Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть Страница 54

Випол, работавший скрытно, в штатском, намеренно по­падал в полицию, а появления Супичая в форме на любом участке выглядели повседневностью.

Капитан кивнул, давая понять, чтобы Випол спокойно завершал телефонные заботы. Скорее всего, звонил жене в универмаг «Сентрал» и договаривался встретиться в доме свиданий на Петбури-роуд. Такова полицейская жизнь в подполье...

Супичай включил телекамеру слежения за заключенны­ми. Подкрутил зум, приблизил на мониторе лица. Надзира­тель в фуражке и трусах черпаком бросал из ведра липучий рис в протянутые сквозь решетку миски. Капитан почти ощутил удушливый от жары, пота и запаха пресной каши воздух... Знакомых не попадалось.

Випол показал свободной рукой на сложенные листки на столе.

Капитан достал очки. Лейтенант, удачливый в службе, обладал одним недостатком —  писал донесения пространно. В нынешнем сообщал:

«Денежная волна, приближающаяся от Гонконга в пред­дверии передачи этой территории красному правительству в Пекине, невероятна по мощи. В огромные цифры трудно поверить. Но еще невероятнее выглядят имена, которым они принадлежат и с какой деятельностью связаны.

Сбор опиумного сырца производится в этой стране с се­редины декабря до первой недели марта. Урожай крестьян­ского двора обычно от десяти до пятнадцати килограммов. В нынешнем сдают по пятнадцать-восемнадцать. Для себя почти не оставляют. Высокие закупочные цены. Из Гонконга поднапирают свободные деньги, с порога ищущие любого приложения.

Не могу доложить, что цепочка движения опиума на оп­товый и розничный рынки вытянута. Некоторые ее звенья обозначены пока пунктиром, а часть вообще остается скры­той. Допускаю в качестве причины молчание агентуры из страха или в результате подкупа. Из собственного источника мне стало известно, что в Окленде, Калифорния, один таец купил дорогое предприятие. В Лас-Вегасе, Майами, в гости­нице «Дворец Цезаря» другой таец, взявший «люкс» на три дня, внес на случай проигрыша в казино депозит в восемьсот тысяч долларов. Парень проигрался, хотя сам из небогатой бангкокской семьи, принимавшей три недели назад гон­конгских родственников.

Информация об обоих случаях протекла из кругов бангкокских посредников, о которых вам доносил ранее, между оптовиками в этой стране и Америке. В приведенных случа­ях мне удалось проследить связь истраченных в Америке сумм — при переводе их из США к отправителям товара в сингапурские и затем гонконгские банки — с бангкокским отделением «Индо-Австралийского банка». На последний падает существенное подозрение в том, что он играет роль стиральной машины для грязных денег. Мне стало известно, что именно бангкокское отделение «Индо-Австралийского» — источник сумм на покупку в Окленде и депозит в Лас- Вегасе.

Прошу санкции на задержание двух тайцев таможенны­ми властями в Донмыонге или другом пункте въезда при возвращении. Имена обоих назовем таможенникам перед задержанием. Для вашего сведения они будут сообщены ус­тно при личном свидании.

Далее. Выявил, что человек, снимавший в аэропорту Донмыонг из машины марки «ситроен» номерной знак 9F5363 русского пассажира по имени Себастьяни, покидавшего пределы этой страны в направлении Сингапура, является сотрудником компании «Деловые советы и защита», базиру­ющейся на Сингапур. Сфера работы — охрана частных фи­нансовых и информационных интересов.

Далее по этому же случаю. Прикомандированный к моей группе для прохождения вторичной стажировки как не сдав­ший зачета юнкер обратился за разрешением подать жалобу на несправедливость. Поскольку жалоба на вас, юнкер про­сит разрешения обратиться еще выше по начальству.

Юнкер утверждает, что, как явствует из его наблюдений, в номере Себастьяни в гостинице «Амбассадор» коридорный произвел обыск за плату, полученную от того же агента «Де­ловые советы и защита», которого, по вашему мнению, юн­кер прозевал в Донмыонге. Юнкер не оспаривает вашего мнения, но будет жаловаться на отказ принять его расходы, произведенные при выявлении личности (подкуп коридор­ного), по заданию которой производился обыск в номере Себастьяни, поскольку денежный отчет был представлен после вашего решения о переэкзаменовке по практике слеж­ки... »

Капитан сдвинул очки на кончик носа и, подняв высоко брови, поверх оправы посмотрел на лейтенанта.

—  Випол, — сказал Супичай, — расходы юнкера принять. Самого поощрить. Его жалоба обоснованна. Поставить его в известность о моем выводе. Затем...

