Евгений Сухов - Медвежатник Страница 48

Савелий воткнул в замочную скважину металлический прут и скомандовал:

— Похватали мешки и вниз!

— Савелий Николаевич, — запротестовал робко Васька Хруль, — да столько добра задаром пропадает!

— Ты что, на каторге гнить хочешь?! Вниз!

— Слушаюсь, Савелий Николаевич, — превратился в пострельца громила и послушно стал спускаться в проем, громыхая мешком, набитым драгоценностями.

В дверь ударили чем-то тяжелым. Затем еще раз. Сверху посыпалась штукатурка, забрызгав белой пылью одежду. Помедлив самую малость, Савелий достал из кармана розочку, швырнул ее на пол, после чего поспешил к проему.

Уже открывая входную дверь, Савелий услышал, как наверху с треском распахнулась дверь.

Заноза, в просторном овчинном тулупе и свалявшемся малахае, понукая лошадь, мгновенно подкатил к распахнувшейся двери и спокойно, но требовательно произнес:

— Залезайте, Савелий Николаевич, только без спешки. Чего-то они там зашевелились.

Предупреждение было излишним — Савелий Николаевич небрежно бросил в экипаж саквояж, терпеливо обождал, когда рядом, с мешками в руках, плюхнутся Антон с Василием, и, тронув тростью плечо Занозы, скомандовал:

— Поторапливайся, голубчик. А то твои кони уже застоялись.

— Это я мигом, ваше сиятельство, — подражая извозчикам, протянул Заноза и ударом плетки поторопил лошадок.

Глава 23

Директор департамента полиции был изысканно вежлив. Он старательно подбирал каждое слово и при этом улыбался так мило, будто имел намерение присвоить Аристову внеочередное звание.

— Вы, сударь, как бы это сказать помягче… болван!

Спина Аристова мгновенно взмокла, как будто он в меховой одежонке вошел в натопленную парную. Пот тонкой струйкой стекал со лба, выдавая его волнение.

После подобного оскорбления армейские офицеры или вызывали обидчика на дуэль, или самоотверженно простреливали себе лбы, оставив предварительно лаконичную записку. Аристов в армии не состоял, да и чин имел не маленький — генерал все-таки! — а потому ему ничего более не оставалось, как молча проглотить оскорбление и крутить за спиной фиги.

— В моих возможностях не только содрать с вас погоны, я могу запросто вас отправить в Сибирь обыкновенным жандармом. Ваше единственное развлечение будет заключаться в том, чтобы ходить на сорокаградусный мороз по большой нужде. Что вы мне ответите?

Господин Ракитов сидел во главе большого стола и, колюче прищурившись, посматривал на своего подчиненного. Казалось, так бы и прожег взглядом у своего подчиненного огромную дыру во лбу, но единственное, что ему пока удалось, заставить того обливаться потом.

— Мы его найдем, господин…

— Вы меня не поняли, я говорю сейчас не об этом, — серьезно заметил Ракитов. — А о перспективе ходить по большой нужде на сибирский мороз. По вашей красной физиономии я вижу, что подобная перспектива вас не воодушевляет. Оно и верно. Сибирь, батенька, это вам не Тверская с гуляющими красотками. Человек вы молодой, активный, круг вашего общения чрезвычайно широк. Мне известно, что вы водите дружбу с графинями и княгинями. В Сибири столь радостных плезиров я вам не обещаю. Самое большее, на что вы можете рассчитывать, поцеловать дочь шамана на свирепом холоде. По местным критериям это, знаете ли, тоже весьма высоко. Я бы даже отважился заявить, что это будет высшее светское общество. Вы ведь к нему привыкли, не так ли? Кто знает, перемена места службы вам даже понравится.

Аристов стоял у самого порога не шелохнувшись, он как будто прирос к полу. Его отделял от Ракитова всего лишь стол, но создавалось впечатление, что между ними пролегла дистанция в полтора километра.

— Чего же вы молчите, милейший? — улыбнулся Ракитов.

От этих слов Аристова прошиб холод. Нечто подобное можно испытывать, когда после парной выскакиваешь на стужу.

— Я его обязательно найду-с…

— Вы мне опять не о том говорите, уважаемый Григорий Васильевич. Я вам заявляю, что у вас имеется возможность бросить все свои обязанности и ехать в Сибирь устраивать собственную судьбу. Пойдут, знаете ли, детишки, а это не так уж и плохо. Что вы мне на это ответите?

Григорий Васильевич помнил и лучшие времена в своей карьере, памятным для него было и недавнее расположение господина Ракитова. Но даже в этом случае он не подпускал к себе ближе трех метров, но и у порога не держал.

