Валерий Горшков - Закон мести Страница 39

– Успокойся, Белка, все хорошо, – тихо сказал старик, и собака сразу, будто у нее переключили программу, радостно завиляла хвостом, с интересом обнюхивая незнакомца.

Максим потрепал псину за ухом, и этого, видимо, оказалось достаточно, чтобы отныне стать для нее своим.

– С ног сбился, пока нашел приличного щенка, – пожаловался Илларионов. – Я овчарку хотел, а здесь, кроме этих бестолковых пуделей и прочей лабуды, настоящей восточно-европейской породы почти нет. Эту вот с трудом у эмигрантов в Берлине раздобыл… Нравится? То-то! – довольно поднял в верх указательный палец старик. – А теперь пошли в дом.

Час спустя, когда мужчины сидели в просторной гостиной, в больших кожаных креслах, и не спеша поглощали разогретый в микроволновке обед из немецких полуфабрикатов, запивая его холодным баварским пивом, Максим неожиданно признался:

– Знаешь, дед, если честно, то в последние месяцы мне постоянно снятся по ночам кошмары… Всякие там черти, дьяволы, зомби… По утрам просыпаюсь весь мокрый, руки дрожат. Доходит до того, что иногда хочется зайти в церковь, помолиться… А я и креститься-то правильно не умею. Как-никак внук коммуниста… Хоть и бывшего…

– А что же ты хотел, милый мой, после того как обманул тысячи людей, в надежде хоть как-то свести концы с концами доверивших тебе последние сбережения?! – укоризненно заметил Борис Семенович. – Теперь, даже если бы и захотел, вернуть деньги назад ты вряд ли сможешь – слишком большие суммы уже профуканы, откуда их взять?.. Да и, положа руку на сердце, не захочешь ты отдавать деньги, если уже успел подержать их в руках и сполна оценить все преимущество обеспеченной жизни. Верно говорю?

– Вернее некуда, – кивнул Денисов.

– Я вот что думаю… – Старик задумчивым взглядом смерил пустые бокалы из-под пива, поднялся с кресла, достал из полного бара более подходящую в данной ситуации и более привычную для русского человека поллитровку «Столичной» и водрузил ее на стол. – Ты свой выбор сделал, и нечего теперь рвать на себе рубашку. Если не вдаваться в детали, расклад получается такой: была у тебя возможность честно заработать желаемую сумму? Нет! Тогда ты пошел другим путем, вот и все дела… Что же касается снов, то в этих тонких материях я не разбираюсь. Взял грех на душу – будь готов отвечать. Но ни в коем случае не стоит наматывать сопли на кулак! Все, что нужно от меня, сделаем, – неожиданно повернул разговор в другое русло Илларионов. – Я ведь не дурак, предполагаю, о чем спрашивать меня будешь, внучек… Хочешь перевести капитал подальше от всяких ментов и рэкетиров, в надежный банк, – никаких проблем. Это я могу тебе устроить в два счета. – Борис Семенович откинулся на спинку кресла и покачал головой: – Тут недавно один хирург из Казахстана приехал, немец этнический, мать его!.. Так оказалось, что у него сбережений – почти на миллион марок! За операции на сердце с пациентов взятки брал. Познакомились, ничего мужик… Вот и выходит, по моим личным наблюдениям, что каждый второй, приезжающий сюда из бывшего Союза, привозит с собой грязные денежки, срубленные на родине далеко не самым честным способом…

Старик хлопнул себя по коленке и придвинулся ближе к столу.

– Все, хватит о делах! Завтра сведу тебя с Юргеном, решите тет-а-тет свои деликатные делишки. Он у нас проверенный специалист по отмыванию грязных капиталов с Востока.

– Гангстер? – поинтересовался Денисов.

– Банкир, – спокойно сообщил Борис Семенович. – Вице-президент «Эссен-банка»!.. Но это все будет завтра, а сегодня, внучек, давай-ка отметим долгожданную встречу по-нашему, по-русски! Будем водку пьянствовать и дисциплину хулиганить! – Старик вытащил из бара настоящие, русские граненые стаканы, налил по пятьдесят граммов и, довольно крякнув, хлопнул в ладоши. – Правда, особо шуметь не советую, соседи вокруг вредные попались, если что, могут вызвать полицию. Здесь не Ленинград, с порядком строго.

– И что, было дело?! – с подначкой спросил Максим, поднимая стакан и глядя деду в глаза.

– Только один раз, когда мы с Ханной напились шампанского и устроили ночью танцы, прямо перед домом, – рассмеялся, вспоминая пикантный случай, Илларионов. – Вообще-то она тихая вдовушка, но, сам знаешь, с кем поведешься…

Явно довольный собой, Борис Семенович подмигнул внуку и залпом рванул содержимое стакана. Шумно выдохнул, закусив маленьким маринованным огурчиком.

