Сергей Самаров - Особо секретное оружие Страница 49

Эти просчеты успокаивают, но они же и вызывают опасения, потому что тогда задача окажется слишком сложной. Если не удастся завязать бой и притормозить отступление, если не удастся сесть противнику на плечи тяжелым и опасным грузом, потом придется долго искать этот же отряд. А впереди ночь...

Впрочем, в пещерах все равно – ночь ли, день ли...

Но останется ли Талгат в пещерах?..

Облако пыли и дыма, бывшее недавно при взгляде издали таким густым, что через него, кажется, и пробраться-то невозможно, оседает, рассеивается.

Да пыль-то совсем, наверное, уже осела, только дым остался... Чем там эти НУРСы начинены, что столько дыма дают. Ведь не камни же горят и так чадят. Чадит начинка разорвавшихся НУРСов. Наверное, там что-то вроде напалма. С напалмом Сохно столкнулся в лейтенантском возрасте, когда американцы начали применять его во Вьетнаме. И до сих пор с тех времен остался на запястье шрам. Плевок напалма... Потом пришлось отдирать черное смолянистое пятно с руки вместе с кожей. По кусочку, потому что сразу, одним рывком, не отрывалось. Полчаса мучался, но отодрал. Ожог третьей степени, констатировал врач в ханойском госпитале через день, когда группа после выполнения задания была эвакуирована в Ханой.

Вперед... Вперед... Быстрее... В этот дым...

Десяток шагов остался.

И, кажется, не видно стволов, торчащих над крайними камнями. Талгат ушел... Он правильно сделал. Это полностью вписывается в задачу, которую он перед собой поставил. Если не высовывался раньше, значит, продолжает гнуть ту же самую линию. Ему нельзя тянуть за собой «хвост». Ему оторваться необходимо и сделать дело, которое задумал. А он простых дел не задумывает. Что на уме у Талгата в этот раз?.. Мочилов дал ориентир, но не объяснил суть... Не зная сути, работать труднее...

Дым уже за спиной! Все!

Сохно выпрямляется на ровной площадке, расправляет плечи, чтобы дыхание перевести. Только здесь, остановившись, он чувствует, что его дыхательная система тоже к нагрузкам не равнодушна. Но площадку он уже осмотрел. И совершенно правильно определил четыре свежих завала. Вертолетчики потрудились на славу, заменяя собой тружеников целого каменного карьера – навалили здесь столько камней, что хватило бы пятиэтажный дом построить, не то что проходы завалить.

– Разбираем? – спрашивает подполковник-омоновец.

– Отставить... – спокойно командует майор-спецназовец и подправляет микрофон «подснежника», чтобы связаться с Согриным. – «Рапсодия», я «Бандит». Как слышишь?

– Я «Рапсодия». Слушаю тебя...

– Галерея разрушена. Внешняя стена обвалена полностью. Проходы завалены камнями... Два свободны... Заваленные наверняка заминированы. Требуются спецы. Ухожу в свободные проходы двумя группами...

– Понял... Минеры поднимаются первыми с группой «Волги». «Волга», как слышишь?

– Я «Волга». Задачу понял. «Бандит», у тебя ПНВ[39]есть?

– У меня фонарь.

– А у ОМОНа?

– Два фонаря видел...

– Тогда потерпи. Мои парни все с оборудованием... На фонарь могут стрелять... Не иди в проход. Мы быстро...

– «Рапсодия», что скажешь? Время теряем...

– Время – это не жизнь... Ты, как кошка, без фонаря пройдешь, а ОМОН положишь... Жди... Завалы не трогать...

– Запроси помощь... Пусть вторая эскадрилья на противоположный склон выйдет. Там посмотрят, пока не стемнело... Вместо разведчиков. И, если есть группы наготове, пусть их выбросят в соседнюю долину. Пещеры могут иметь сквозные проходы.

– Я уже связался... Шурик рацию сворачивает... Темнеет слишком быстро. Успеют ли добраться? Если не успеют, у Талгата большая фора... Ладно... ОМОН пусть отдыхает... Ждите «Волгу»...

– Тогда я один «погуляю»...

– Разрешаю... Старайся держать связь...

Сохно передает распоряжение полковника командиру ОМОНа.

– У меня парни опытные... – возражает тот. – Можем аккуратно к завалам подступить... Чтобы время не терять...

– Нет. Запрет категоричен. Здесь опыта мало... Здесь умение нужно... Курите пока, хотя здесь и без того накурено... – Сохно осматривается. – Я осмотрю свободные проходы. За мной не соваться. Тем более с фонарями...

– Понял, – качает головой подполковник, потому что вопреки произнесенному слову он ничего не понял. Не понял, как Сохно пойдет один в темноту, если запрещает пользоваться фонарями. – Сам-то этим светить будешь? – кивает на фонарь на поясе у майора.

– Я бы его тебе оставил, да здесь он тебе все равно не нужен. Ну, мне пора...

