Михаил Нестеров - Бешеная стая Страница 42

Эта простая мысль подняла на моей голове волосы. Я начал поиски с конца, когда надо было с начала.

Ключей в замке зажигания не оказалось. Я снял «Шкоду» с передачи и, выбравшись наружу через пассажирскую дверцу, попытался откатить ее от стены. Бесполезно. Что за черт? Он что, поставил машину на ручник? Мне казалось, я потерял целую вечность, снова открывая дверцу машины. Так и есть. Рычаг ручного тормоза был поднят. Я опустил его, выбрался наружу и, упираясь ногами, сумел откатить машину от стены. Канализационный люк был точно под машиной; когда я толкал ее, я наступил на него.

– Виталик! – крикнул я в приоткрытую дверь. – Виталик! У тебя есть монтажная лопатка?

Аннинский кивнул и кинулся к своему «Ниссану». Он действовал согласно моим жестам. Вот он поддел лопаткой крышку люка, а я взялся за его край руками и опрокинул. Чугунная крышка с грохотом упала на асфальт и едва не отдавила Аннинскому ноги.

– Есть фонарик?

Он вручил мне брелок с тройкой светодиодов и со словами:

– Это все, что есть.

Раздался звонок. Я отвечал на него, спускаясь по металлической лестнице и держа фонарик в зубах.

– Это Юрий. Что у тебя? Я уже близко. Буду с минуты на минуту.

– Я нашел колодец, – проговорил я, не разжимая зубов. – Нет, я не открываю его зубами. Просто не мешай мне!

Он и не мог мне помешать: в колодце связь прервалась.

Фонарик излучал тонкий луч света. Его едва хватило для того, чтобы разглядеть внизу воду. Внутри коллектора не чувствовалось зловония; казалось, что вода в нем проточная, однако крышка люка была глухой, а не решетчатой, как на ливневых стоках.

– Зоя!

Сначала по колено, а потом по грудь я погрузился в воду, нащупал ногой дно. Осветил пространство впереди себя. Вода, вода в этом подземном тоннеле с каменным сводом. Ни журчанья, ни капели. Я шел по грудь в воде, боясь только одного – что натолкнусь на тело девушки. Луч фонарика как будто продлевал тоннель, наращивал его, вырывая из темноты очередной ряд кирпичной кладки. И этому не было конца. Я прошел под землей не меньше сорока метров, с каждым шагом теряя надежду, как вдруг увидел впереди Зою. Обессиленная, готовая потерять сознание, она едва удерживалась рукой за металлическую скобу в стене. Я пощадил и ее, и себя – не стал звать по имени, иначе выдал бы свои чувства дрожащим голосом. Я подошел к ней вплотную, а она вдруг отпустила руку и ушла под воду.

– Зоя!

Я нырнул и стал шарить вокруг руками. Я не успел набрать в легкие воздуха, и мне пришлось вынырнуть на поверхность, глубоко вдохнуть и снова погрузиться; заодно я отпустил фонарик, который уже не светил и только мешал мне. Зои нигде не было, как будто ее отнесло течение. Я снова вынырнул и снова погрузился, проплыл пару метров в одну сторону, развернулся, проплыл в другую. Я шарил руками по дну, натыкаясь на мелкие осколки кирпича или щебня, покрытого слоем ила. И поднял такую муть со дна, что почувствовал ее кожей. А дальше мне показалось, что ил забивает мне глотку, что мне не выплыть. Свинцовыми руками я начал загребать воду и вдруг наткнулся на тело девушки. Если бы у меня открылось второе дыхание, я бы скорее захлебнулся. И, сам боясь утонуть, я схватил ее за волосы и потянул наверх. Мне удалось встать на ноги и устоять, и вытолкать Зою на поверхность. Едва ее голова показалась над водой, она с хрипом втянула в себя воздух, закашлялась и судорожно задышала. Я обнял ее. В темноте она забилась в моих руках, отталкивая меня, всхлипывая и протестуя.

– Это я, Зоя, я. Все кончено. Это я, успокойся. – В эту минуту чудесного спасения девушки я боялся назвать свое «апостольское» имя, чтобы она не испугалась его.

Я гладил ее волосы, лицо. Мои пальцы нащупали глубокую рану на ее голове, огромную гематому под глазом, рассеченную губу. В эту минуту я проклинал Блондина, отчетливо представляя, как он бьет Зою и уже бесчувственную бросает в колодец.

