Андрей Дышев - Стоять насмерть! Страница 55

Такого обвинения мне никто еще не предъявлял. Локтев был не из тех людей, которые в порыве эмоций могли впасть в истерику или преувеличить действительность до размеров абсурда.

– Что?! – едва слышно прошептал я, не спуская с него глаз. – О чьем несчастье ты говоришь?

– Хотя бы о своем, Кирилл. Мне уже под пятьдесят, большая часть жизни прожита, причем половина ее – на войне. И все эти годы я тянул служебную лямку как проклятый. Я с лейтенантских лет не знал выходных, не позволял себе полноценного отпуска, я как одержимый делал себе карьеру. Где надо было хитрить, сгибаться перед начальством, я высоко поднимал голову и подчеркивал чувство собственного достоинства. Меня обходили по служебной лестнице генеральские сынки, лизоблюды, умеющие громко щелкать каблуками, подносить начальству подарки и преданно заглядывать им в рот. Я думал, что все это временно, что тупицы и болтуны, годами протиравшие штаны в штабах, рано или поздно займут свою, самую низшую, ступень в иерархической лестнице, а офицерские достоинство, честь и благородство будут цениться более всего. Но годы прошли, Кирилл, прошли безвозвратно, и что я вижу? Это шакалье стадо, которое всегда крутилось при львах и подбирало за ними объедки, оказалось у власти. Подонки, отказавшиеся в одно мгновение от своих идеалов и убеждений, предавшие всех, кого можно было предать, чтобы остаться у кормила, взлетели вверх. И меня, добившегося хорошей должности в штабе дивизии вот этими руками, этим лбом, этим горбом, теперь инспектируют холеные уроды, и достаточно одного их поганого рапорта, одного звонка своим хозяевам, чтобы меня уволили из армии, выбросили за борт без квартиры, без права вернуться в Россию, потому что и там я чужой, лишний человек, и меня будут презирать жена, дети, потому что я не смог обеспечить им достойную жизнь, которую они заслуживают.

Он замолчал. Его ноздри еще широко раскрывались, он еще тяжело дышал, словно только что пробежал стометровку. Потянулся за новой сигаретой, задел край стола, на пол полетела тарелка. На звон из кухни выскочил мальчишка с веником и совком, подбежал к нам, быстро сгреб осколки.

Передо мной сидел глубоко несчастный, в мгновение постаревший человек, мужеством и молодецким безрассудством которого я когда-то так восхищался.

– Прошу тебя, – добавил он тише, не глядя мне в глаза, лишь нервно перекатывая в пальцах сигарету. – Не копай здесь ничего. Хочешь служить – служи. Я поставлю тебя на любую должность. Не хочешь – сегодня же расторгнем контракт, и я лично провожу тебя на самолет. Только не копай. Я дослужу, уеду отсюда в Россию – и тогда делай тут что хочешь.

Мне не было его жалко. Этого человека, оказывается, я никогда не знал, и его судьба меня не затрагивала. Он был неприятен мне. Я встал, но Локтев неожиданно сильно схватил меня за руку. Казалось, что он до деталей повторяет те же движения, что и в первую нашу встречу за этим столом.

– Сядь! – громко сказал он своим прежним волевым голосом. – Я все-таки пока еще твой начальник, и хотя бы формально подчиняйся мне.

– Слушаюсь, – ответил я и снова сел.

– Что ты хочешь? – спросил Локтев.

Я понял его вопрос. Полковник предлагал мне сделку.

– Взамен чего? – уточнил я.

– Взамен того, что ты уедешь отсюда.

Я помолчал. Локтев выжидающе смотрел мне в лицо. Шел естественный процесс торга. Услуги, совесть, спокойная жизнь, амбиции, жажда мести переплелись между собой и породили странный симбиоз, ставший товаром.

– Я уеду через три дня, от силы – через пять. Но до этого ты дашь мне пять человек, отправишь на границу и дашь возможность, ни с кем не согласовывая свои действия, заниматься разведкой и поиском. Подчиняться я должен только тебе. И чтобы ни один начальник заставы, ни один ротный, комбат или клерк из штаба дивизии не указывали мне, что можно, а чего нельзя делать.

Локтев полулежал на столе, глядя на желтого верблюда с пачки сигарет.

– Нет, – глухо ответил он, не поднимая головы. – Это невозможно.

– Почему?

– Во-первых, такого подразделения по штатному расписанию не существует.

– Назначь его своим приказом.

– Это бред. Ты требуешь невозможного. Такие полномочия имеет только охранка президента.

– Ты пойдешь на доклад к командиру дивизии. Вот прекрасный случай рассказать ему о контрабанде, о базе по производству героина. И сразу же выдвигай предложение о создании спецгруппы по борьбе с наркобизнесом во главе с Вацурой!

Я сам рассмеялся своему же предложению. Локтев не разделил моего юмора.

