Лев Пучков - Тигр в камуфляже («Блокпост») Страница 48

— Глотайте, не стесняйтесь. Это всего лишь обыкновенный нейролептик — для буйных, — пошутил Пульман, пряча глаза от источающего ненависть Иванова взгляда. — Не волнуйтесь — травить вас не в моих интересах…

…Придя в себя, Иван понял, что находится все в том же странном заведении, в той же камере, куда его заключили с самого начала. Мутило. С трудом поднявшись с топчана, он кое-как добрался до входной двери. Привалившись к железяке спиной, помотал головой, пытаясь обрести ясность панорамы. Перед глазами медленно парили мириады белых, медленно исчезающих мошек. Тело — ватное, движения тоже медленные и до чрезвычайности вялые. Отчаянно напрягшись, Иван вдруг вспомнил, что с ним произошло накануне. Вспомнил и разозлился — вяло так, будто вдрызг пьяный мужик, который угодил ногой в ведро с помоями и без посторонней помощи не может оттуда выкарабкаться. Сволочь плешивая! Ну погоди, головастик, придет время, когда в твоем доме будет играть музыка Шопена…

— Эй, кто-нибудь… — Он попытался изобразить командный голос, но ничего не вышло, получился задушенный петушиный всхлип. Тишина… Он начал размеренно стучать кулаком по гулкой двери. Застекленный глазок моментально усугубился нелюбопытным глазом с той стороны — Иван стучать не перестал.

Немного погодя послышались неспешные тяжелые шаги в коридоре. Дверь со скрежетом распахнулась. С той стороны застыли давешние трое мордоворотов с мертвыми глазами.

— А-а-а, зомби, блин… — чему-то обрадовался Иван. — Хочу провести пр… прфф… тьфу! Брифинг хочу провести, мать вашу так! Тема — варварское обращение с российским офицером во вражеских застенках! — И сделал два неверных шага, намереваясь выйти в коридор. Зря сделал. Возможно, по поводу брифинга эти особи были и не в курсе, а вот насчет линии охраны имели вполне конкретное понятие. Едва он оказался в коридоре, один из охранников — тот, что оказался поближе, — неожиданно провел мощный свинг в правую челюсть расслабленного узника.

Иван аккуратно влетел назад в камеру и замертво рухнул на бетонный пол. Теперь перед глазами плавали уже не мошки, а целые сонмы созвездий, причудливо меняя окраску и структуру. А еще — три коротко стриженных головы с мертвыми глазами, которые пристально смотрели на пленника, не проявляя ни малейшего любопытства.

Вставать не хотелось. Проводить брифинг — тоже.

— У-у-ублюдки! — простонал Иван, чувствуя, как закипают слезы — так стало вдруг жаль себя. — А вот я этот ваш публичный дом — под корень… — Но тут же, сообразив, что в настоящий момент сие заманчивое мероприятие неосуществимо, слезно попенял охранникам:

— Да ну, в задницу! Что у вас — совсем мозги атрофировались? Брифинг — это совсем не то, что вы там себе думаете… И кстати, убогие… Передайте своему плешогану, что я хочу с ним пообщаться. Скучно мне чего-то. — Убогие не шевельнулись. Иван счел нужным поправиться:

— Хочу дать вашему шеф важную информацию! Ну?!

Убогие, услышав о гипотетической важной информации, моментально захлопнули дверь и удалились.

За пленником пришли минут через пятнадцать. Наручники и кандалы в этот раз надевать не стали: очевидно плешивый головастик прекрасно знал, какое действие оказывают его хитрые пилюли на человечий организм. Боле того — никто не счел целесообразным надевать на глаз пленника повязку. Ивана этот фактик вовсе не обрадовал, а, скорее, насторожил.

Когда его вывели из подвала, он вяло осмотрелся. П-образное здание в три этажа, довоенной постройки. Окна во всех трех этажах забраны решетками, окрашенными в белый цвет. Просторный двор, аккуратно засаженный зеленью; на ровных, как по линеечке, клумбах — мрачноватые однотонные анютины глазки фиолетового цвета. А вокруг всей этой казенной благодати — высокая, метра три, бетонная стена с колючей проволокой поверху, в три ряда.

Пленника завели за угол дома и по асфальтированной аллейке потащили в глубину то ли сада, то ли парка — Иван не разобрал: непослушная голова моталась в такт быстрым шагам, глаза не успевали фиксировать расплывчатые очертания окружающих предметов. Остановились у широкого приземистого строения, обмазанного известью и на первый взгляд похожего на гараж.