Этот путь в сорок метров занял, как мне показалось, много времени, но я был самым счастливым человеком на земле. Я спас любимую и обнимал ее. Я подвел Зою к колодцу и помог ей поставить на ступеньку ногу. Поднял голову, услышав сверху голос Юрия:

– Зоя!

Он принял ее в свои объятия, не замечая никого и ничего вокруг. Что же, он был человеком. Может быть, даже неплохим.

Аннинский помог мне выбраться, и я сделал ему предложение:

– Обнимемся и мы с тобой?

Вместо эпилога

Слепая любовь

…Все было готово к началу большой и непростой работы. Посидев немного в своем кресле, промочив горло минералкой и прислушавшись к фону во дворе моего дома, я подался вперед и включил видеокамеру. Она запечатлела мое крупное, расфокусированное лицо… Заняв удобную позу, я начал длинный рассказ:

– Информация на табло обновилась: самолет авиакомпании «Аэрофлот», совершавший рейс «Москва – Новоград», прибыл в пункт назначения. До этого на электронном щите светилась строка о задержке этого рейса. Допив томатный сок и выбросив бумажный пакетик в урну, я направился к месту выдачи багажа. Я терялся в этой разношерстной толпе туристов, одетый в обычные спортивные брюки, тенниску, с небольшой дорожной сумкой через плечо и цифровым фотоаппаратом на ремешке… Я ждал пассажира только что прибывшего из Москвы самолета. Вот он, отдохнувший за время полуторачасового перелета и тоже особо не выделяющийся среди своего бизнес-класса…

…Я вынул последнюю кассету из видеомагнитофона и несколько минут сидел с закрытыми глазами. Ей-богу, это очень трудно – беседовать с дверным глазком, на который походил объектив видеокамеры.

Я устал. Особенно трудно далась мне концовка дневника. Игорь Болдырев – этот двойной оборотень в погонах – грязное пятно на эмблемах спецназа и полиции. Но хорошо, что такие пятна выводятся кровью. И я разобрался, наконец, почему Блондин в своем дневнике назвал его «ни рыба ни мясо»: Болдырев не был толковым армейским офицером, не стал и нормальным полицейским. Ну а закончил я свой дневник словами героя Яна Флеминга: «Тот, кто заслуживает смерти, умирает той смертью, которую он заслуживает».

Все. Конец.

Но многое осталось за кадром. Меня еще долгое время будет преследовать по ночам расфокусированное лицо Блондина. После жесткого признания генеральской четы он потерял себя или веру в себя, что не суть важно и, как следствие, начал лепить себе имидж. Запутался, конечно, слепил не то, что хотел, потому что не видел четкого образа. Мне до сих пор не дает покоя вопрос: почему Блондин – насильник и убийца, не пожалевший своих приемных родителей, не тронул Катю Смолину? Какие чувства он испытывал к ней? Жалость? Сострадание? А может быть, в ней он нашел то, чего ему никогда не хватало – настоящей любви? Слепой любви? Трудно, трудно сказать.

Мне требовался отдых. Я вынул из кармана мобильник, выбрал из списка номер Непомнящей и нажал на зеленую кнопку.

Один гудок, другой…

Я подумал о том, что пора бросать эту дурацкую привычку. Но как бросить то, что давно въелось в печенки?

Третий, четвертый…

Черт, за прошедший месяц я совсем забыл, что глава префектуры – чиновница до мозга костей и обязательно перезвонит и снова сэкономит мне на исходящем.

Мне пришлось оборвать связь на восьмом гудке. Через минуту раздался ответный звонок, и я услышал недовольный женский голос:

– Что вам от меня еще нужно?

– Здравствуйте, Ирина Александровна!

Сердитая пауза.

– Здравствуйте. Честное слово, я начинаю жалеть о том, что наняла вас однажды.

– Речь пойдет как раз об этом. Я случайно узнал, что ваш муж и его любовница сегодня вечером планируют встретиться. Он позвонил ей…

– Да сколько же это может продолжаться!

Она бросила трубку. И даже не поблагодарила меня.

Я тут же набрал номер Зои и бодрым голосом поздоровался с ней.

– Давно не виделись, Зоя. Встретимся вечерком?

– Сегодня не могу…

– Можешь, – перебил я.

Пауза. Потом она сорвалась на меня:

– Что?! Ты снова позвонил ей?..