Антон Кротков - Африканский штрафбат Страница 54

Наблюдая из-за зарешёченного оконца за этими быстрокрылыми лёгкими созданиями, в секунды взмывающими в лазоревую вышину, Игорь на какое-то время забывался и начинал ощущать радостное чувство полёта. О часах, проведённых за штурвалом самолёта, бывший неудачливый лётчик теперь вспоминал без всякой неприязни, даже с ностальгией.

Отсюда, из тюремной камеры эти городские попрошайки казались Нефёдову-младшему, чуть ли не благородными аристократами свободного полёта – океанскими фрегатами. Голуби были практически единственными живыми существами, навещавшими постояльца камеры-одиночки. Поэтому не удивительно, что обыкновенные сизари стали для не знающего на что употребить избыток времени сидельца объектом живейшего интереса. Кто бы мог подумать, что эти увальни, такие тяжеловесные на земле, великолепно летают, достигая скорости лёгкого самолёта! Некоторые из них обладали достаточной силой и выносливостью, чтобы подниматься на страшную высоту, где атмосфера сильно разрежена, и держались там длительное время. Даже в ясном небе, имея стопроцентное зрение, Игорь терял своих знакомцев из виду в синей глубине неба. И только снижаясь, – на поворотах они блестели едва заметными точками.

Вряд ли какой-нибудь профессиональный орнитолог так интересовался этими крылатыми созданиями, как интересовался ими Игорь. Заслышав знакомое хлопанье крыльев, он тут же вскакивал со своей лежанки, и с жадным восторгом ждал, как мимо окна со свистом промчится желанный гость, примериваясь для посадки, или сразу лихо спикирует с высоты на кирпичный уступ, на который крепостной затворник щедро крошил сквозь решётку половину лепёшки, выдаваемой ему на целый день.

Со временем узник научился узнавать «в лицо» прилетающих к нему гостей, и каждой птице дал прозвище. «Клоун», «Бабник», «Кавалер», «Гладиатор», кокетливая голубка «Жозефина», жизнерадостная и простоватая «Нэлька» – стали его любимцами. Драчливого же наглеца «Штиблета» Игорь просто обожал за артистичный характер и отвагу. Хотя на фоне других самцов «Штиблет» выглядел уродцем: тельце у него было маленькое и какое-то неказистое, оперение не слишком красивого окраса. К тому же «Штиблет» часто появлялся в весьма потрёпанном виде – весь грязный, с пораненным в драке крылом или объеденным кошкой хвостом. Но именно этому прекрасному уроду самые хорошенькие голубки отдавали предпочтение. Даже статный фасонистый «Гладиатор», который был почти вдвое крупнее «Штиблета», и явно превосходил его в силе, не пользовался таким бешеным успехом у дам. За это сизокрылый громила явно недолюбливал конкурента, однако, предпочитал не связывать с задиристым и совершенно бескомпромиссным в драке недомерком.

Однажды на рассвете Игоря разбудил резкий неприятный крик. Взглянув на окно, узник увидел, как там чёрным демоном мечется крупная птица. Разъярив мощные крылья, огромный ворон бил большим крепким клювом не успевшую соскочить с карниза «Нэльку». Прежде чем Игорь успел подоспеть на выручку голубке между нею и чёрным бандитом появился «Штиблет». Это оказалась его последняя битва, хотя в первые секунды неравной схватки отважному бойцу несколько раз удалось увернуться от нацеленного ему в голову острого клюва. Нахохленным серым комочком он налетал на монстра и, ткнув его несколько раз коротким клювом, отскакивал прочь. Но после одной из атак «Штиблет» отскочил недостаточно далеко и проворно, и ворон нанёс ему роковой удар в голову. Всё было кончено…

С этого дня Игорь стал мечтать о мести. Все его помыслы сконцентрировались лишь на этом. Парень распустил носок, и сплёл из ниток петлю. Узник был готов регулярно крошить хоть всю лепёшку на наживку, лишь бы заманить ненавистного убийцу в силки. «Если я сверну гаду шею, то и на волю рано или поздно сумею вырваться!» – загадал Игорь, затеяв таким образом азартную игру с самою Судьбой. Словно игрок оставляющий дань Фортуне за рулёточным столом, узник рассчитывал умилостивить Госпожу Удачу жертвенной кровью проклятой птицы, символизирующей для него беду и смерть.

Ждать пришлось почти неделю. И всё-таки однажды ворон прилетел на дармовое угощение. Он вёл себя по-хозяйски: важно вразвалочку расхаживал по карнизу, гордо поводя головой – демонстрируя свой гордый профиль. И временами неприязненно косился на неподвижно сидящего в глубине камеры человека своим блестящим глазом. Горбоносый кряжистый, посеребренный сединой – он кого-то Нефёдову напоминал. Однажды Игорь понял кого. Своим чеканным почти орлиным профилем, генеральской осанкой, хриплым властным голосом ворон карикатурно походил на пожилого генерала ГРУ Георгия Ивановича Скулова, отца Марины. Здесь в тюрьме у Игоря окончательно открылись глаза на того, кого уже считал вторым отцом. Теперь молодой человек почти не сомневался: это дражайший шеф приложил руку к той беде, которая с ним приключилось. Скорей всего дядя Жёра намеренно подставил его, чтобы расчистить дорогу более желанному кандидату в зятья. Поэтому Игорь так и прозвал ненавистного ворона – «Жёриком».

