Олег Алякринский - Охота вслепую Страница 41

Он вернулся в вестибюль к охранникам с блаженной улыбочкой на губах: мол, облегчился— и слава богу! На этот раз долларовая подмазка не понадобилась. Завязавшиеся вчера добрые отношения между новым посетителем «Афродиты» и хозяином служили ему теперь надежным пропуском. Но охранник все-таки позвонил кому-то и доложил о прибытии гостя.

— Сейчас вас проводят, — сказал он, кладя трубку.

Проводить его к Рафику явилась высокая девица лет девятнадцати. Она прочирикала, что ее зовут Вера. Пока шли по длинному вестибюлю, а потом спускались по лестнице вниз, она поведала, что Рафик сейчас у себя в кабинете и просил привести гостя прямо к нему.

Оказавшись в подвальном этаже, они миновали дверь, за которой вчера его так радушно приняли и обласкали подружки Веры.

— Послушай, золотая рыбка, — обратился Сержант к девчонке, вышагивавшей рядом. — Ты со мной туда войдешь или у тебя в заведении еще дела есть какие?

Она удивленно посмотрела на гостя:

— А вы разве не отдыхать?

— Нет, я по делу. Так что, если ты занята…

Сержанту не хотелось возиться еще и с ней. Но девка, наморщив лобик, с сомнением изрекла:

— Все равно мне надо спросить у…

«Черт с ней! — подумал Сержант. — Конечно, лишняя заморочка…»

Через пару шагов девчонка вдруг остановилась:

— Если я правда вам не нужна, то я схожу к мамане.

Сержант догадался, кого она называет маманей.

С облегчением глядя ей вслед, он дождался, пока она не скрылась за поворотом коридора, и двинулся к кабинету Рафика. Сержант на ходу опустил руку в потайной карман пиджака и, выудив «беретту» с глушителем, резким толчком распахнул дверь.

Слева от двери за журнальным столиком сидели двое мужчин и вели непринужденную беседу за бутылкой коньяка. Сержант, ни слова не говоря, произвел два выстрела. «Беретта» дважды кашлянула— и оба, как марионетки, вздернули руки ко лбу. Один из них смахнул на пол пузатую бутылку и свою рюмку, которая со звоном разбилась. Бутылка уцелела, вот только коричневая жидкость расплескалась по паркету. Только теперь Сержант пригляделся к своим жертвам — и тихо чертыхнулся: Рафика среди них не было. Он узнал только одного — пожилого полного мужчину, который был вчера в компании картежников.

— Ну что такое, что там разбили? — раздался вдруг голос Рафика откуда-то из-за стенки.

Ведущая в соседнее помещение дверь приоткрылась — и вышел сам хозяин, в красном шелковом халате на голое тело. Из-под халата виднелись поросшие черной шерстью крепкие ноги. Сразу же увидев лежащие на полу тела и Сержанта с пистолетом, Рафик было ринулся назад. Но не успел: Сержант выстрелил, однако его жертва в момент выстрела дернулась в сторону, и пуля попала не в живот, как было задумано, а в плечо. Побледневшее лицо Рафика исказила гримаса то ли боли, то ли страха. Степан одним прыжком одолел трехметровое расстояние до двери, за которой Рафик довольно проворно, несмотря на тяжелое ранение, скрылся. Степан бросился за ним и оказался в еще более просторной комнате с дорогой мебелью, с ворсистым белым паласом под ногами и с широкой тахтой, застеленной атласным покрывалом. Рафик, оставляя на белоснежном паласе кровавый шлейф, рванулся в узкую белую дверь рядом с тахтой, но, внезапно обессилев, споткнулся и грохнулся плашмя на палас. Рыча от ярости, он попытался подняться, опершись на правую руку, но не смог. Подбежав сзади, Сержант наотмашь ударил его рукояткой «беретты» по затылку и, удостоверившись, что «клиент» потерял сознание, стал осматриваться. Комната, аляповато обставленная и безвкусно украшенная, явно предназначалась для приятных свиданий. За узкой белой дверью располагалась просторная ванная с маленьким беломраморным бассейном. Степан усмехнулся: прямо из этого бассейна — на сексодром или наоборот: с сексодрома — в бассейн, смыть следы жарких утех…

Сержант вынул из кармана принесенный с собой рулончик скотча и заклеил Рафику рот. Потом связал ему руки и ноги и заволок в ванную комнату. Тот очнулся, приоткрыл мутные глаза, задергался, замычал. Сержант привалил обмякшее тело к стене, потом поднял связанные руки над головой Рафика и приковал их наручниками к хромированной трубе полотенцесушилки.

