Вирус ненависти - Александр Александрович Тамоников Страница 41

— Я знаю, вы не солдаты. Вы ученые вирусологи. Вы не умеет воевать, вас этому не учили. Вас учили другому, но сейчас вы можете только либо продолжить стрелять, либо сдаться. Для вас это выбор между жизнью и смертью. Третьего не дано.

— И что нас ждет? Что это за позорная жизнь, которой вы нас пытаетесь соблазнить! — вспылил профессор, и все сразу уставились на него.

Он пользуется непререкаемым авторитетом среди них, сразу понял Сосновский. Они ждут его решения, его приказа.

— Вас ждет чистая одежда, душ и еда. После окончания войны вас ждет отправка домой в Германию.

— Какая Германия? — потряс автоматом, как будто забыв, что он находится в руках, вдруг воскликнул лысый ученый. — Когда вы придете туда, от Германии не останется и следа. Вы сделаете с Германией то же, что мы сделали с вашими городами. Мы уничтожали вас, а вы придете и в отместку уничтожите нас.

— Послушайте, у вас странное мышление для ученого, — усмехнулся Сосновский. — Не имея подтверждающего материала, не имея результатов исследований, которые можно проанализировать и сделать выводы, вы их делаете. Почему вы думаете, что события будут развиваться линейно? Вы уничтожали, и, значит, и мы будем уничтожать. А другого развития событий вы не допускаете? Например, уничтожение фашизма и создание для немцев, которые не придерживаются идей расового превосходства вашего Гитлера, условий для жизни, развития, восстановления? Вы думаете, что после войны нам нечем будет заняться? Нам есть что восстанавливать. И вы будете строить Германию заново, но без Гитлера. Ведь жили же мы как-то раньше и торговали, и культурный обмен был, и научный…

— Не трогай фюрера! — вдруг взвизгнула молодая женщина и выхватила из кармана пистолет.

Профессор тут же повернулся к ней, схватил за руку и вырвал из пальцев женщины оружие.

— Марта, прекратить! — крикнул он властно, и женщина упала на колени, потом повалилась на землю и, уткнувшись лицом в свои руки, заплакала.

— Ваша охрана перебита, — спокойнее стал говорить Сосновский. — Вы воевать не умеете. Вы окружены. Выхода у вас нет. Выход есть у нас: либо дать вам умереть от голода или жажды в этом подвале, либо уничтожить вас здесь, либо дать вам возможность жить. Если вы добровольно сдадитесь.

В подвале установилась тяжелая тишина. Сосновский понимал, что произойти сейчас может все, что угодно. Прикажет профессор убить его и сражаться до конца и принять смерть, и они так и сделают. Прикажет сложить оружие, и они бросят автоматы. Да, каждый с разным настроением. Кто-то, скрывая радость, что появился шанс остаться в живых, кто-то с горечью, что все потеряно, что рухнули все идеалы и надежды. А профессору придется все это взвалить на свои плечи лидера. Хотя, если он предпочтет смерть, то эта ноша его затруднять будет не долго. Минут десять.

— Вы немец? — наконец, спросил профессор.

— Какая разница, — пожал плечами Сосновский, стараясь втянуть профессора в дискуссию. Это отвлечет его от мыслей о смерти. — Человек рождается там, где ему предписано природой. А вот кем он становится впоследствии — это результат его ума и поступков. У каждой нации есть и свои негодяи, и свои святые. Национальный признак тут ни при чем. Ведь так, профессор Аксель Брайнер?

— Да, в каждой нации есть люди, которые предают, глумятся над святынями и позорят своих предков, — вдруг повысил голос профессор, даже не удивившийся, что русский знает его имя.

Сосновский не успел ответить, уловив изменение настроения у немца. В углу, где сидели женщины, вдруг поднялась одна из них и вышла на свет. Невысокая, стройная, со спортивной фигурой и русыми вьющимися волосами. Чулки на ее ногах были порваны, а подметка одного ботинка перевязана проволокой.

— Пауль, я не сразу вас узнала, — произнесла она, подойдя к Сосновскому и профессору. — А вы? Вы меня узнаете?

— Гретель? — Сосновский почувствовал, как во рту у него от нахлынувшего волнения пересохло. — Вы?

— Что? — нахмурился еще больше профессор, переводя взгляд с женщины на русского парламентера. — Вы знакомы с моей женой? Почему Пауль? Вы немец?

Гретель! Михаил увидел ее и снова вспомнилось теплое лето того года. Он на пляже увидел ее в компании подруг, сидевших под цветным зонтиком. Они ели фрукты и чему-то смеялись. А он тогда в числе энтузиастов участвовал в заплыве на приз какого-то гастрономического чемпионата. И выиграл. Призом был банкет на двоих в лучшем ресторане Берлина. И он пригласил эту девушку. Конечно, влюбленность тут была ни при чем. Михаил получил задание начать операцию по проникновению в среду ученых, завести там информаторов. Уже тогда нацисты очень строго присматривали за всеми зарубежными специалистами, которые появлялись в зоне внимания их научных разработок. Поэтому молодой ловелас и спортсмен Пауль не мог не вызвать подозрений.

Да, были потом и вечерники, и теннис, и новые знакомства благодаря Гретель. Сосновский, выполняя свою работу, все же не переставал восхищаться этой девушкой. Молодой врач, далека от политики, и все же истинная немка во всем. Плоть от плоти немецкой культуры, традиций, самосознания. Но как она впитывала все новое и интересное, как она тянулась к новостям зарубежной науки, культуры, к новым знакомствам. Помнится, она тогда очень хотела побывать в Москве. Гретель очень интересовалась работами Боткина. Но долго длиться этому роману было не суждено. Видимо, кто-то из советских разведчиков добился больших успехов, а группа, в которой работал Сосновский, почему-то попала под подозрение гестапо. И внедрение было приказано свернуть, контакты прервать.

Значит, Гретель вышла замуж за профессора Брайнера. Ну, что же, это объяснимо. Великий ученый, светило! Молодой медик могла быть покорена его обаянием. И вот куда ее привели нацистские теории, вот чем сменилось желание заниматься чистой наукой ради всего человечества. Влияние нацистского ученого оказалось велико для впечатлительной женщины.

— Да, я знаком с Гретель, — ответил Сосновский, глядя в глаза женщины и пытаясь прочитать в них что-то. — С вами мы тоже знакомы, профессор, просто вы меня не помните. А немец я или нет, это ведь не важно. Если вы еще не