Повинуясь жесту начальника, лейтенант пододвинул ста­рый аппарат. Капитан набрал номер базы данных централь­ного компьютера полицейского управления на Аютхайя-роуд. Монитор компьютера, соединенного с телефоном, высветил запрос кода для «входа».

—   Отвернись, — приказал Супичай. Ни кода, ни того, что появится на экране, лейтенанту по служебной инструкции знать не полагалось.

Капитан увидел на экране, что «Деловые советы и защи­та», как и «Индо-Австралийский банк», принадлежат одному человеку — Бруно Лябасти, а его сын — проживающий в Бангкоке финансист Жоффруа Лябасти-младший команду­ет в бангкокском отделении банка. Он увидел также, что бангкокское отделение «Индо-Австралийского» расширяет клиентуру за счет людей, подозреваемых в закупке, пере­правке и реализации «товара», а также размещении в Амери­ке грязных денег и последующем возвращении их через «Индо-Австралийский» в Бангкок.

Супичай, введя код для дополнения данных, отстучал на клавишах: «Предположение —  Жоффруа Лябасти-младший, директор бангкокского отделения «Индо-Австралийского банка», — стиральная машина для денег мафии».

Он выключил компьютер.

—   Випол, на это направление запусти юнкера. Более серь­езными силами не влезать. Нам это ни к чему. Я имею в виду состязание с профи из «Деловых советов и защиты» вокруг русского. А в случае чего, если спросят, меры — приняты. Неуспех же мер объясним нерадивостью юнкера. Не сдал же он зачета однажды? Да и склонен к жалобам. Ясно?

—   Ясно, господин капитан.

—    Пусть формирует себе репутацию склочника и неудач­ника... Ссоры с коллегами... Формально после училища лей­тенантское звание не присвоим. Получит штабного сержан­та... Думаю, кому следует, это приметят и предложат обиженному компенсацию. Пусть внедряется. Знать будем ты, он и я. Вот так, Випол.

Капитанское лицо очерствело.

Камера показывала на черно-белом экране телевизора выстроившихся у решетки заключенных, ритмично и в лад разевающих рты.

Супичай вдавил кнопку внутренней связи.

—     Здесь капитан Супичай. Почему заключенные поют, караульный?

Випол ухмыльнулся, заметив, как начальник задергал под столом сверкающим полусапогом на «молнии». Капитан недолюбливал, как он говорил, умников из университетов. Начальником участка Лумпини назначили как раз такого. И по его приказу караульный заставлял заключенных петь, поскольку песни отвлекали от мыслей о предстоящем допро­се и мешали готовить новые порции лжи... Это объяснение капитан теперь и выслушивал.

Впрочем, Виполу это тоже не нравилось. В тюрьму сажа­ют не для спевок.

—    Юнкер приводил детали по обыску, произведенному в номере русского человеком из фирмы «Деловые советы и защита»? — спросил капитан.

—        Юнкер донес, что агент получил от коридорного шпильку, которую подобрала горничная, прибиравшая но­мер. Шпильку для волос. Вещица не стоит внимания, если бы ее потеряла девица доступных достоинств, приведенная из бара. Но в номер приходила женщина-фаранг. Шпилька ее. И вот тогда-то юнкер пришел к выводу, что обнаружил «новость»... А именно, что о шпильке узнал агент «Деловых советов и защиты».

Красная шестиэтажна с балкончиками, безликая, словно тюремный корпус, стояла так, будто готовилась сползти с холма, у подножия которого несся по широкой дуге Патерсон-роуд поток машин. Ворота в низкой ограде раздвину­лись. Открылся знакомый Севастьянову двор, мощенный неровными плитками. Пожухлая травка пробивалась на стыках.

Дом Севастьянов мог бы обойти, не споткнувшись, с за­крытыми глазами, хотя здание поражало нелепостью внут­ренней планировки. Мрачные и гулкие лифты открывались на кухнях жилых квартир. Через них приходилось проби­раться в конторские помещения, лавируя между столами с кастрюльками и чайниками, обходя навечно закрытые же­лезные шкафы неизвестно с чем, опускаясь по лестнице на пол-этажа и снова поднимаясь на эти же пол-этажа через десяток шагов. У некоторых комнат были высокие пороги, другие от дверей начинались ямой. Размещались обычно в доме от десяти до пятнадцати человек, но и они существова­ли в тесноте. Покойный Васильев называл здание, присмот­ренное торгпредством, памятником ослиному глубокомыс­лию. Торгпред, которому, конечно, донесли о замечании, не разговаривал со своим заместителем по финансовым вопро­сам на личные темы полгода... Но, как бы там ни было, и десять лет спустя после того разговора помещение внутри походило на архитектурное оформление многоэтажных стойл. И натаскали в них, судя по тому, что шкафов приба­вилось, еще больше...