Михаил Серегин - Пациент мафии Страница 42

По этой причине я с большой неохотой направился в комнату для посетителей. Пасмурная погода внесла здесь свои коррективы, и даже гордый силуэт горы Фудзи на стене выглядел довольно печально.

Едва я вошел, с кресла быстро поднялся мужчина и, шагнув навстречу, протянул мне руку. Теперь я смог как следует рассмотреть его. На вид ему было лет сорок пять. Интеллигентное внимательное лицо его выглядело сумрачным. Волнистые темные волосы были прихвачены сединой. Он походил на опытного преподавателя вуза, возможно, доцента. Однако пожатие руки железное, как у лесоруба.

– Здравствуйте, доктор! Васильев Александр Федорович! Я отец этого выродка…

Голос у него был негромкий, но очень уверенный и выразительный. Вступительные слова меня немного обескуражили, и я попытался мягко возразить:

– Ну зачем вы так?.. Поверьте, вы не одиноки в своем несчастье. Эта зараза охватывает все большее число молодежи… И не всегда молодой человек виноват на все сто процентов…

– Бросьте, доктор! – с горькой усмешкой сказал Васильев. – Дело обстоит именно так. Не хочу делать хорошую мину при плохой игре. Но суть не в этом. Скажите, он будет жить?

– Полагаю, сейчас он вне опасности, – с готовностью ответил я. – Но эта ситуация будет повторяться и повторяться… Если не попытаться кардинально переломить сложившийся стереотип… Но по этому вопросу вам, конечно, лучше проконсультироваться у психиатра…

– Этого мерзавца уже ничто не изменит, – жестко сказал Васильев. – Я давно с этим смирился. Не хочу попусту сокрушаться и бить себя в грудь. Единственное, что меня волнует, – будет ли он жив сейчас. Моя жена… она не выдержит, понимаете? А я не смогу себе никогда простить… Впрочем, не буду утомлять вас подробностями. У всех свои проблемы.

Я сделал протестующий жест.

– Ну, что вы! Я вас понимаю. Думаю, вы можете успокоить свою супругу. Самое страшное уже позади.

Васильев пристально посмотрел мне в глаза. От его взгляда делалось неуютно. Но в голосе прозвучали благодарность и надежда.

– Значит, я могу ее обнадежить? А как скоро может произойти выписка?

Я замялся и осторожно заметил:

– Вот с выпиской я бы не рекомендовал торопиться. Было бы разумно подержать молодого человека в условиях стационара подольше. Вы не возражаете против курса лечения у хорошего нарколога?

– У вас таковой тоже имеется? – со странной усмешкой спросил Александр Федорович.

Я кивнул.

– И много у него работы? – поинтересовался Васильев.

– Бывает, – уклончиво ответил я. – Конечно, лечение обойдется в круглую сумму…

– А что сейчас не обходится в эту круглую сумму? – скептически произнес Васильев. – Был бы только смысл!

– Ну, если задаться целью, – уверенно начал я. – Желание больного плюс ваша поддержка…

– Моя поддержка! – Васильев презрительно усмехнулся. – Она была нужна раньше. Но я был весь отдан делу. Мне казалось, что преданность своему делу искупает все. Но, видимо, это далеко не так, молодой человек! Судьба наказывает нас за каждый промах. И так наказывает, что ты уже не видишь смысла в своем существовании.

– По-моему, вы сгущаете краски, – сочувственно заметил я.

– Ничуть. Когда вас ненавидит собственная жена, считающая вас виновником всего, когда вас ненавидит сын… И вы отвечаете ему взаимностью… – Васильев махнул рукой. – Впрочем, я опять навязываю вам свои проблемы.

В комнате повисла неловкая пауза.

– Пожалуй, я пойду, – сказал Васильев. – Успокою жену. Вы не возражаете, если я завтра опять загляну?

– Ну что вы! Разумеется. Какие могут быть возражения?

Александр Федорович опять протянул мне руку, и я снова ощутил его железную хватку.

– Очень вам признателен, доктор! – сказал он. – Кстати, я так и не спросил вашего имени. Непростительная оплошность.

Я назвался. Александр Федорович печально улыбнулся.

– Ну, вот и познакомились… – сказал он. – Хотел бы сказать, что надеюсь быть чем-то полезным и вам… Но, думаю, вам вряд ли требуется помощь моего ведомства. Вы живете в насыщенной творческой атмосфере, далекой от наших дрязг…

– А в каком ведомстве вы работаете? – заинтригованно спросил я.

– Я – офицер Федеральной службы безопасности, – ответил Васильев.

