Андрей Таманцев - Точка возврата Страница 43

Мы успели сделать еще один поворот — бак полыхнул, и машина остановилась сама. Переборка, отделявшая кабину от ракетного отсека, мгновенно раскалилась, но выдержала. В клубах черного солярного дыма мы покинули пусковую. Рюкзаки пришлось оставить, взяли только оружие — автоматы и почти бесполезные в горах помповики. Плохо было одно: мы перекрыли дорогу и пусковая Боцмана, догнав нас через считанные секунды, тоже вынуждена была остановиться. Артист, как и мы, выскочил налегке, а у Боцмана за спиной все же болтался рюкзак. Боцман нес взрывчатку. Склон, по которому пролегала дорога, упирался в немыслимую стену из свободно лежащего камня. Оказаться прижатыми к такому препятствию для нас означало смерть. Я махнул рукой вдоль ручья. Это был шанс отхода.

Мы рассеялись между стволами и наддали изо всех сил. До противника было не больше двухсот метров, из-за частых деревьев с этой дистанции стрельба была невозможна, так что вполне реально было оторваться. Но я побаивался, что от устья ручья может подойти вражеское подкрепление. Слева от нас простирался хорошо известный нам каменный склон, открытый и трудный для быстрого передвижения. Рано или поздно нам нужно будет выйти на него, подняться выше и по гребню выйти из зоны Горганов. Там можно будет перевалить через Круглый Явирнык, спуститься с другой стороны и скрыться в лесу. Но нам лучше бы было выйти на склон как можно позже, уже оторвавшись от преследования.

Ущелье петляло, и, где это было возможно, мы срезали повороты. Мы почти бежали, потому что настоящий бег по хаотически наваленным камням в принципе невозможен. Но вот после очередного поворота ущелье раздалось, выпрямилось, над ручьем, который стал шире, появился просвет. Вдалеке на фоне серого камня и серебристой воды я отчетливо увидел камуфляжи. Ущелье оказалось перекрытым снизу. И пришел тот самый неприятный последний момент, когда мы были вынуждены покинуть лесистое ложе горного потока и выйти на голое место.

Хорошо спланированный отход экономит время, бережет здоровье и часто сохраняет жизнь. На планирование у меня было несколько секунд. За Артиста и Боцмана я не переживал — они были профессионалы, умели прикрыть, перебежать под прикрытием товарища и снова прикрыть. Но у меня в команде был пожилой майор, не бывавший под пулями, и такой же необстрелянный Борода. Их-то и надо было сейчас инструктировать.

— Делимся на две группы, — я говорил отрывисто. — Мы трое и Боцман с Артистом. Прикрывающая группа начинает отход только тогда, когда отходящая группа залегла. Вы двое поднимаетесь вместе со мной. Ложитесь вместе со мной. Друг к другу и ко мне не подходите ближе чем на десять метров. В остальном слушаете мои команды. Ясно?

— Так точно! — ответил Борода.

— Есть слушаться команд, — не слишком охотно сказал майор. Но деваться ему было некуда.

У нас была еще пара Запасных минут. Мы рассеялись по склону и начали подъем. Чем выше мы успеем подняться до того, как противник или увидит нас на камнях, или разгадает наш маневр, тем лучше. Мы успели подняться достаточно высоко, чтобы не попасть под прямой огонь. Но вот из-за небольшой каменной гряды высунулись первые камуфлированные фигурки. Боцман с Артистом тут же залегли и согласованным прицельным огнем вполне надежно прикрыли нас. Впрочем, другого я от них и не ожидал. Я отвел свою тройку выше метров на сто и приказал всем залечь. Пока все складывалось удачно. Борода стрелял зло, прицельно. Он упрямо не переводил переключатель огня на стрельбу очередями. Это требовало определенного хладнокровия. Или отчаяния. Пока я не знал, что именно движет Бородой. Майор бил короткими, но тоже прицельно, не из-за камня. Так что и у нас прикрытие для ребят получалось неплохое.

И все же Боцман с Артистом не поднялись высоко — они давали моей тройке, как укомплектованной непрофессионалами, льготные условия отхода. За такое вообще-то награждать положено, но такого права я не имел. Снова перебежав тройкой, мы дали возможность переместиться двойке Боцмана.

И в это время от устья подоспел бандитский кордон. Они вышли цепью из леса и открыли по нам шквальный огонь. Боцман с Артистом вжались в камни, не отойдя от нас и тридцати метров. До каменной насыпи, которая могла бы послужить нам относительным укрытием, было рукой подать, но мы и головы не могли поднять — пули звенели по камням, как молоточки по ксилофону в полковом оркестре.

Организованный отход малым числом при перекрестном огне делался невозможным. Я скомандовал:

— Отходим каждый сам по себе! Три шага — упал, откатился, выстрелил, откатился, снова три шага!