Теперь каждый день Нефёдов с надеждой ожидал, когда клюющий угощение ворон случайно наступит на спрятанную под кусочками лепёшки петлю, чтобы тут же рывком затянуть её на лапе «Жёрика». Но хитрющая птица обладала дьявольской осторожностью. Прежде, чем сделать шаг, ворон слегка поворачивал голову на бок, внимательно осматривая пространство перед собой, то одним глазом, то другим.

Иногда, горбоносый враг заносил свою лапу прямо над тем местом, где находилась петля! И Игорю уже казалось, что вот теперь-то уж он наверняка попадётся. Но хитрый бес в обличье птицы, казалось, издевался над ним. В самый последний момент он переступал через ловушку. Скорей всего ворон жил на этом свете очень давно, и много чего поведал на своём веку. Возможно даже, он умел читать человеческие мысли…

Однажды в ожидании чёрной бестии узник задремал. Игорю снилось, что на карниз как обычно приземлился «Жёрик». Некоторое время, склонив голову чуть на бок, он смотрит на спящего человека; затем пробирается через решётку и слетает на каменный пол. Осторожно, бочком ворон приближается к притворяющемуся спящим, и вдруг нахально делает попытку клюнуть его в правый глаз. Нефёдов бросается на ненавистную птицу, но та опережает его и возвращается на карниз.

– Я бы на твоём месте не торопился выклёвывать глаза тому, кто ещё жив, – словно человеку, угрожающе объявляет ему Нефёдов. Ворон презрительно смотрит на незадачливого ловца, раскрывает клюв, явно собираясь что-то ему ответить с сарказмом, и вдруг издаёт громкий изумлённо-испуганный «ка-ар!».

Открыв глаза, Игорь не сразу осознал, что происходит. Но вскоре до него дошло, что доселе неуловимый «Жорик» наконец-таки угодил лапой в роковую петлю, и теперь с громкими криками бьётся в решётке окна. Сверху на узника летели перья; завязанная на его запястье сигнальная верёвка от ловчей петли постоянно дёргалась, как леска с пойманной рыбиной на конце. Игорь рванул на себя скрученную из нескольких ниток верёвку, стараясь прижать птицу к решётке, и бросился к окну. Он даже успел схватить рукой край блестящего чёрного крыла. Отчаянно хлопая вторым крылом, сильная птица резко дёрнулась от человека. Самодельный самолов, удерживающий её за ногу, не выдержал и оборвался. Ворон слетел с карниза. Откуда-то из-под стены беспрерывно неслись его громкие сердитые причитания.

У Игоря в руках остался ком пуха и перьев. Чудовищное разочарование хватило молодого человека! Слёзы злости и жалости к себе сами брызнули из глаз. У несчастного было такое чувство, будто ему только что зачитали официальный приговор о пожизненном заключении. Как бы он не пытался уговорить себя, что вся эта история никак не может отразиться на его судьбе, что-то внутри подсказывало, что только что он выпустил из рук свой последний шанс обрести свободу…

Примерно с этого же момента пленного лётчика перестали водить на допросы. О нём словно забыли. Вскоре Игоря перевели в другую камеру, гораздо хуже прежней. Полуподвальное помещение имело крошечное оконце под самым потолком почти на уровне земли. Из этого сырого каменного мешка, куда едва просачивался солнечный свет, его прежнее обиталище показалось узнику не таким уж плохим. Но главное Нефёдов ясно осознал, что отныне заживо похоронен, как тот страшный косматый безумец из похожего склепа под лестницей.

Время как будто остановилось за этими толстыми стенами, сложенными из гигантских валунов. Похоже, узников в тюрьме содержалось немного, или же стены были настолько толстыми, что сквозь них не могли пробиться голоса обитателей соседних камер. Поэтому любой скип открывающейся соседней двери или звук шагов проходящего по коридору надзирателя становился событием. Единственное доступное Игорю удовольствие заключалось в том, чтобы сильно подпрыгнув, ухватиться руками за толстые прутья оконной решётки, немного подтянуться, и жадно вдыхать свежий воздух. Если повезёт, то можно было также поглазеть, пока хватало сил в руках, на ботинки изредка проходящих по тюремному двору людей, рисуя в собственном воображении, как могут выглядеть их обладатели. А какое это было блаженство почувствовать на своём лице солнечный лучик! В тюрьме понятие о роскоши кардинально меняется…