Честно говоря, я опешил – не успела в голову мне прийти мысль о спецслужбах, а они уже тут как тут! Иначе как знак судьбы это нельзя было расценить. Поэтому я отбросил всякую осторожность и тут же ляпнул:

– Может быть, вы удивитесь, но именно с вами мне хотелось бы посоветоваться по одному очень непростому делу…

Лицо Васильева неуловимо дрогнуло, но он своим обычным тоном спокойно произнес:

– Вот как? Многозначительное совпадение, вы не находите? Однако готов вас выслушать со всем вниманием.

Я замялся. Мне нужно было подготовиться к разговору, свести концы с концами, продумать все как следует.

– Боюсь, это долгий разговор, – сказал я. – Мне нужно идти к больным. Может быть, договоримся о встрече?

– Тогда давайте завтра, – решительно произнес Васильев. – Ведь мы увидимся утром? В таком случае до завтра! – Он наклонил голову, повернулся и вышел из комнаты.

Я в задумчивости смотрел на японскую гравюру, не видя ее. Я мучительно размышлял о возможных последствиях своего поступка. Что это – выход из тупика или новая западня? На раздумья мне оставалась одна ночь. В любом случае без потерь мне теперь из этого положения не выйти.

Сделалось совсем темно. В любую минуту мог хлынуть дождь. На душе у меня тоже было пасмурно. Как никогда, мне сейчас не хватало рядом Марины, ее спокойного, сочувственного взгляда, осторожной теплой ладони, грудного, чуть иронического голоса. Но впереди была еще целая ночь дежурства – одинокая дождливая ночь…

Тарасыч медленно приходил в себя. Голова еще гудела, и уши были словно заложены ватой, но он мог уже соображать. Очертания предметов выплывали на него со всех сторон, как будто из тумана. Казалось, что он находится на грани яви и сна и никак не может проснуться. Но Тарасыч отнес это на счет препаратов, которыми его напичкали медики.

Он покосился на систему, которая стояла возле его кровати, – капли прозрачного раствора размеренно падали в фильтр капельницы и по тонкой трубке устремлялись вниз, через иглу проникая в вену. У Тарасыча возникло сильнейшее желание выдернуть иглу и расколотить систему – он ненавидел уколы и лекарства. Но через каждые пять минут в палату заходила медсестра, молоденькая, соблазнительно затянутая в тесный белый халатик, однако серьезная и строгая, как часовой. Если бы он повел себя буйно, она неминуемо подняла бы тревогу. Тарасыч решил не торопиться и все как следует обдумать.

Палата, в которую он попал, вызывала у него невольное восхищение. Если бы не эта дурацкая капельница у кровати, можно было считать, что он попал в дорогой отель. Успокаивающий зеленоватый оттенок стен, обтянутых тканью, современная светлая мебель, букет живых цветов на столике, цветной телевизор. Если изловчиться и повернуться на бок, то можно увидеть дверь, ведущую в ванную комнату. Номерок со всеми удобствами. Здесь хорошо оттягиваться с коньячком да с такой вот телкой, которая прячет прелести под белым халатом, подумал Тарасыч. Но, увы, не судьба. Он попал сюда по недоразумению и должен поскорее выбираться. Здесь слишком все на виду.

Сегодня уже приходил мент. Изображая, будто его страшно волнует судьба Тарасыча, пытался выудить у него информацию – кто, за что и так далее. Тарасыч был чист – ни одной судимости на нем не висело, – но он предпочел притвориться тяжелобольным и только лупал глазами, будто ему начисто отшибло память. Мент сочувственно покачал головой, поговорил с врачами и пообещал наведаться еще раз.

На самом деле Тарасычу было сильно плохо, когда его из машины перекинули в реанимацию. Нокаут, что поделаешь! Подставился он, как щенок! Захотел, как говорится, проехаться на халяву, а докторишка этот оказался не так прост. Наверняка в свое время кандидата в мастера заработал. Плюс преимущество в весе. После такого удара хорошо голова не оторвалась и челюсть уцелела, а могло быть гораздо хуже.

Тарасыч пошевелил нижней челюстью – это движение отдалось в голове тупой горячей болью. Он сморщился и шепотом выругался. Ничего! Ему не привыкать к таким переделкам. Он всегда быстро восстанавливался после нокаута – особенность организма.

Тарасыч покосился в окно. Вечерело. Стемнело раньше времени, потому что на улице разгулялась непогода. Вовсю дул ветер, и дубы во дворе отвечали ему сердитым ропотом. Тарасычу стало тоскливо – больше суток прошло, как он взялся пасти врача. Темин наверняка сейчас бесится. Он не простит Тарасычу провала, припомнит все. Он только с виду такой тормозной, но, если его задеть, можно заиметь кучу неприятностей. Хозяин это ясно дал понять.

Но вышло все так глупо, что Тарасыч готов был сейчас сам себе дать по морде. Шпионя за доктором, он никак не ожидал увидеть того в компании с Ракитским. Растерялся и повел себя как последний дурак. Доктор поймал его и выключил из игры. Скорее всего он и поместил его в эту шикарную больницу.