То, что нужно откатываться, я сообщал исключительно для Бороды с майором, мои ребята это знали не хуже меня. Я стрельнул, пробежал, упал, откатился, снова стрельнул. Тут я заметил, что вражеский огонь как будто немного утих. На всякий случай я глянул наверх, нет ли там каких-нибудь сюрпризов. Но оказалось, что дело в майоре — все-таки не послушался ракетчик приказа. Он почти открылся и, не сходя с места, бил то в одну, то в другую сторону длинными очередями. Еще несколько секунд, и у него кончатся патроны в рожке, а пока он будет перезаряжать автомат, его обязательно подстрелят. И даже один раз он все же успеет перезарядиться, на второй перезарядке его пристрелят точно. Я отскочил еще немного вверх, ближе к спасительной гряде, откатился и залег, чтобы прикрыть майора, пока он будет менять магазин. Отходящий Боцман оглянулся на меня, но я махнул ему рукой, и он стал карабкаться выше.

Майор расстрелял магазин и потянулся к подсумку. Я дал очередь вправо, очередь влево и крикнул ему:

— Майор, ты ранен?

— Уходите, тараканы беременные! — заорал майор. — Копаетесь, бл...дь! Я кого здесь прикрываю?!

Он вскинул автомат и застрочил по противнику. Пока он расстреливал еще тридцать патронов, я подобрался почти к самой гряде и снова залег, чтобы он мог перезарядить. Но второй раз перезарядить ему не дали. Пуля попала в голову, сбила лихую наутюженную пилотку с кантом, с которой майор не расставался ни на секунду; майор откинулся навзничь, и я увидел его лицо с черной пробоиной на месте носа. Он еще хрипел какие-то ругательства, но руки уже крючила предсмертная судорога. Не дохрипев последнего слова, он затих.

Я дал еще одну очередь и рванул к гряде, ребята уже добрались до нее и оттуда прикрывали мой подъем. За грядой нам было полегче. Мы рассредоточились цепью и поползли за камешками, приближаясь к склону Круглого Явирныка. Впереди было еще одно открытое место, но небольшое, на одну перебежку. Вчетвером, попеременно друг друга прикрывая, его можно преодолеть с относительно небольшим риском. Первыми должны были идти мы с Бородой, а потом прикрыть Артиста с Боцманом из-за склона горы. Там кончались голые камни, кончались Горганы. Там тоже шел сплошной камень, но он уже был сцеплен грунтом. Там можно было быстро спуститься к лесу, пока противник не займет высоту.

Но и хорошие планы в военное время не всегда сбываются. Я немного обогнал Бороду, стремясь как можно быстрее занять позицию. Тогда нетренированный Борода смог бы подниматься с меньшим риском, его прикрывали бы уже три ствола. Но когда я добрался до безопасного места, Борода ткнулся в камни, разбрызгав кровь. Автомат лязгнул по камням и соскользнул вниз. Убит? В любом случае в этом нужно было убедиться. Еще в войну у разведчиков действовало жесткое, но необходимое в военных условиях правило. К примеру, двое возвращаются с задания. Один ранен, идти не может. Враг идет по пятам. От разведданных, которые есть у группы, зависят жизни сотен, тысяч, а может быть, и десятков тысяч наших солдат. Расчет жестокий, но простой: они стоят дороже жизни одного разведчика. Вывод: раненый должен остаться... Так было, есть и будет при выполнении всех особо важных заданий. Но только не с моей группой. А Борода, хоть и на время, стал членом моей группы. Как и спивающийся майор, застрявший в армии чужой ему страны. Но в смерти майора я был уверен, а Борода вполне мог быть только ранен.

Времени у нас было в обрез — противник медленно, но верно подбирался к нашим позициям. Я крикнул:

— Артист, прикрывай! Боцман, тащи Бороду!

Я прикрывал их с верхней позиции, Артист с нижней. Больше всех рисковал Боцман. Он мог надеяться только на нашу внимательность. Мы должны были охватывать взглядом всю вражескую цепь и бить туда, где намечалось любое, даже еле заметное шевеление. Я сконцентрировал все внимание на левом фланге противника, от нас правом. Артист, не сговариваясь со мной, но чувствуя особенности моей и своей позиций, занялся другим флангом. Наконец Боцман дотащил бесчувственного Бороду до моего укрытия. Даже автомат прихватил попутно, не поленился.

Борода был жив. Боцман подключился к прикрытию, и мы с ним вдвоем дали возможность подняться и Артисту. Артист сменил Боцмана, который занялся Бородой. Вообще-то давно пора было ломить что есть духу вниз по склону. Но пробитый пулей Борода ломить не мог, а оставить его я не считал возможным. Боцман полил его водой, и Борода пришел в чувство. Он был ранен в спину, пуля пробила ему левый бок. Если бы пробила правый, то задела бы печень и мы его уже не откачали бы. А так он, видимо, потерял сознание от шока. Боцман достал перевязочный пакет, быстро и умело наложил тугую повязку, и Борода попробовал встать. Оказалось, он может даже идти. В конце концов, он закинул руку Боцману на шею, и так вдвоем они стали спускаться.