Сержант специально столь картинно обставил смерть пикового вора в законе: Варягу нужна была именно такая, показательная смерть. «Пусть другим послужит страшным уроком, — говорил Варяг. — Крысятничать никому не позволено. Пусть зарубят себе на носу все, помня, как страшно умирал Рафик». И хотя этот спектакль ему был не по душе, Сержант четко выполнял заказ.

Степан выпустил последние три пули из «беретты», раздробив Рафику коленную чашечку и локтевой сустав, чтобы наверняка обездвижить жертву. Потом установил взрывное устройство, приладив тончайший проводок к дверной ручке. На это ушло еще три минуты. Теперь, когда кто-нибудь захочет распахнуть пошире дверь в ванную, прогремит взрыв, который разнесет и Рафика, и любопытствующего на куски.

Выйдя из кабинета, Сержант плотно прикрыл за собой дверь и рысцой побежал по коридору.

Дойдя до ведущей на первый этаж лестницы, Степан поднялся в вестибюль и, лениво помахав на прощанье ничего не подозревающим охранникам, вышел. Оказавшись на улице, он стряхнул с себя напускную вальяжность и рысцой бросился через переулок к Солянке. Там, заметив подъехавший к остановке троллейбус, быстро втиснулся в толпу пассажиров и прижался к стеклу.

Троллейбус не успел отъехать от тротуара, как прогремел глухой взрыв. Народ загалдел, заголосила какая-то тетка, а Сержант невольно поглядел на часы. Не прошло и пяти минут… Ему повезло. Ему удалось уйти.

Через два дня, в воскресенье, Степан получил из пяти разных российских городов шифрованные донесения о благополучном выполнении заданий. Из Ставрополя пришла телеграмма следующего содержания: «Дядя Леша выздоровел. Сейчас дома. Выезжаю завтра». Это отчитался Сизый, отправившийся в Сочи навестить там Эдика Джавадова. Из Иркутска докладывал Лесоповал — тоже замысловатой телеграммой: «Байкале купаться нельзя. Холодно». Из Южно-Сахалинска позвонил Домовой, взахлеб стал нести какую-то чушь про возможность достать три кило красной икры до льготной цене и как бы между прочим обмолвился, что жил у тетки и что баба оказалась клевая, невредная и так далее… Это было кодовое сообщение об успешно завершившейся охоте на Висяка. Из Владивостока рапортовал Цыган, из Минвод, наиболее трудного места, потому что там клиентов было двое, — только к ночи проклюнулся Грач и чуть ли не открытым текстом брякнул, что близнецов встретил, как договаривались, и обоих ублажил по полной программе…

Наутро в понедельник Сержант вызвонил Ангела и попросил увезти его в Тулу. В Москве у него дел больше не осталось, а тульский климат ему очень полезен.

Глава 17

Варяг зачастил в тульский тренировочный лагерь. Он приезжал теперь не реже раза в неделю и, как правило, вместе с Чижевским, иногда с Ангелом, а бывало, и вовсе запросто, только со своими двумя телохранителями — добродушным великаном Маратом и вертким сухощавым Бисланом.

Приезды в компании Чижевского или Ангела воспринимались курсантами как официальные инспекции: к ним готовились с вечера, прибирались на территории, устраивали помывки в бане, постирушки. Если же Варяг появлялся только с телохранителями — значит, он приезжал как бы без надобности, развеяться и отдохнуть от московских забот. Так, усмехаясь про себя, думал Сержант. Эти участившиеся посещения хозяина стали его почему-то раздражать. И сам затаившийся в тульской лесной глуши лагерь, и его обитателей, и все военнотехническое хозяйство он уже привык считать как бы своей вотчиной, где он командовал, и присутствие посторонних, пускай бы хоть это было высокое начальство, немного его нервировало и выбивало из привычной колеи.

Сержант понимал, что эти частые приезды происходят не просто так, что у Варяга есть некая задумка, да не просто задумка, а какая-то важная цель, о которой он пока что не удосужился поставить в известность своего инструктора. Но терпения Сержанту было не занимать — он не торопил события, не выказывал любопытства, ибо по природе был нелюбопытен, и спокойно ждал момента, когда смотрящий вызовет его на откровенный разговор.

После загадочной гибели в разных уголках России почти одновременно восьмерых воров в законе и их людей шум поднялся страшный. Конечно, в средствах массовой информации высказывались робкие догадки о том, что эти смерти не стали простой случайностью или результатом рокового стечения обстоятельств, а явились звеньями в цепочке заказных убийств, начатых отстрелом в Петербурге Молчуна и Сиплого, а кое-кто из обозревателей даже высказывал мнение, что восемь трупов каким-то образом связаны с начавшимся переделом сфер влияния в криминальной России, а возможно, и с предстоящими вскоре выборами в Государственную думу… Ходили слухи, что этими восемью убийствами дело не кончится.