Николай Иванов - Чистильщики Страница 6

— Это я о своем, о девичьем, — шуткой отделался майор. И вырвал спину из удобного, убаюкивающего положения — впереди пахота, а не блаженство воспоминаний. Тем более, что трасса еле втискивалась в узкую аллею могучих дубов, по стволам которых, словно разметка, шли белые полосы. Через каждые десять — пятнадцать метров на деревьях или висели венки, или были прибиты небольшие крестики, напоминая о дорожных трагедиях, и хозяйственник пояснил, увидев взгляд майора:

— «Солдаты Гитлера». Дубы посажены еще в немецкие времена, а убивают наших людей до сих пор.

Водитель после этих слов чуть сбавил скорость, но, как выяснилось, не из-за страха перед подсыхающей после дождя дорогой, а у очередной развилки. Череда обернулся:

— Есть предложение поселиться в Зеленоградске, там наш санаторий. Все прекрасно, кроме хозяйки.

— А что она?

— Белоруска. Стратегическая ошибка Гитлера в том, что он пошел на Россию через Белоруссию. Знай он характер тамошних женщин, от своей затеи отказался бы на первоначальном этапе.

— Мне с ней детей не крестить, — равнодушно пожал плечами Штурмин.

— И то правда. В «Нерингу», — отдал Череда команду водителю.

Хозяйку санатория Штурмин узнал по голосу из-за двери, хотя и плотно прикрытой. Отчетливо выговаривая каждое слово, она доказывала кому-то по телефону:

— Поймите, я не хочу ехать учиться ни в Сочи, ни в Туапсе. Ничего особо нового я там не увижу… Да, представьте себе, хочу в Швейцарию, мне интересен их опыт обслуживания… А почему у нас должно быть кое-как? Не согласна. Если брать — то лучшее. Нет, Вячеслав Васильевич, это если вы будете нас зажимать, мы уйдем всем санаторием в НАТО.

— Видите? — тихо спросил Череда, указав на дверь. И хотя Штурмин кивнул, соглашаясь с характеристикой хозяйки санатория, озабоченно вздохнул: — А вы говорите… Татьяна Сергеевна, принимай гостей.

«Неужели и вправду изверг?» — с сожалением подумал Олег, увидев вставшую из-за стола миловидную женщину.

— Он уже сказал вам, что я самый нехороший человек во всей Калининградской области? — с ходу раскусила она мужчин. И когда Штурмин попытался растерянно возразить, успокоила: — Это потому, что я требую у него машину для санатория. А плафоны? Нет, вы посмотрите, в какое убожество он одел наше электричество! И это называется — идет ремонт. В номерах хрустальные люстры должны висеть, товарищ Череда, раз человек едет к нам отдыхать.

— Я — работать, — все же сумел возразить Штурмин. — Мне как-то все равно.

— А не должно быть все равно! Что мы, в штрафном батальоне служим? Сережа, — повернулась она всем корпусом к хозяйственнику, упрямо тряхнула русыми волосами, — при людях говорю: я от своего не отступлю. Пусть приезжающие и скромничают, но несколько номеров чтобы сделали двухъярусными, с каминами. И только тогда я смогу временно простить это… эти… эту… — посмотрела вверх на больничные плафоны.

— Если бы не гость, вовек бы не попался тебе на глаза, — вздохнул Череда. — Ты лучше накорми нас.

Это напоминание оказалось единственным аргументом, сдержавшим дальнейший натиск Татьяны Сергеевны. Она вернулась к телефонам, запросила кухню. Улыбнулась:

— Вас ждут. Извините, что я вместо «здравствуйте» навалилась со своими проблемами. Это все он и ваша Москва, — она посмотрела на карту, занявшую, словно в Генштабе, полстены. — Единственное оправдание — что у вас у самих нет денег. Я же знаю. Устраивайтесь и приятного аппетита.

— А у вас здесь, случаем, нет стоматолога? — наудачу поинтересовался Олег. Пульсирование в челюсти особо не угнетало, но и не давало забыть о зубной боли окончательно.

— Сережа, ты — в столовую, а мы через пять минут спустимся. — Забрав Штурмина, Татьяна Сергеевна за рукав повела его, упирающегося, в конец коридора. Перед дверью врача дала передохнуть, успокоила: — Знаю, что страшно, — все мужчины боятся лечить зубы.

Молоденькая стоматолог, от скуки глядевшая в окно, с таким рвением и воодушевлением влезла в рот Олегу, будто от вылеченного зуба зависел размер ее зарплаты. Поковырялась, повздыхала и вынесла вердикт:

— Рвать. Дальше хуже будет — началось нагноение.

Ясно, тянула еще и на премию.

— Рвать, — развела руками та и, отработанным движением нажав на плечо, остановила попытку Олега вырваться из кресла и решить свою судьбу самому: — Хорошо, не сейчас, сначала пообедаем. — И совсем уж изуверски добавила: — Спасибо скажете не мне, а Кате. Пойдемте кушать.

