Даниил Корецкий - Спасти посольство Страница 58

— Что они хотят?

Тот перевёл:

— У шурави новая форма?

— Ничего нового, у нас всякая есть, — обтекаемо ответил подполковник.

— Да, форма особых отрядов смертников! — перевёл Шаров.

Афганцы напряженно переглянулись:

— А где армия шурави?

— Скоро будет! — ответил Шаров.

— Что они говорят? — спросил Акимов, осматривая территорию аэропорта в бинокль.

— Интересуются, — сказал атташе и усмехнулся. — Я всегда удивлялся, с какой скоростью здесь расходятся новости. Без радио, без телевизора, а все всё знают!

Капитан опустил бинокль и показал рукой на отдалённую стоянку.

— А что у них вон там? — заинтересованно спросил он.

На краю поля стоял «Ан-32» с эмблемой «Красного Креста».

Шаров спросил у охраны:

— Чей там стоит самолёт? — И, выслушав ответ, перевёл: — Медицинский самолёт «Красного Креста». Афганских врачей привезли из Пакистана. Когда начался обстрел, взлетать не рискнули, экипаж вывезли, а самолёт оставили.

— Значит, ничей?! — оживился Акимов и, не зная ни должности, ни звания Шарова, обратился к нему по-свойски. — А ну-ка, давай за мной!

Они сели в автобус и поехали к дальней стоянке. Капитан обошел самолет, внимательно осматривая обшивку. «Ан» оказался совершенно невредимым — ни одной пробоины, даже царапин нет. Залезли внутрь, Акимов прошел в кабину, сел в кресло пилота, включил зажигание, проверил работу приборов:

— Он в порядке, бак наполовину заполнен. На нём и полетим!

— А кто поведёт? — недоверчиво спросил Шаров, внимательно наблюдавший за его действиями.

— Я и поведу, — Акимов покрутил штурвал. — Я ведь когда-то лётное училище закончил. Бери носилки и дуй за всеми, а я пока осмотрюсь потщательней, вникну в обстановку, попривыкну.

— Зачем? Подрули прямо к аэропорту, погрузимся, и дело с концом…

Акимов почесал затылок:

— Видишь ли, это давно было. Боюсь, что разъезжать на этой штуке я не смогу.

— Стоп! — У Шарова округлились глаза. — А как же лететь?

Капитан засмеялся:

— Так лететь же легче, чем ехать! — Он пошарил рукой под сиденьем и обнаружил там навигационные карты. — О! Вот это подарок! Ты не теряй времени, я пока карты проштудирую.

Шаров тоже неожиданно для себя засмеялся и, подхватив носилки, кинулся к автобусу.

Когда он сообщил об открывшемся решении, восприняли его по-разному. Молодые солдаты с восторгом, сотрудники посольства — со сдержанной надеждой, Погосов и Ветров — озабоченно.

— Это что же получается, — нахмурился посол. — Выходит, вы захватили чужой самолет? Самолет международной организации? Какое-то пиратство получается. Охрана откроет огонь — имеет все права…

Он махнул рукой в сторону въездных ворот, где охранники с большим интересом бродили между брошенными машинами и автобусами, открывали двери, заглядывали внутрь… Их было уже десятка два. Еще пятеро поспешно грузили в полугрузовой додж выброшенные парашюты.

— Да, — кивнул Ветров. — Что за самодеятельность разводит Акимов? Такого приказа не было! Лучше дождемся нашего самолета.

— Опять вы со своими приказами! — дерзко вмешался Осинин. — Если бы не вы, мы бы успели погрузиться в третий борт!

— И все бы сгорели! — Ветров обвел рукой сидящих вокруг. — Все, до одного!

Никто не возразил: именно так бы все и было.

— И какого самолета вы ждете? — сбавил тон Осинин.

— Как «какого»? Только что пришла радиограмма — завтра утром пришлют борт…

— Завтра, послезавтра, это, конечно, хорошо, — сказал Шаров. — И ответственность руководителей я понимаю… И международные законы уважаю! Только…

Он обвел всех взглядом, остановившись на раненом старлее. Тот пришел в себя и хотя не вмешивался в разговор, но смотрел весьма выразительно — преодолевая боль и не скрывая надежды.

— Только до завтра надо дожить! — продолжил военный атташе. — Даже до вечера надо дожить! А нас могут в любую минуту перестрелять или заживо на куски порезать… Кто-нибудь бывал «за речкой»? — обратился он к военным.

Прапорщик Сергеев кивнул:

— Это они запросто! И кожу сдерут заживо! Видел я, что они с нашими пленными делали!

Ветров тоже кивнул, но говорить ничего не стал.

