Павел Стовбчатый - В бегах. Цена свободы Страница 41

— Ну а сейчас? Ты что же, хочешь, чтобы я порешил всех голыми руками? Как ты себе это представляешь, интересно?

— Сперва свяжи их, свяжи, — зашипела гадюка. — Потом все обсудим и решим. Чего ты? Я тебя не обману, мне хватит, — убеждала она меня.

— Хватит, факт. Не допрешь даже. Тебя заклинило, понимаю, но подумай о том, как ты будешь выбираться отсюда. Мне действительно все равно и плевать, как ты изволила заметить, однако есть и нюансы…

— Какие?! — запальчиво воскликнула Нина. — Говори, быстро, они уже начинают нервничать, что-то заподозрили. Могут и побежать.

— А тебе трудно следить и за ними, и за мной. Боишься промахнуться?

— Не промахнусь, не поле. Но и тянуть нечего. Не хочешь, так и скажи. Другой бы на твоем месте не раздумывал и секунды, а ты…

— Я не другой, дорогуша. Кстати, почему ты выбрала именно меня?

— А кого? Кого я еще могла здесь выбрать? Не задавай глупых вопросов, ты же умный мужик. Мог застрелить меня, а не застрелил. Когда я побежала, там… Думаешь, я дура, ничего не поняла?

— Спасибо и на этом. Мог, — согласился я.

— Тогда действуй. Ты пудришь мне мозги и тянешь время. И я вовсе не овца, как твой приятель-дебил думает. Козел! Ну не тяни. Говори: да или нет?

— Что ты станешь делать, если я скажу «нет»? — задал я ей прямой вопрос.

— Все, иди к ним! Валяй! — взмахнула она ружьем. — Вали, я сказала!

Я понял, что ее терпение кончилось, — значит, переборщил малость. Ничего, сейчас все поправим, я ей нужен. Выбирать, в натуре, было не из кого, Графу она не верит. Я молча повернулся и пошел по направлению к остальным. Сделав несколько шагов, остановился и как бы задумался.

— Хер с тобой! — махнул я рукой. — Девка ты крутая, как вижу, и поступаешь правильно. Скорее всего, я бы поступил так же, чего уж там. Золото есть золото.

— Тише! Тише, дурак! Ты всполошишь их раньше времени. Иди и свяжи всех ремнями. Скажи, я так велела, и ничего не объясняй. Понял?

— Понял. Десять минут всего делов-то, успокойся. Никуда они не побегут, кругом бурелом, не щекотись так, не щекотись.

Я пошел к остальным, обдумывая на ходу, что сказать Графу и как в двух словах «жевануть» ему суть. Услышат и остальные, вот в чем дело. К тому же девка тоже не дура, специально подойдет ближе, прислушается. Граф не усомнится во мне и без пояснений, но тем не менее. И не идти я не мог, от этого могло быть только хуже. С другой стороны, связывая им руки, причем всем, даже Графу, я рисковал не меньше, чем в случае отказа. Кто знает, как она поступит через минуту и что ей взбредет в голову? Нет, Графа я связывать не буду, ни в коем разе. А если заставит, настоит?.. Что ж, сделаю, как скажет он, он, а не она. Так будет честно и по жизни, без претензий. Если нам суждено подохнуть в этом лесу, ум не поможет. Но смогу ли я посмотреть смерти в лицо, когда есть шанс остаться в живых? Смогу ли?..

Я быстро оглянулся назад и увидел, что Нина идет за мной, понемногу приближается к стоящим, как я и ожидал. Гена и подполковник напряженно ждали, когда я подойду к ним. Очевидно, они хотели спросить, о чем мы толковали. Граф по-прежнему стоял спиной к нам, но, заслышав мои шаги, негромко кашлянул.

— Без вопросов, Боря. Пока так, — сразу сказал ему я и попросил отойти чуть в сторону от мента и водилы. Он послушался, отошел. — Теперь вы, — обратился я к другим. — Если хотите жить, делайте, что велю. Гена, сними свой ремень и подставь руки. Начнете артачиться, пострадаем все… Ну!

Водила прикусил губу и перевел взгляд на Нину, затем снова уставился на меня.

— Да делай, делай! Ничего, кроме пули, ты там не высмотришь. В эту игру два раза не играют, дуб! — Я специально заорал на него. Через две минуты я уже стягивал кожаным ремнем его сильные руки. Подполковник тоже послушно сдрючил свой ремешок, не задав ни единого вопроса.

— Годится или нет? — спросил я у Нины.

— Нормально. Не забудь про своего подельничка, — напомнила она о Графе.

— А вот о нем мы сейчас потолкуем, дорогая…

— То есть? — Она прищурилась и насторожилась.

— Отойдем на пару шагов, — предложил я.

— Нет, говори здесь, сейчас. Ты что-то надумал? Не советую, я предупреждала тебя.

— Ты еще не знаешь что. Отойдем. Эти уже не побегут, а он будет стоять на месте, пока я рядом. — И мы отошли.

— Ну? Почему ты не связал его? — хмуро спросила она.

— Я исполню все, что ты требуешь, но избавь меня от этой унизительной процедуры. Он — мой друг, брат. Если ты оставляешь в живых меня, то почему бы тебе не оставить в живых и его? Мы же вместе, оба, идем на Свердловск, ты знаешь.

