Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть Страница 56

—   Господин Севастьян?

Контора «Ли и Ли» в васильевские времена в старом зда­нии не охранялась.

—       Соболезнования, соболезнования, — скороговоркой бормотал Ли, усаживая Севастьянова в углу обширного ка­бинета в самой середине дивана. Диван перевезли из преж­него помещения, и казалось, Васильев здесь по-прежнему, лишь вышел на минуту.

Стен не было, между стальных рам шло сплошное стекло, и Севастьянов будто парил над улицей. Внизу на уровне третьего этажа ветер силился раскачать набухший от дождя плакат профсоюзников: «Качественный труд — лучшая жизнь!»

—       Поджидал вашего звонка, поджидал, — приветливо сказал, гнусавя «по-оксфордски» на английском, Ли, у кото­рого поприбавилось старческих веснушек на облысевшем темени. Но узкое лицо с пергаментной кожей и спокойным взглядом выцветших глаз не изменилось.

Севастьянов развел руками. Тронул узелок галстука.

—     Понимаю, теперь вы — один, надо осмотреться. Мне сообщили, что вы вернулись, господин Севастьянов. Рад... Итак?

В складке, идущей от уголка губ к подбородку, у Ли-старшего посверкивала слюна. «Сколько же ему теперь? — поду­мал Севастьянов. — За восемьдесят определенно...»

Ли выпростал из кармана рубашки коробку с радиотеле­фоном и сказал:

—   Мисс Сулачана, советскую папку, пожалуйста... Итак?

Следовало сразу развеять возможное впечатление, что он,

Севастьянов, явился с чьей-то санкции. Иначе, когда потом это станет очевидным, потеря лица и доверия.

—   Мэтр, это — визит вежливости...

Ли смотрел внимательно.

—  Я не имею полномочий квалифицировать свой приход к вам иначе. Пока... в настоящее время... то, что я собираюсь сказать... это даже не предварительная консультация. Я хо­тел, чтобы вы выслушали меня.

Пластиковые шторки на квадратном полированном ящике у дивана раздвинулись. В прозрачной коробке выеха­ла пухлая папка.

—    Не привык к компьютерам, — пробрюзжал адвокат. — Листаю бумаги... Десять минут достаточно?

—   Пять, — сказал Севастьянов.

Все думано-передумано... Он старался говорить медлен­но.

6 мая 1985 года со стороны «Ассошиэйтед мерчант бэнк» заявлена в суде петиция о банкротстве некоего Ли Тео Ленга. Дело подлежит слушанию 8 августа. Как представляется Се­вастьянову, банкротство Ли Тео Ленга явится завершающим шагом по утайке денег, полученных «Ассошиэйтед мерчант бэнк» когда-то от Васильева. Всего восемнадцать миллионов долларов.

Из чего следует такое предположение?

Бросается в глаза, что иск о банкротстве направлен про­тив того, от кого получили деньги. Признание банкротом по суду Ли Тео Ленга открывает возможность для «Ассошиэй­тед мерчант» объявить банкротом и себя. Банкрот-клиент-де разорил до нитки... Таким образом, банковская компания, которой Васильев предоставил кредит, больше не существу­ет!

Ну, хорошо —  обманут Васильев. В деловом мире случай повседневный. Но ведь обманут и закон! Закон обманут в Сингапуре!

Кто выиграл от этого обмана?

Некто Клео Сурапато, яванский китаец, контролирую­щий «Ассошиэйтед мерчант бэнк» Это он намерен заявить, что размещенные им у Ли Тео Ленга кредиты, полученные от Васильева, пропали. И разве он в ответе, что и его «Ассо­шиэйтед мерчант» на том надорвалась? Сам Клео Сурапато заявит, что он теперь просто мертв как делец. Что же взять с мертвого?

—   Только его смерть, — сказал Ли.

—   Смерть?

Адвокат кивнул.

—   Не понимаю, — сказал Севастьянов.

—   Продолжайте, — попросил Ли.

Теперь Севастьянов вступал в опасную зону собственных подозрений.

Ли едва приметно опустил веки, когда услышал предпо­ложение о том, что Ли Тео Ленг — фигура вымышленная.

