Валерий Горшков - Любой ценой Страница 5

Охотник со всей очевидностью понял, что так некстати повстречавшийся ему в поезде и загоревшийся желанием довести дело до конца старый знакомый сейчас имеет уникальный шанс создать ему действительно серьезные проблемы. Парой седых волос и легким испугом уже не отделаешься. От столь неудачливого служаки, как Береснев – за семь лет так и остался в прежнем звании капитана! – легко не отделаться. Вон как рванул, бык твердолобый, словно пылающий танк «Т-34» на вражеские окопы…

Сидящие рядом пассажиры – молоденький, по юности лет явно не успевший нюхнуть пороха и покормить окопных вшей лейтенантик, две сельского вида бабки с плетеными корзинками и огромный, под два метра, плотно сбитый лохмато-бородатый мужик лет пятидесяти, с брюшком, в потертом костюме, длинном пальто и облепленных комьями грязи кирзовых сапогах в гармошку – все без исключения, кто со страхом, а кто просто с любопытством, наблюдали за развитием ситуации. Задержание сотрудником НКВД переодетого преступника – такое не часто увидишь. Потом будет о чем рассказать знакомым и родным. Впечатлений хватит на месяцы вперед.

– Я не тот, за кого вы меня принимаете, – твердо сказал Ярослав. – И, раз уж на то пошло, готов немедленно доказать это. Но вначале уберите оружие, капитан. Или по крайней мере снимите палец со спускового крючка. Мы не в тире. И уже, к счастью, не на войне. Хотя там вы, судя по всему, даже близко не находились… Давайте разберемся спокойно. Я, как вы верно заметили, убежать все равно не смогу, даже при огромном моем желании. Стрелять же здесь, в вагоне, вы не станете. Перегородки фанерные. Пуля из «ТТ» может запросто пройти навылет и убить случайного человека. Вам ли, опытному офицеру, не знать таких элементарных вещей?

– Не вешай мне лапшу! И не заговаривай зубы! Я… не мог ошибиться! – скривив губы, выдавил Береснев. Слова эти предназначались не столько сохраняющему видимое хладнокровие и отказывающемуся поднять руки Охотнику, сколько самому себе, для придания бодрости духа, и окружающим. – Однако мы будем соблюдать порядок. Для начала, как положено, проверим документы и вещи, а там видно будет… Эй, лейтенант! – продолжая держать «ТТ» под столом, Береснев свободной рукой грубо толкнул сидящего рядом громилу, – и вы тоже, товарищ! Только что я, офицер НКВД, на ваших глазах задержал опасного преступника! Сейчас вы, лейтенант, немедленно доложите об этом коменданту вокзала. Пусть возьмет двух милиционеров для конвоя и бегом сюда. Ты, – Береснев сурово посмотрел на здоровяка, – поможешь мне обыскать этого типа. А вы, кумушки, – капитан перевел пылающий азартом взгляд на оторопело примерзших к сиденью старух, – будете свидетелями. Если попытается оказать сопротивление – значит виноват. Я имею полное право стрелять.

Лейтенантик, оставив в вагоне свой чемодан, без лишних слов бросился выполнять приказ старшего по званию. Здоровяк грузно поднялся, готовый приступить к выполнению возложенных на него Бересневым обязанностей.

– Что ж, – вздохнул Ярослав. – Дело принимает такой серьезный оборот… Я вынужден подчиниться. Но предупреждаю – сейчас вы делаете серьезную ошибку, капитан.

– Встать! Выйти из-за стола! Вещмешок к осмотру! – оскалился Береснев. – Все из карманов – тоже! Ты… как вас там?

– Ловчиновский, Семен Карлович, – представился попутчик. Голос у громилы оказался под стать внешности – тяжелый, внушительный бас. – Не волнуйтесь, гражданин начальник. Я до революции в Летучем отряде служил. Слыхали о таком, надеюсь. Так что обыскивать супостатов научен.

– Отлично. Приступайте!..

Ярослав выдернул из-под головы и бросил на стол тощий вещмешок, извлек из карманов гимнастерки военный билет, деньги, предписание о постановке на учет в военкомат, письмо Шелестова другу и положил рядом с мешком. Затем поднял трость, оперся и, прихрамывая, вышел из-за стола на свободный пятачок между скамейками. Ловчиновский, проявляя намертво заученные когда-то навыки сыскаря, в два счета охлопал его со всех сторон, ничего, разумеется, не нашел. Обернулся к Бересневу и отрицательно покачал головой.

– Чист.

– Следи за ним. Если что – разрешаю применить силу, – распорядился капитан.

– Это мы запросто, гражданин начальник, – хмыкнул мужчина. – Вздумает дурить, так по тыкве приложу, мало не покажется!

Береснев, то и дело бросая на Охотника быстрые, осторожные взгляды, не вставая со скамейки, принялся изучать документы и содержимое вещмешка. Полистав военный билет и предписание, злобно скрипнул зубами, фыркнул:

– Значит, десантник? Ярослав Корнеев? Ну-ну. Хоть бы имя другое придумал, что ли.