Не останавливаясь он проходит между омоновцами и ныряет в первый же свободный проход внутрь хребта. Щель узкая, приходится вдвигаться в нее боком, но уже через пару шагов удается развернуть плечи прямо. Вопреки предупреждению, фонарем Сохно пользуется. Сам прислоняется к правой стене и отводит фонарь к левой – это во избежание встречного выстрела на свет. И включает только на секунду-другую. Глаза тренированы для подобных быстротечных просмотров. Коротких мгновений хватает, чтобы разобрать путь впереди. Вернее, не разобрать его, а просто сфотографировать, а потом еще несколько секунд прокручивать увиденное в воспоминании. Пошагово... Участок за участком... Больше всего интересует пол. Там можно поставить мину или устроить растяжку. Да и просто споткнуться о камень так, что есть возможность расшибить себе лоб о каменную стену.

Путь свободен. Тогда – вперед. Остановка в том месте, которое удалось рассмотреть последним. Здесь уже намного шире. Теперь фонарь можно выставить в сторону на вытянутой руке. Так совсем безопасно, если у противника нет ПНВ. Следующий участок... Там, кажется, резкое снижение и крутой поворот коридора...

Свободной рукой Сохно сжимает «стечкина» и держится предплечьем на стене. Предплечье не такое чуткое, как пальцы, но тоже для ощупывания годится. И даже более того, именно предплечьем Сохно определяет, как меняется структура стены. Мелкие камушки начинают осыпаться. Тогда он выпускает из руки фонарь, оставив его болтаться на кожаной петле, и тщательно ощупывает стену. И только потом на секунду подсвечивает себе. Но не в месте ощупывания, а дальше. Так и есть... Каменный монолит кончился. Пошел каменистый грунт... Следовательно, чуть дальше можно ожидать осыпи.

Он доходит до поворота, на углу останавливается и прислушивается. Нет, никаких звуков коридор не доносит. Тогда только светит. И видит в пяти шагах перед собой завал. Теперь уже светит смело, без боязни себя выдать.

Завал мощный, до самого потолка. Вернее, от потолка до пола. Это уже не работа боевиков. Это работа вертолетчиков. Грунт не выдержал сотрясений от взрывов. Осыпался, провалившись, потолок. Завалил проход. Из личного опыта Сохно хорошо знает, какая бесполезная работа – пробивать здесь путь. Будешь выгребать и выгребать каменистую землю, а она будет все сыпаться и сыпаться сверху. И так без конца, пока весь хребет не сроешь. Впрочем, едва ли кто поставит перед собой такую задачу...

Можно возвращаться, чтобы осмотреть второй проход...

Сохно возвращается. Выходит из щели и удивляется, как сильно уже стемнело. Но он без раздумий идет ко второй щели. Она более широкая и округлая. Здесь сразу начинается каменистая почва вместо монолита. И можно предположить, что здесь до завала придется идти не так далеко.

Он и в этом оказывается прав. Два шага в щель, поворот, короткое движение пальцем, нажимающим на кнопку фонаря, и тяжелый вздох, который слышат, наверное, омоновцы, ожидающие снаружи. Завал точно такой же мощный и непроходимый, как в предыдущем коридоре...

Сохно возвращается и вызывает Согрина.

– Я «Бандит». «Рапсодия», хочу тебя слышать...

– Я иду...

– Завалы в обоих проходах... Естественные... Бесполезное дело... Вызывай вертолетчиков. Пусть хоть пару десятков человек на противоположный склон выбросят...

– Я «Рапсодия». Понял... Попробуем...

2

– Вот же, черт!

Выходит, и Тобако не по всей Москве может ездить так, как ему нравится. Бордюр для заезда на тротуар оказывается слишком высоким. «БМВ» слегка ударяется о каменную преграду защитой картера, что заставляет Андрея состроить страшную гримасу и высказать самое сильное из ругательств собственного лексикона. В отличие от своих друзей, он никогда не выражается более основательно, как, например, Доктор или Ангел, за что всегда особо уважаем Пулатом, тоже предпочитающим изысканность речи.

Но долго ругаться причины нет, машина уже на тротуаре и останавливается вплотную к забору. Дым Дымыч выходит через левую дверцу, моментально заскакивает на багажник, с багажника на крышу и легко, чтобы крышу не помять, толкается, запрыгивая на забор рядом со стеной производственного корпуса. Поверху стены провисла ржавая колючая проволока в три неровных ряда, но Сохатый умудряется запрыгнуть так, что становится на широком заборе вплотную к проволоке, почти прислонившись к ней, и держится руками за стену корпуса, телодвижениями достигая равновесия. Потом переносит через проволоку одну ногу, за ней вторую, толкается и в прыжке цепляется одновременно руками и ногами за пожарную лестницу. И только с лестницы быстрым взглядом осматривает двор. Опасности нет, и Дым Дымыч проворно перебирает ступени, взбираясь на крышу. Оттуда еще раз смотрит на двор, приседает, потому что знает, как хорошо различается человеческий силуэт даже на фоне ночного неба, и набирает номер Доктора.