—     В жизни, — сказал Севастьянов, чувствуя как сохнут губы от напряжения, — это некто Амос Доуви, отбывающий теперь наказание за мошенничество в Гонконге. Никому не придет в голову привлекать его после полной отсидки к от­ветственности опять по вскрывшимся новым обстоятельст­вам, но все-таки старого дела. Разве не похоже все это на грязную игру, затеянную Клео Сурапато и Ли Тео Ленгом, то есть Амосом Доуви с целью утаить от подлинного собст­венника, то есть Васильева или его представителя, восемнад­цать миллионов?

—     С кем вы говорили на этот счет в Бангкоке, господин Севастьянов?

—      Я не вел бесед об этом. Это — деловая тайна. Однако косвенные, дополнительные сведения по высказанной вер­сии пытался получить. Это случилось в ходе встречи с Жоф­фруа Лябасти-младшим из бангкокского отделения «Индо- Австралийского банка» и в отделении «Банка Америки». Дело в том, что оба банка выступают иногда гарантами или по­средниками по сделкам Клео Сурапато на таиландской тер­ритории... Преднамеренное самоубийство «Ассошиэйтед мерчант бэнк» отнюдь не превратит этого яванца или китай­ца в нищего. Совсем наоборот! Он держит значительные средства и в «Индо-Австралийском», и других финансовых предприятиях... Мои догадки... то есть предположения сфор­мировались окончательно, когда я понял это в Бангкоке...

—   Не в Москве? — спросил Ли, разглядывая побелевшие пальцы Севастьянова.

—    Нет, — твердо сказал Севастьянов, — не в Москве... Я хотел бы повторить, мэтр, что просил лишь выслушать меня... не формально. Я понимаю... Ваше время...

—     Вы не вправе обижаться, господин Севастьянов. Па­мять господина Васильева, поверьте, мне дорога. Вопрос диктовался желанием почувствовать, как... как далеко за­шли... э-э-э... подозрения у вашей стороны относительно «Ассошиэйтед мерчант бэнк». Наша репутация, я имею в виду репутацию сингапурского рынка, важна в ваших гла­зах

Ли провел морщинистым, как куриная лапка, пальцем по колонке цифр растущей торговли с СССР на листе, заложен­ном для него пластиковой линейкой Сулачаной в подшивке.

—     Подозрения... сформулированы мною лично, мэтр... Не в Москве.

—    Поэтому, мой молодой друг, вы считаете себя вправе думать, будто я поведу себя как зубной врач, отказывающий­ся помочь без оплаты вперед? Я догадался... У вас нет полно­мочий на эту беседу, а стало быть, и средств для оплаты моих услуг. Не так ли?

Севастьянов кивнул.

—   Мисс Сулачана, — сказал Ли в радиотелефон, — при­несите-ка нам что-нибудь попить, а?

Севастьянов машинально взял со столика статуэтку из­можденного буддистского отшельника. По ребрам святого ползли искусно вырезанные мыши.

—   Пожалуйста, поставьте фигурку на место или отдайте мне, — попросил Ли. — У божка ревматизм.

—   У статуэтки?

Севастьянов в первый раз улыбнулся не из вежливости.

—   Может, и гланды?

—     Не святотатствуйте, молодой человек! Болезненный бог понятливее...

Безотчетное ощущение, что Ли на его стороне, пришло. Оно пришло.

Сулачана поставила на столик поднос с зеленым чаем. Разлила по чашечкам.

—   Не правда ли, — спросил стряпчий, бережно поглажи­вая принятую из рук Севастьянова статуэтку, — целая исто­рия человеческой судьбы, вырезанная из кости?

Севастьянов не знал, что сказать.

Ли осторожно отхлебнул на пробу. Слюна в складке, тя­нувшейся от губ к подбородку, снова блеснула.

—    Обычай китайцев, — сказал адвокат, — да и старые за­коны предполагали, что свидетель на суде обязан лгать и лгать, покрывать своих. Цивилизованный китаец, знаете ли, не понимает пристрастия западных судов заставлять свиде­телей клясться на Библии. Надо быть действительно сума­сшедшим западным варваром, чтобы додуматься до такой нелепицы. И я разделяю эту точку зрения...

—   Мэтр, более чем странную для юриста!

—   Академического юриста... Но ведь с какой стороны посмотреть... И после клятвы лгут. Большинство определенно.

—   Другими словами, вы советуете, мэтр, попытаться ула­дить беспокоящую проблему непосредственно с теми, кто причастен к... к исчезновению восемнадцати миллионов. Скажем, с Клео Сурапато?