– Бред! – повторил он жестче. – Командир дивизии отправит меня в госпиталь, чтобы убедиться, здоров ли я… Ты должен улететь немедленно, ни о каких спецгруппах не может идти и речи.

– Боюсь, мы не договоримся.

– Я тебя уволю.

– Это даже в какой-то степени развяжет мне руки.

– А если посажу? – Локтев слегка приподнял голову и посмотрел на меня исподлобья. Мне трудно было сказать определенно, плохая ли это шутка или хорошая угроза.

– За что посадишь, Володя?

– За то, что добровольно оставил поле боя. Знаешь, как это называется? Дезертирство в условиях войны. Вплоть до расстрела… Ну? Устраивает?

Нет, он уже не шутил. Он открыто угрожал. Пластиковый стаканчик лопнул в моей руке. Локтев лишь на мгновение прикрыл глаза, когда капли пепси-колы попали ему на лицо. Он провел рукой по лбу.

– Мог ли ты предположить тогда, десять лет назад, что у нас состоится такой разговор? – спросил я.

Локтев замер, лицо его исказила судорога боли, словно вдруг дала знать старая рана. Он понял, о чем я ему напоминал. Апрель восемьдесят четвертого, южный спуск с Саланга, где я волочил его с простреленной ногой по обочине, а за нами, чуть ли не обжигая пятки, текла река горящего бензина из пробитого трубопровода. Что бы он ответил мне тогда, если бы я был пророком и сказал ему, что десять лет спустя он будет угрожать мне тюрьмой?

Локтев вдруг застонал, закрыл лицо ладонями.

– Уходи, – сказал он глухо, не опуская рук. – Уходи и сделай так, чтобы мы никогда больше не встречались.

Я уже вышел на шоссе, когда Локтев неожиданно догнал меня. Он улыбался краешком губ, лоб полосовали волны морщин, взгляд блуждал, словно он следил за белкой, перепрыгивающей с ветки на ветку.

– Да, я твой должник, – сказал он как ни в чем не бывало. – А долг, как известно, платежом красен. Во-первых, я хочу, чтобы ты жил долго, а поэтому сегодня же отдам приказ о твоем увольнении. И во-вторых… – Локтев оглянулся и повторил: – И во-вторых. Я предвижу, что увольнение не остановит тебя, и ты все равно потащишься на границу, где стопроцентно поймаешь пулю. И поэтому хочу предостеречь тебя от лишнего и очень рискованного круга… Сырье, путь которого ты хочешь проследить от Пянджа, вывозят из приграничной зоны военными грузовиками с опознавательными знаками узбекского миротворческого подразделения. Ты его не выследишь никогда, потому что к машине тебя близко не подпустят. Наши посты такие машины не останавливают и не проверяют, хотя сигнал уже был… Там взаимная договоренность, и ее лучше не нарушать, потому что завязаны большие деньги и чины… Грузовик идет транзитом через Душанбе куда-то в горы, в сторону Нурека. За самолет я клянусь своей честью, если… если ты, конечно, еще способен мне верить. В Москву увозят все: раннюю клубнику, зелень, овощи, гранат. Ящиками везут, даже контейнерами – каждый московский генерал считает своим долгом килограмм двести-триста продуктов увезти. Но наркотики и оружие пронести на борт невозможно. Голову даю на отсечение. Не трать время, не кидай тень на дивизию. Ищи в другом месте… И последнее.

Он смял в кулаке рукав моей куртки, глядя прямо в глаза.

– Ты должен помнить каждую минуту: раз ты занялся этим делом, то жизнь твоя отныне не стоит ничего.

Глава 10

Время прилета самолета из Москвы я узнал по справочному телефону, хотя звонил туда трижды, и каждый раз мне называли другое время. Самолет летал по особому графику и отправлялся из Домодедова по мере заполнения пассажирами. В третий раз девушка сообщила мне, что самолет только что вылетел из Москвы, и я сразу же поехал в аэропорт, хотя располагал минимум четырьмя часами.

Я велел таксисту развернуться у здания аэропорта и подъехать к контрольному пункту. На летное поле, как я и ожидал, нас не пропустили, хотя я пытался дать дежурному взятку. Таксист пожимал плечами и утверждал, что за свою жизнь не припомнит случая, чтобы к нему обращались с такой просьбой. Война войной, подумал я, рассчитываясь и выходя из машины, а порядок иногда соблюдают.

Потом я долго скучал и дурел от жары, сидя на лавке – единственной, которая была свободной, потому что стояла не в тени, и даже задремал на короткое время. В реальность меня вернул голос дикторши, объявившей о прибытии самолета из Москвы.

Обмахивая лицо газетой, я прогуливался недалеко от контрольного пункта, не выдавая своего любопытства, проводил глазами серебристый микроавтобус «Ниссан», который остановился перед дежурным лишь на мгновение и бесшумно покатил по асфальту к самолету. Я кинулся к стоянке такси.