— Кто наши самолеты обстреливал? — напористо продолжал Шаров. — Кто на нас напал? Думаю, не один Хекматияр хочет напоследок пролить кровь шурави! Сверху спустят приказ или сами обнаглеют — и все! Вот эти, которые только что улыбались… — Он кивнул в сторону аэродромных охранников, несколько из них направлялись к ним. — Они же и расстреляют нас в спину!

— Ой, Владимир Иванович, миленький, полетели домой! — запричитали женщины. — Раз война идет, не время щепетильность разводить! Ведь и взаправду в любой момент убить могут! А когда за нами прилетят, точно-то и неизвестно!

Посол погрузился в глубокую задумчивость. И все прекрасно понимали: если что — спрашивать будут не с Зины, не с Саши и не с Шарова, а с него — руководителя посольства. И у военных отвечать за любой «прокол» придется не Акимову и не Сергееву, а подполковнику Ветрову. Но здесь и сейчас ответственность имела совершенно другую цену, чем потом в России.

— Ну что вам сделают на родине, Владимир Иванович? — поддержал женщин Шаров. — Выговор объявят? Строгий выговор? За что? За спасение людей? Вряд ли, скорей наградят за смелость и инициативу! А здесь наград точно ждать не стоит… Да и выговоры у моджахедов не в ходу. Вот кожу на ремни нарезать — это пожалуйста…

К ним подошли два аэродромных стражника.

— Раз шурави улетают, машины им больше не нужны? — спросил высокий афганец, положив руки на висящий на шее автомат.

Второй, пониже, внимательно слушал.

Шаров быстро осмотрел обоих.

— Можем сделать обмен. Мы забираем этот самолет, а вы — машины. Договорились?

— Договорились, — быстро ответил высокий.

Он явно обрадовался. Его товарищ улыбался, кивал и нараспев повторял:

— Бакшиш, бакшиш… Хороший бакшиш!

— Только есть условие! — сказал Шаров. — Очистите полосу от осколков. Возьмите две машины, между ними бросьте на тросах доску или бревно и прокатитесь по ВПП!

— Сделаем, шурави! Мы же друзья! — белозубо улыбнулся высокий и пожал руку Шарову.

Потом афганцы пожали руки послу, Ветрову и всем находящимся в радиусе доступности мужчинам, после чего радостно удалились.

— Ну и что это значит? — спросил Погосов.

— Мы договорились, охрана стрелять не будет, — объяснил Шаров. — Заключена сделка: мы забираем самолет, они — оставленные машины…

— Вы что, уполномочены распоряжаться имуществом иностранных посольств? — прищурился Погосов. — А эти афганцы распоряжаются имуществом «Красного Креста»?

— Неважно! Главное, формальности соблюдены. Поехали…

— Поехали, Владимир Иванович! Мы домой хотим! — в один голос заныли женщины. — И этого мальчика надо спасать!

«Ил-76», второй борт. Высота 6000 метров

Долгое время полет проходил в молчании. Экипаж постепенно приходил в себя от пережитого напряжения.

— Вы почувствовали что-нибудь? — неожиданно спросил Копытин, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Что именно, Анатолий Захарович? — не понял Голубев.

— Ну, на взлете…

— Конечно, почувствовали! Еще бы! Думали, все, конец!

— Ну, а потом что?

— А потом вы форсаж дали и взлетели!

Второй пилот был явно удивлен вопросами. И еще больше удивился бы, если бы услышал про поддержавшую самолет огромную руку. И другие ребята бы удивились, и командиры… Только психиатров такими рассказами не удивишь, наоборот — заинтересуешь. Однако интересные собеседники психиатров не могут служить в военной авиации. Да и в гражданской тоже… Поэтому лучше держать язык за зубами…

— А разве я с самого начала форсаж не включал? — задал Копытин вопрос, переводящий разговор в плоскость обычного рабочего обсуждения сложного взлета.

— Да я, честно говоря, подробностей не помню. Не до того было под обстрелом-то… — Голубев помолчал. И вдруг спросил: — Командир, а как садиться будем?

— Как взлетели, так и сядем, — уверенно ответил Копытин. И приказал: — Беру управление на себя!

До аэродрома Какайды оставалось десять километров. Копытин связался с диспетчером, доложил обстановку:

— Борт перегружен, скаты колес пробиты, диски, возможно, деформированы…

— Ждите дополнительных указаний, — ответил диспетчер.

А через несколько минут на связь вышел командир полка Старков:

— Пройди над полосой и заходи на второй круг! Мы осмотрим шасси…

«Осматривай, не осматривай, а садиться все равно придется! — подумал Копытин. — В воздухе же не повиснешь, даже если все колеса отвалились…»