Андрей Таманцев - Рука Москвы Страница 42

— Слишком сложный.

— Вот именно. Слишком сложный. Переусложненный. А чем план сложней, тем больше он зависит от случайностей. Пьяный мудак потерял купчие эсэсовца — и все? Сливаем воду?

— Минутку, — остановил я Голубкова. — Минутку, Константин Дмитриевич. А теперь помолчите вы. Полюбуйтесь Балтикой, а мне нужно подумать.

Под влиянием сильных эмоций голова всегда начинает работать с полной отдачей. Эмоции, которыми зарядили меня разговор с Консулом и рассуждения генерала Голубкова, были очень неслабыми. И голова у меня заработала на полные обороты.

Когда мы минувшим вечером вернулись в гостиницу после безуспешного обследования прибрежных дачных поселков, голодные и злые, как псы после неудачной охоты, Томас рассказал, что он обул своего приятеля Краба на пятьдесят штук «зеленых». Мы как-то не обратили на это внимания. Тем более что рассказал он об этом так, словно его мысли были заняты каким-то другим, гораздо более важным делом. Ну, обул и обул. Ни с чем не связал я и неожиданное возвращение Риты Лоо. О нем сообщил Томас, встретив нас в прихожей и попросив не шуметь, так как Рита спит. Ее возвращение не вызвало у нас никаких положительных эмоцией, потому что из ответа Центра на мой запрос мы уже знали, кто она такая.

По силе ненависти, которую мы испытывали в Чечне к тем, с кем воевали, эти прибалтийские суки из батальона «Белые колготки» стояли рядом с хохлами. Самыми ненавистными были русские, которые продались чеченцам. С ними разговор был короткий. Хохлов иногда доводили до штаба, но не всегда. А к «Белым колготкам» относились как к гадюкам. Они и были как змеи аккуратные, хладнокровные, меткие, как эфы. Чеченцы их ценили, каждую снайпершу страховали не меньше пяти-шести боевиков. Так что попадались они нашим ребятам не часто.

Но когда попадались, их душили их же колготками. Во всяком случае, такие разговоры ходили. Скорее всего желаемое выдавалось за действительное. И при всем моем неприятии таких методов у меня язык не поворачивался кого-нибудь за это осудить. Приехали заработать? Получите расчет.

Как ни странно, но на последнем месте в этой шкале ненависти были сами чеченцы. В конце концов, они воевали за свои дела. Воевали, конечно, по-волчьи, но на войне как на войне. Каждый воюет так, как умеет.

Перспектива общаться с Ритой Лоо как ни в чем не бывало еще какое-то время нас не больно-то умиляла. Но нам с ней не детей крестить. Вернулась и вернулась. Поэтому гораздо больше нас заинтересовало предположение Томаса о том, что Боцмана держат на базе отдыха национал-патриотов.

И только сейчас эти разрозненные события минувшего вечера обнаружили внутреннюю связь. И связь эта была настолько очевидной, что я даже удивился тому, что не просек ее сразу.

Торг с Крабом Томас вел в кабинете. Кабинет прослушивался людьми Янсена. Кто такой Краб, Янсен знал лучше, чем Томас. И он понял, что Краб скорее утопится, чем выложит пятьдесят тысяч долларов без стопроцентной уверенности в том, что получит купчие эсэсовца. Или даже уже получил, а перед Томасом просто валяет ваньку. Торг этот происходил утром. А вечером появляется Рита Лоо, дочь Генриха Вайно, союзника и сообщника Янсена. Откуда у Краба могли появиться купчие, этого я не знал. Но уже был почти уверен, что они появились.

Генерал Голубков не любовался панорамой порта, а с интересом наблюдал за мыслительным процессом, отражавшемся на моем лице. Я сказал:

— У меня такое ощущение, что купчие нашлись.

— Да что ты говоришь? — удивился он. — Какая радость! Где же они нашлись?

Он выслушал мои соображения без всякого почтения и заключил:

— Все равно херня. Нашлись, не нашлись. Сейчас нашлись, а завтра снова потеряются. И все наши планы будут зависеть от этой херни? Нет, Сергей. У нас слишком крупная игра. И в ней нам нужен очень сильный и абсолютно надежный ход.

— Когда вы говорите «нам» — кого вы имеете в виду? — спросил я. — «Наши планы» — чьи планы?

Генерал Голубков ответил не сразу. Сначала он развел руками как бы в знак того, что если я ничего не понял из сказанного, то дальнейшие объяснения бесполезны. Но потом все же решил сделать еще одну попытку.

