даже если бы он и оказался на коленях, то Директор и в этом случае не сравнялся бы с ним в росте.

– Хочу милую, хочу казню! – вдруг сорвался на визг Директор.

И с этими словами Директор взял из рук одного из своей свиты невесть как взявшийся здесь самурайский меч-катану.

– И отрублю тебе, майоришке российскому, твою глупую башку! – докончил карлик, с трудом удерживая оружие в своих хилых ручонках.

Позже Ильдар сообразил, что меч был лично Директора и тот брал его с собой именно в такие поездки.

– Поставить его на колени…

Дальше прапорщик сказал, что потерял сознание и ничего не помнит. Майора инженерных войск он более никогда не видел. А самого прапорщика через месяц обменяли на родственника полевого командира, которого сумел захватить спецназ МВД… Таким образом, Ильдар понял, что Директор – это не просто человечишко, любой ценой рвущийся к большим деньгам. Это законченный, прирожденный негодяй, получающий наслаждение от чужих страданий. Особенно если страдает кто-то более высокий, более красивый или талантливый. Наверное, в этом и был главный смысл жизни Директора, ради ЭТОГО он и стремился к власти! Позже Ильдар отошел от криминальных дел, заимел две фирмы-магазина по продаже мотоциклов и квадроциклов, имел неплохой доход, хоть и не являлся богатеем по нынешней шкале ценностей. О беспредельщиках и их лидере Вове он с тех пор не слышал. Те, несмотря на всю свою отмороженность, не афишировали себя в «мирной жизни», стало быть, побаивались… Такое положение дел вполне устраивало Ильдара – беспредельщики точно в воду канули, считай, и не было их. А сам Ильдар – предприниматель, вполне положительный персонаж, судимостями лишний раз, для красного словца, не бравирующий… Старался он забыть и о Вове-беспредельщике, и о Директоре, а вот они об Ильдаре забывать не пожелали.

А авторитет, который с помощью кума спас тогда Ильдара, погиб.

Когда они покинули ресторан, Ильдар решил проводить Люсю до снятой для нее квартиры. У подъезда сидели четверо переростков лет двадцати с бутылками. Когда Ильдар и девушка прошли мимо них, они стали громко и с выражением обсуждать достоинства и недостатки Люсиной внешности. В другой раз Ильдар уделал бы всех четверых без лишних вступлений, но сегодня он не хотел лишнего шума. Девушка же остановилась у самых дверей дома, повернулась и двинулась в сторону развеселой компании.

– Ты куда? – Ильдар взял было ее за плечо, но Люся мгновенно высвободилась.

– Пойду выпью с ними, – пояснила она и быстрым шагом сблизилась с четырьмя высоченными гопниками.

А в следующую секунду один из них с хрипом свалился со скамейки, держась за горло (Люся рубанула его ребром ладони точно под кадык), второй взвыл от удара по голени, у третьего Люся ногой выбила из рук недопитую бутылку, перехватила ее за горлышко, перехватила за дно и тут же снесла это самое горлышко молниеносным ударом.

– Еще раз здесь увижу, хребты перешибу! – Люся вырвала вторую бутылку у онемевшего четвертого и ударом о близрастущее дерево превратила ее в страшное оружие, именуемое «розой»…

Ильдар перевел дух, лишь когда гопников и след простыл. Но в то же время не без удовлетворения отметил, что Калистратов и Вова такой Люсечке вполне по зубам.

6

– Благодарю, Румын! И вас, Леонид Григорьевич, и вас, девушка, – кивнул в сторону Ольги Ганс.

В иной ситуации Ольга показала бы ему «девушку», но сейчас промолчала. Времени было не так уж много, а нужно было еще допросить захваченного в плен. Миновав три двора, машина затормозила. Валера выбрал самый глухой двор, но при этом остановил машину так, что в любой момент мог дать и задний, и передний ход.

– Сейчас он нам много интересного расскажет! – произнес подполковник, доставая оружие.

Пленный громила опустил взгляд, вновь затрясся мелкой дрожью.

– Он сейчас скажет, что ничего не знает, – вставил свое слово Валера.

– Тогда мы его убьем, – проговорил Леонид.

– А вы менты? – подал наконец голос громила.

– Ага, – кивнула Ольга, раскрыв удостоверение.

– Тебя убить хотели. Вовчик говорил, «ментовку» Ларионову завалить надо… Вы это… Не убивайте меня, а?

Сказано это было с такой непосредственностью, что Леонид с Валерой чуть не рассмеялись. Голос у громилы стал тоненьким, почти детским.

У Директора между тем сутки также выдались не из легких. С самого раннего утра к нему пожаловали двое вожаков «либеральной оппозиции». Директор именовал их не иначе как Дурачина и Дурачишка. Дурачина был высоченным кучерявеньким недорослем с тупым взглядом коровьих глаз, при этом вечно изощряющимся в остроумии. Острил он как на публике, так и в узком кругу и всегда на одну и ту же тему. Можно было заключать пари, на какой минуте беседы, первой или второй, Дурачина произнесет слова «трахать», «импотенция», «кастрация» или еще что-нибудь в этом духе. «Кто о чем, а вшивый про баню!» – мысленно осаживал Дурачину Директор, но вслух ничего не произносил. Потому без данных тем и слов Дурачина не мыслил ни одной беседы, включая дискуссии о макроэкономических вопросах. Если бы имиджмейкеры запретили ему касаться сексуальной тематики, то Дурачина просто тупо пялился бы на своих оппонентов, не в силах выговорить ни слова. Дурачишка была тощим, болезненным существом с желтеньким костяным личиком. Пол Дурачишки определить было крайне сложно, сама же она как-то назвала себя европейцем. С тех пор ее именно так и называли. В отличие от Дурачины, Дурачишка редко касалась вопросов интимных отношений, видимо, у нее эта тема «болела» несколько иначе, чем у ее кучерявенького коллеги. Зато Дурачишка-еврепеец постоянно твердила о своей приверженности либеральным ценностям, готовности отдать за них жизнь и готовности осчастливить всех пенсионеров, все молодые семьи, да и вообще весь народ, но при условии, если Дурачишку выберут хотя бы в Государственную Думу.