Открыв одну из дверей, охранники затащили Ивана в небольшую комнату, обитую деревянными панелями. Интерьер оставлял желать лучшего: допотопный продавленный диван из кожзаменителя, перед ним — обшарпанный стол — вот, собственно, и все. На стене — дрянная картинка эпохи застоя: то ли колхозник с большим молотком, то ли доярка с тупым огромным серпом — не разобрать. Иван пьяно ухмыльнулся, пытаясь рассмотреть картинку и хотел было уже прокомментировать сюжет, но в этот момент один из охранников нажал невидимую кнопку в стене: фрагмент деревянной панели с тихим жужжанием отъехал в сторону, обнажая чрево освещенной изнутри кабины лифта, куда его немедленно втолкнули. Стена с тихим шипением установилась на место, а кабина плавно ухнула вниз.

— Во, бляди! — восхитился Иван. — Лифт! Ловко устроили, рахиты…

Лифт медленно скользил вниз. По скорости движения можно было определить, что остановился он на небольшой глубине — пара-тройка этажей ниже уровня поверхности. Лифт остановился, дверь тихо отъехала в сторону, пропуская их в длинный, освещенный безжизненными лампами дневного света коридор с низким сводчатым потолком.

Пройдя несколько шагов, конвой остановился перед массивной дверью, обитой войлоком. Дверь распахнулась — Ивана втащили в неожиданно просторное, с высоким потолком, помещение.

Здесь царил идеальный порядок. Стены, пол и потолок были выкрашены в отливающий тусклым блеском белый цвет. По стенам — стеллажи с аппаратурой, стойки с ретортами, колбами, какие-то матовые стеклянные футляры черт знает с чем. Иван подумал, что не шибко-то и удивится, увидев в одном из таких футляров чью-нибудь голову.

Посреди помещения располагалось нечто, напоминающее кресло стоматолога, — Иван сиживал на таком, когда ему выдирали зуб, давно, в школе еще.

При первом же взгляде на эту штуковину Иван почему-то почувствовал, что от нее исходит какая-то опасность. Почувствовал и застопорился в проходе между стеллажами — не пожелал идти дальше.

Двое из охранников ловко подхватили пленника и попытались с ходу усадить в кресло. С первой попытки не получилось: Иван уперся, растопырив руки и ноги и крестообразно застряв на подлокотниках. Его все-таки втиснули, заломав, в объятия кресла, затянули на руках и ногах широкие синтетические ремни, по-видимому специально предназначенные для этих целей.

Пару раз вяло рванувшись, Иван затих. Вскоре откуда-то возник плешивый головастик. Плотоядно улыбаясь, он уселся верхом на небольшой табурет с колесиками и, смешно отталкиваясь ногами, вплотную подъехал к распростертому в кресле пленнику.

— Всем привет, — буднично произнес он. — Предвосхищая ваши вопросы, спешу заверить — больше я вас тиранить не буду. Это последнее испытание, после которого я вас того… эмм… отпущу, короче. Сейчас подойдет один товарищ, мы быстренько вас обработаем — и делу конец.

— А я уж подумал, что вы меня прописали при вашем учреждении. — Криво ухмыльнувшись, Иван хотел было уже выложить этому мерзкому коротышке все, что он о нем думает, разумеется, непечатными оборотами, но передумал. Наткнулся вдруг на настороженный колючий взгляд — взгляд маленького хищного зверя, который сквозь прутья решетки смотрит на посетителя зоопарка и раздумывает: укусить его за руку или взять ненормативное лакомство…

Коротышка сполз с табурета и, пробормотав:

— Сейчас все узнаете, я вам тут кое-что расскажу… — принялся расхаживать перед креслом, поглядывая на часы и собираясь с мыслями.

— Что узнаю? — заорал (вернее, сделал попытку заорать) озверевший Иван. — Опять будете меня пилюлями пичкать? Хотите наркоманом сделать, а потом состряпать крутой репортаж «Российские офицеры — наркоманы!». Скандал в прессе и все такое прочее… Да?

— Вы страдаете манией величия, — презрительно скривился Пульман. — При чем здесь — скандал в прессе? Я вообще на дух не переношу все эти пресс-конференции, брифинги… — При упоминании о брифингах Иван болезненно поморщился. — Нет-нет, сокол мой сизокрылый… У меня в отношении вас совсем другие планы.

Тут он уставился на Ивана, буравя узника своими бусинками, в которых тот с удивлением уловил какой-то сумасшедше-ликующий огонек. Этакую нездоровую искорку…

— Знаете, если объект достаточно интересен мне, я ему, как правило, всегда рассказываю, что его ожидает, — заявил он. — Вот и вам… Вам я тоже расскажу…

— Может, не стоит? — Ивана совсем не воодушевляла перспектива быть посвященным в какие-то каверзы не вполне понятного характера. — Я уж как-нибудь так… пешком постою. Меньше знаешь — лучше спишь.

— Да нет уж — расскажу. — Пульман беспечно отмахнулся от его протеста. — Мне это доставляет какое-то странное удовольствие — даже сам не понимаю, отчего так… Ну, а у вас… У вас просто нет выбора — вы даже уши не в состоянии зажать. Руки заняты.