Олег скрежетнул оставшимися здоровыми зубами: пожелала приятного аппетита! Хорошо, что промолчал про жмущие туфли: с такой решительностью персонала ампутация ног была бы обеспечена. Может быть, даже и по швейцарской методике. Или где там белоруска перенимала опыт?

За столом, в знак солидарности с Чередой, сел рядом, оставив Татьяну Сергеевну одну напротив. Но зуб тем не менее не спас. Хотя и он предал самым паскудным образом: вылезал со своими проблемами так, что казалось, будто весь Олег состоит из одного его, а тут, почуяв угрозу, притих, замер среди всех остальных здоровых собратьев.

— Если пробудете здесь больше, чем пять дней, можно успеть сделать и протез. Ну что, начнем? — мило улыбнулась Катя, лишь только Татьяна Сергеевна бдительно довела его до теперь уже знакомого кресла.

Откуда у стоматологов столько оптимизма? Неужели они не знают, сколько народа их проклинает и ненавидит?

Олег прикрыл глаза: делайте что хотите. Все равно сегодня никаким розыском он заниматься не станет. Ляжет, отоспится, сходит к морю, тем более что на Балтике впервые. Посмотрит волны, подумает о… О чем хочется подумать? Естественно, о Зое. О будущей встрече.

Нет-нет, только не это. Олег даже открыл глаза. Буквально на днях он остановился в переходе метро около парня-гадальщика, протянул руку. Тот долго копался в книгах, чертил таблички, сверял даты, рассматривал линии через лупу с подсветкой. Когда сказал, что рядом с судьбой идет линия опасности, но не врожденная, а приобретенная из-за работы, Олег поверил ему. И разрешил предсказывать дальше. А тот спокойно сообщил, на каком году жизни ожидать потерю близкого человека, скорее всего мамы, когда самого подкосит болезнь, какой срок станет критическим для жизни.

Все бы ничего, но носить эти знания в душе оказалось так тяжело, что большего груза ответственности на своих плечах он не испытывал. Думал, гадание забудется, сотрется, ан нет, не получается. Можно даже сказать, что теперь идет если не программирование будущего, то ожидание предсказанного. Знать же его, оказывается, значительно тяжелее, чем вспоминать прошлое.

Вернула к действительности Катя, достаточно легко и без особой боли лишившая его зуба:

— Сегодня никуда не надо бы вам ехать. Полежите, отдохните.

С тем и уснул. На ужин разбудили, но идти отказался, улегся теперь уже на ночь. Пожалел, окутываясь в дрему, что не сходил к морю, но леность оказалась сильнее. А снилась ему радуга, девочка, в которой угадывалась Зоя, ни разу не виденное Балтийское море и камин в двухъярусном номере…

Впрочем, знай заранее Штурмин всю историю, с которой ему невольно пришлось соприкоснуться, может, снились бы ему иные сны. Но это потом, через какое-то время он попытается восстановить всю хронологию розыскных событий, и закапываться ему придется ни много ни мало, а в самый конец XIX века, канун русско-японской войны.

Глава 4

— Ваше Высокопревосходительство, полковник Генерального штаба Осколков…

— Проходите, Григорий Афанасьевич. Здравствуйте. Рад видеть вас в здравии. Садитесь, будьте любезны.

— Спасибо.

— Не стану темнить и отнимать как ваше, так и свое время. Есть предложение — назначить вас настоятелем монастыря.

— Надеюсь, женского?

— Увы.

— Это не шутка, Ваше Высокопревосходительство?

— Отнюдь. И речь снова идет о разведке, мой друг. Ваша предыдущая миссия в Америку под видом лечения душевной травмы от неразделенной любви принесла огромную пользу Отечеству, так же как посещение Иерусалима. Говорят, преуспели вы знатно на Святой земле и в написании икон.

— Сам в себе этого дара не знал.

— Нынешняя задача окажется близка последним вашим увлечениям: необходима конспирация под монахов. Согласие Святейшего Синода на строительство монастыря в Приморье получено. Вам утвержден сан иеромонаха отца Алексия.

— Знатно… Зона внимания, естественно, Китай и Япония?

— Да.

— Время на размышление?

— Но разве вы откажетесь?

— Я офицер, Ваше Высокопревосходительство. И служу Царю и Отечеству. Их воле и интересам.

— Спасибо, Григорий Афанасьевич. Иного, собственно говоря, не ждал. Я ведь знаю о вас еще как об офицере артиллерии в Севастопольском сражении, где вы обнаружили полную отвагу. Сейчас же нам в кратчайшие сроки необходимо поставить на должный уровень разведку в Приморье и на всем Дальнем Востоке. И отныне нести этот крест вам.