— Нет! Для тебя я сделала исключение. Если ты не закопаешь всех… не останется никого. Ни-ко-го, — повторила она по слогам, и я понял, что подписываю сейчас собственный приговор. Подпишу или не подпишу? И вдруг шальная мысль мелькнула в моем мозгу: «А не проверяет ли меня эта хитрая бестия на вшивость? Не экспериментирует ли часом неизвестно для чего и зачем?»

— У тебя что, вообще ума нет? Сдурел или прикидываешься?! — Она просто негодовала из-за моей глупой просьбы. Девка все рассчитала и сделала «льготу» мне одному. Лишние свидетели ей не нужны. Четко, как в компьютере, мать ее в так! Не пробьешь и не убедишь — напрасный труд. Другая бы давно уложила всех подряд и грузила рыжьё в сумку, а эта еще базарит. — Начнешь с него, — не дала она мне расслабиться и подумать. — Сейчас я подам тебе ваш же нож, а сама понаблюдаю. Мужик ты хороший, но и ножик — ничего… Вдруг да швырнешь в меня. Друг же… Вот с него и начнешь, чтоб сомнений не осталось. Тебе же не привыкать… Сейчас, минутку. — Она бросилась за будку и подобрала с земли наш нож. — Держи! — Нинка швырнула его мне, а сама подалась назад.

Меня начало колотить; на лбу моментально выступил холодный пот, а во рту стало сухо, как в Сахаре. В такой переделке я еще не бывал. И главное, не с кем посоветоваться, некому сказать. Момент истины почти наступил. И Гена, и подполковник видели, как она швырнула мне нож, их нервозность и напряжение передались и Графу. Борька резко повернулся к нам лицом и попытался сориентироваться, сообразить, что происходит, пока девка не начала базарить. Но она промолчала, не стала требовать, чтобы он стал как раньше, спиной.

— Иди, — шепнула она мне, да так зловеще и убийственно холодно, что мне захотелось сойти с ума. Ноги меня не слушались, а страх, вселившийся в самое сердце, парализовал всякую волю. Я не имел сил убить друга, не имел сил и отказаться. Жизнь, жажда жизни заплескалась во мне как обезумевшая, и я понял, какой ужас испытывали те, кто, подобно мне, ждал своей смерти пять, десять, пятнадцать минут.

Катастрофа, падение со скалы, внезапная пуля и даже кровоизлияние в мозг — ничто в сравнении с этим нечеловеческим, сверхжутким ожиданием. Ты не просто медленно умираешь, ты чувствуешь, как в тебе умирает все, каждая клетка и каждый сустав.

— Дай мне еще три минуты, — превозмогая себя, произнес я, почти не слыша собственных слов. — Только три!

— Что происходит, Михей? — не выдержал и крикнул мне Граф.

Нинка бегло глянула в его сторону, как смотрят на обреченных.

Терять мне было нечего, через три минуты я умру. И я ответил ему, прокричал то, что хотел.

— В будке — куча рыжья, монеты… Она хочет, чтобы я вас завалил. В обмен на это дарует мне жизнь! Прощай, Граф! Встретимся в аду.

Я повернулся к ней, приставил острие ножа к своей груди на уровне левого соска и сказал последние слова: «Сукой не был. Стрелять все-таки придется тебе. Живи долго, если сумеешь». Я упал на колени, взялся второй рукой за рукоятку и вдохнул побольше воздуха в легкие. Помню, что я смотрел на землю прямо перед собой и почему-то думал о романтичности моей гибели. Как в старые добрые времена на «сходняках»: дал маху, умей умереть. Я не дал никакого маху, но умереть был обязан. Так уж случилось. И мне не хотелось смотреть ни на небо, ни на людей, наоборот, я был рад, если бы мои глаза вообще ничего не видели. До сих пор не знаю, что меня спасло, то ли рывок Графа — он бросился ко мне, не обращая внимания на ее ствол, то ли провидение, то ли ее дрогнувшее сердце. Я не играл и на йоту, я был почти уже мертв, возможно это меня и спасло. Как только Борька рванулся ко мне, Нина мгновенно отреагировала и наставила ствол на него.

— Ложись! — заорала она как недорезанная, но не выстрелила, а только резко взмахнула ружьем.

Граф не остановился и через мгновение был в метре от меня. Выстрел наверняка скосил бы нас обоих, продырявил как решето. Я плохо соображал, что происходит, смотрел, как контуженый, на «кадры» и ничего не хотел. Он вырвал из моих рук нож и, свирепо выругавшись, швырнул его низом к ней, наотмашь. Не долетев до нее, он упал на землю плашмя.

— Ты что, охренел?! Жить надоело?! — Граф тормошил меня за плечо, а я по-прежнему стоял на коленях и медленно-медленно возвращался к жизни. Говорить я еще не мог и при желании. Очевидно, он не понимал толком, почему я хотел себя зарезать, вместо того чтобы броситься на нее и погибнуть от заряда дроби. Да, я мог поступить и так, но мне не хотелось подохнуть от ее руки, это было бы менее достойно, да и вообще… Шансов же на то, что я успею добежать до этой суки, прежде чем она выстрелит, практически не было.