— Я согласен на все, только чтобы остаться в полиции.

Неожиданно Ракитов смягчился:

— Хм… Все, что я сказал, не пустые угрозы. Надеюсь, этот разговор пойдет вам на пользу. А теперь присаживайтесь. — Подобные перепады в настроении были в духе господина Ракитова. Он как будто бы постоянно пробовал своих подчиненных на крепость, подобно кузнецу, бросающему раскаленную подкову в жбан с водой. После горячей порки он становился на редкость обходительным и любезным. — Расскажите мне, как продвигается дело.

Аристов опустился на самый краешек стула, так что при желании господин Ракитов мог бы его опрокинуть на пол, махнув ладонью.

— Нами установлено, что во всех случаях при ограблении банков орудует одна и та же банда.

— Этого вы мне могли бы и не говорить, — отмахнулся господин Ракитов. — Если это не так, тогда к чему этот спектакль с розами? Кстати, вы не узнали, откуда взялись эти цветочки? Наш медвежатник, представляется мне, большой романтик и весьма изысканная натура.

— Узнали, в Москве их нет даже в Ботаническом саду. Они выведены за границей, предположительно в Голландии или Германии. Но я допускаю, что они могут разводиться садоводом, неплохо знакомым с этим делом.

— Вы отрабатывали этот след?

— Разумеется. Нами были опрошены все самые известные цветочники Москвы и Санкт-Петербурга, но никто из них не знает человека, выращивающего подобные розы. Хотя, как утверждают специалисты, он настоящий профессионал. Скорее всего, он одиночка и не вступает в контакт ни с кем из специалистов. Если это все-таки произойдет, он тут же будет засвечен.

— Именно поэтому он и не выходит, — буркнул Ракитов. — Как только найдете обладателя этого прекрасного букета, так сразу отыщется и наш медвежатник. Что вы имеете еще?

Было заметно, что Ракитов нервничал, а потому без конца теребил лежащий на столе листок бумаги. Аристов опасался, что холеная начальственная ладонь безжалостно сомнет бумагу и запустит ее в лицо своего подчиненного. Тогда конец. А это значит, что впереди его ожидает суровый Туруханск, а то еще что-нибудь похуже. От одной этой мысли у Аристова похолодело внутри, как будто всамделишный мороз сумел пробрать его до самых костей.

— Мы едва не застали преступников в помещении, где должна была размещаться ювелирная лавка. Они ушли буквально перед нами.

Ракитов с интересом поднял голову:

— Обнаружили свидетелей?

— Да. Это дворник в соседнем доме. Он наш осведомитель. Так вот, он утверждает, что грабителей было трое. Один из них франтоватый малый с белой костяной тростью, и, судя по всему, он у них за главного. Дворник утверждал, что в руке он держал саквояж. Двое других одеты поплоше, явно помощники, в руках они держали мешки.

— Может быть, он заметил извозчика, экипаж?

Аристов отрицательно покачал головой:

— Мы его уже спрашивали об этом. Ничего определенного он сказать не сумел. Говорит, самая обычная волосатая рожа.

— Скверно! — объявил директор департамента.

В желудке неприятно заныло. Он так и не сумел сообразить, к какой части разговора относится его реплика. Неожиданно Аристова охватил почти животный ужас: а что, если сказанное относится к нему лично?

— Вы себя хорошо чувствуете на своем месте? — неожиданно поинтересовался Ракитов.

Положение было дрянным: скажи он «да», тогда придется отвечать по всей строгости; если он ответит «нет», тогда возникнет резонный вопрос: с какой такой стати генерал занимает не свое место? Самое разумное в подобной ситуации было промолчать, что Аристов и сделал, слегка пожав плечами.

— Так вот, чтобы у меня не возникало больше сомнений на сей счет, советую вам активизировать свою деятельность. Я сам был молодой… любил женщин. Но все это не должно идти в ущерб основному делу. А молодые вдовушки могут покоротать ноченьку и в одиночестве. — Директор департамента строго посмотрел на Аристова. — Вы меня хорошо поняли, Григорий Васильевич?

— Так точно.

— Вот и отлично. А теперь ступайте, — махнул ладонью Ракитов.

Аристов мгновенно поднялся и, молча поклонившись, вышел.

— Видите, какую неправду рассказывают про уголовную полицию, — с веселым смехом произнес Аристов. — Говорят о том, что у нас здесь избивают, держат в камерах, даже пытают. Вот скажите, милейший человек, — обратился он к заросшему щетиной мужчине лет тридцати пяти с пугливым взглядом, — по правде только, вас тронули хоть пальцем?