— Ладно. Давай вернемся к нашему вопросу «зачем». Следи за моей мыслью. Зачем была направлена нота протеста? Зачем с такой поспешностью отзывают посла? Почему Консул, фигура функциональная, не предпринимает ничего, чтобы похороны эсэсовца не состоялись, а делает все, чтобы они состоялись? Улавливаешь логику?

— Пока нет.

— Нет, — повторил он. — Я понимаю, почему ты говоришь «нет». Потому что у нас очень плохо преподают историю. Из рук вон плохо. Я все чаще думаю, что все наши беды происходят от того, что россияне не знают историю своей родины. Этот сценарий, Серега, был обкатан в Прибалтике в сороковом году. Отзывают посла, потом направляют новую ноту. О необходимости строго соблюдать пакт о взаимопомощи. И одновременно, для обеспечения выполнения договора, вводятся войска. Ограниченный контингент. Трудящиеся горячо приветствуют советских воинов и требуют смены правительства. В нашем случае: вводятся миротворческие силы для защиты русскоязычного населения. Трудящиеся горячо приветствуют российских воинов и требуют воссоединения с братской Россией.

— Константин Дмитриевич, вы сами-то понимаете то, что сказали? Это же оккупация!

— Нет, господин Пастухов. Нас вынудили к этому шагу. Против России готовилась крупномасштабная политическая провокация. Мы можем доказать это всему миру..

— Но зачем, зачем?!

— Оторвался ты, Серега, от российской действительности. Иначе бы помнил, что в ноябре будут выборы в Думу, а через год — выборы нового президента России. И если сидеть и ничего не делать, президентом станет Примаков. Или даже Зюганов. И где после этого окажется первый президент России?

— Где?

— В говне. А первые лица из его команды переедут на постоянное место жительство из Кремля в Лефортово. Рейтинг Примакова все время растет, а рейтинг Ельцина падает. Если начнется операция НАТО в Косово, он упадет до нуля. А она, судя по всему, начнется. Так что сейчас самое время разыграть эстонскую карту и основательно подправить свой имидж.

— Это агрессия!

— Агрессия? Какая агрессия? Где ты видишь агрессию? Ввод в Эстонию российский миротворческих сил — вынужденная превентивная мера, направленная на защиту русских в Прибалтике. Их жизней. Их гражданских прав. Их чести и национального достоинства. И только.

— Не верю, — сказал я. — Наши на это не пойдут.

— Мы начали с вопроса «зачем», — напомнил Голубков. — У тебя есть другой ответ? Поделись. С интересом послушаю.

— НАТО этого не допустит.

— НАТО это допустит. У натовских генералов будет достаточно проблем с Косово.

— Все равно не верю.

— Не веришь? Или не хочешь верить?

— Да, не хочу!

— Есть разница.

— Значит, вы считаете, что наши решили воспользоваться планами национал-патриотов и сыграть на опережение?

— Ну-ну, продолжай.

— Тогда, действительно, нужен более сильный ход, чем купчие эсэсовца.

— Вот наши выводы и сошлись, — подтвердил Голубков. — Да, нужен очень сильный и абсолютно надежный ход.

— Какой?

— А вот это и есть самый главный вопрос. Для чего, по-твоему, я тебе все это рассказал?

— Не знаю.

— Потому что ответ на этот вопрос придется искать тебе. Больше некому.

Он помолчал и добавил:

— Без всякой помощи со стороны. Управление выведено из комбинации. Нам приказано прекратить заниматься эстонской темой и отозвать тебя и твою команду. И это еще одно доказательство того, что мои предположения — совсем не фантазия. Все наши наработки переданы в ФСБ. Мы — аналитический центр. Мы свое дело сделали. Я передал тебе приказ немедленно вернуться в Москву, ты его проигнорировал, исходя из корыстных соображений. О чем я и доложу. Так что официально я даже больше не имею права с тобой встречаться.

— А неофициально?

— Имею. С завтрашнего дня я в отпуске. И почему-то решил провести его в Эстонии. Не знаю почему. Хочу отдохнуть от российской действительности. Так тебе, говоришь, не нравится Таллин? Мне тоже. Но, может, это только потому, что мы его толком-то и не видели?

Он вновь погрузился в созерцание панорамы порта, а на самом деле проследил за отражением какой-то фигуры в стекле.

— Надо же, — сообщил он. — Я ошибся. В наружке не четыре человека, а шесть.

— Кто может за вами следить?

— За мной? Не уверен, что следят за мной. За мной — постольку-поскольку. Следят за тобой. И это значит, что ты на самом нерве интриги. Так что делай выводы. И очень внимательно присматривайся к тому, что происходит вокруг тебя. А теперь давай договоримся о схеме связи и разбежимся. На Балтику я уже насмотрелся. На первое время хватит. Перед отъездом посмотрю еще. Если, конечно, отъезду ничего не помешает.