– Уж какое есть, – бесцветно бросил Охотник. Держался он на удивление спокойно, как человек, изначально уверенный в своей правоте, не проявляя и малейшей тени настоящего беспокойства, и это поведение задержанного откровенно бесило капитана. Но Береснев не собирался так просто сдаваться. Развязав вещмешок, он вытряхнул его содержимое на стол, разгреб для лучшей наглядности – свидетельницы все должны видеть. В мешке оказалась пара чистого белья – трусы с носками, нательная офицерская рубашка, помазок с бритвой, кусок солдатского мыла, жестяная коробочка с мятным немецким зубным порошком «Зефир», сложенный вчетверо конверт с лежащими в нем двумя красными и одной желтой нашивками, означающими боевые ранения, и объемистый кожаный кисет для махорки. Внутри кисета находилось что-то тяжелое и угловатое, на ощупь мало напоминающее табачную крупу. Береснев развязал тесемки и вытряхнул на стол три поблескивающих серебристо-рубиновыми гранями боевых награды – две медали «За отвагу» и орден Красной Звезды, а также еще одну обтянутую алой материей коробочку. Открыв и увидев ее содержимое, капитан НКВД на секунду потерял дар речи. Медленно положил коробочку обратно на стол, бросил на Ярослава чуть растерянный, заметно подрастерявший первоначальный кураж, блуждающий взгляд. Спросил глухо, пытаясь удержать былую развязную жесткость в голосе:

– Твоя?

– Моя.

– Откуда?

– Оттуда же, что и остальные.

Бывший полицейский сыщик, увидев новенькую звезду Героя, сначала нахмурился, затем тихо откашлялся в кулак и, наконец, произнес, глядя куда-то в сторону грязного окна, мимо глаз Ярослава:

– Прости, капитан. Я думал, ты и впрямь бандит переодетый. Сейчас, после войны, столько всякого сброда в форме по России шастает. Сначала за фронтовиков себя выдает, потом людей грабит… Кто ж знал, что ты – всамделишный?

– Все нормально, Семен Карлович, – примирительно опустил веки Ярослав. – Я вас не виню. Просто товарищ капитан сильно устал за день, вот и померещилось. С кем не бывает.

– Рано извиняетесь, Ловчиновский! Еще ничего не закончилось! – Береснев, разумеется, тут же попытался осадить так поспешно давшего задний ход помощника, но бородач, для которого все стало ясно, вместо ответа только досадливо махнул на капитана рукой, достал из кармана пальто мятую пачку папирос, сунул в зубы бумажную гильзу и направился в сторону тамбура, буркнув напоследок под нос нечто вовсе непечатное. Кому предназначались ругательства – всем присутствующим при инциденте было понятно и без тыкания в грудь указательным пальцем.

– И нас тоже, старых, прости, сынок, – уловив, куда дует ветер, поспешила напомнить о себе одна из старух, тронув Охотника за локоть. Другая, соглашаясь, часто-часто закивала. – И за какие же подвиги тебе столько медалей дали?

Вместо ответа Ярослав только чуть улыбнулся. Дескать, военная тайна.

– Понимаем, ну, нельзя так нельзя! – поспешила закрыть тему старуха. – Как скажешь, милый… Как скажешь… А я вот… Я на всех троих сыновей, кровинушек моих родненьких, похоронки получила. Первую в сорок втором, последнюю – в сорок четвертом, – старушка всхлипнула раз, другой, а потом, закрыв лицо ладонями, неожиданно громко разрыдалась. Вторая, как могла, принялась ее успокаивать, гладя покрытой платком седой голове:

– Ну, Клавдия, будя, милая… Будя… Не время сейчас-то… Домой вертаемся, там и поплачешь-то вдосталь…

– Я могу забрать свои вещи, капитан? – сурово взглянув на помрачневшего Береснева, с нажимом произнес Охотник.

– К наградам, тем более таким, должна прилагаться наградная книжка, – почти не разжимая челюстей, прошипел капитан. Пистолет жег ему ладонь. Береснев уже понял, что утратил инициативу, но убирать оружие не спешил. Оставалась последняя надежда – на убежавшего за подмогой лейтенанта. Береснев, как мог, тянул время.

– Вы обвиняете меня в присвоении чужой награды? Или в ее краже?! – поднял брови Ярослав. – Это уже слишком. Книжка, разумеется, есть. И оформлена на мое имя, по всем правилам. Только вручить ее вместе с наградой, в госпитале, мне не успели. Но со дня на день она обязательно прибудет спецпакетом в центральный военкомат Ленинграда, где я должен ее получить, – чеканя слова, сообщил Охотник. Он уже слышал гулкий топот ног, быстро приближающихся со стороны входа в вагон, и терпеливо ждал второй, решающей части схватки.