– Значит, ты здесь тоже времени даром не теряешь, – заключил Денисов. – И давно у тебя появилась подружка?

– Мы познакомились на следующий день после того, как я сюда переехал из Эссена. У них здесь традиция такая, знакомиться с новыми соседями, – развел руками Илларионов. – Вот и она заглянула. Два года как овдовела, бедняжка, но муженек оставил ей кучу акций, так что Ханна в свои сорок семь может больше никогда не работать. Живя на одни дивиденды… Представляешь, до знакомства со мной она имела о русских такое же представление, как я – о племенах африканских людоедов! Когда узнала, кто я и откуда, то сразу спросила: «Скажите, Борис, а в Сибири есть современные автомобили? А медведи их не боятся?» Она всерьез считала, что в России все ходят строем, а медведи на улицах городов – такие же частые гости, как кролики в здешних парках!

Илларионов усмехнулся, снова разливая водку по стаканам.

– Когда же я сообщил ей, что был в Союзе крупным политработником, она сначала испугалась, а потом стала ходить ко мне каждый вечер, требуя, чтобы я рассказывал ей о жизни в Советском Союзе. Ну, день за днем… А потом она вдруг обнимает меня и говорит: мол, вы мне нравитесь, и я, кажется, тоже вам нравлюсь, так почему же нам прямо сегодня не стать близкими друзьями?!

Борис Семенович раскраснелся, то ли от водки, то ли от приятных воспоминаний, то ли от радости встречи с внуком. Так или иначе, но он практически не закрывал рот несколько часов подряд. Максим с легкой улыбкой терпеливо слушал всевозможные байки о здешней жизни удивительно помолодевшего за последние годы деда, изредка кивая в знак понимания и согласия.

Время летело незаметно, и когда за окнами дома стало совсем темно, дед и внук уже порядком набрались. И совершенно неожиданно даже для самого себя, старик впервые со дня отъезда из Союза рассказал внуку об истинной причине своей неожиданной эмиграции, хлобыстнув очередные пятьдесят граммов.

– Ты что же, Максимка, думаешь я просто так драпанул тогда со своей любимой Родины, да?! Ни хрена подобного!!! Уже в конце восьмидесятых, когда то там, то здесь начались всевозможные заварушки, руководство партии, включая самого Мишку-генсека, прекрасно знало, что власти коммунистов скоро придет конец, а уж тогда… – Старик многозначительно провел ребром ладони по шее, – …народ вздернет своих «любимых» вождей прямо на Красной площади! Слава богу, конечно, что ничего подобного не случилось и дело ограничилось номинальным судебным процессом, но тогда мы действительно боялись… А тут как раз предоставилась подходящая возможность… Здесь, в Европе, во всех солидных банках были партийные валютные счета… В общем… Отправили меня в командировку, вместе с одним финансистом из КГБ, чтобы на месте разобраться с денежками боссов, а он вдруг возьми и заяви: я, мол, решил назад не возвращаться, а все деньги с известного счета, имея соответствующие доверительные бумаги, перебрасываю на счет персональный… С банкирами, дескать, договоренность имеется. Не хватает только твоей подписи! А ты, друг мой ситный, выбирай – либо силой подпишешь документ, вернешься назад, в Союз, где тебя по моей милости сначала затаскают по кабинетам, а потом устроят «случайное» падение из окна, либо мы с тобой делимся по-братски, остаемся на благодатной земле Европы и до лучших времен ложимся на дно, прячась от разведки и вездесущего КГБ. Тем более что обстановка в Союзе для таких, как мы с тобой, неблагоприятная. Того и гляди в стране начнется гражданская война… Вот тогда я и задумался!.. И вот результат!..

– И сколько же тебе перепало от «золота партии», а, дед?! – рассмеявшись, спросил Максим. – Давай уж, откровенность за откровенность! Сейчас можно!

– Пять миллионов марок, – махнув рукой, сообщил Илларионов.

Спустя еще некоторое время Денисов рассказал деду длинную историю своей любви с Ренатой, от которой нагрузившийся «до ватерлинии» старик даже прослезился.

– Максим, ты – парень толковый! – вытирая выступившие на глазах слезы, заплетающимся языком бормотал Илларионов. – Но попомни мое слово – если упустишь такую девчонку опять – больше уже не поймаешь!.. Женись, понял?

Ровно в одиннадцать вечера, когда возвращающаяся с солидного благотворительного вечера фрау Ханна Бауэр зашла в дом, чтобы навестить своего обычно еще не спящего в это время друга русского Бориса и его прилетевшего из Санкт-Петербурга внука, о котором любовник накануне прожужжал ей все уши, она увидела странную и непривычную для ее европейского глаза картину.