Боги Севера - Дмитрий Анатолиевич Емельянов Страница 60

На таком расстоянии ментальная мощь магистра теряла энергию и, подпитываясь сознанием его ученицы, текла из ее глаз невидимой парализующей волной. Реальный мир перестал существовать для Зары, в этот миг она жила на грани между светом и тьмой, между жизнью и смертью. Для нее сейчас не было человеческих тел, ущелья, камней — лишь размытые призрачные контуры. Пространство и время перестало существовать, открывая ей картину того, что здесь произошло.

Аврелий Марон не чувствовал свое тело, а словно видел со стороны, как оно, спотыкаясь, движется в сторону Василия и как собственная рука, повинуясь чьей-то злой воле, ложится на рукоять кинжала. Он видел непонимающие, перепуганные глаза наследника, когда клинок вылетел из ножен, слышал свой безмолвный крик ужаса — и ничего не мог поделать. Его тело собиралось убить наследником престола, и нож, занесенный его рукой, уже блеснул на солнце.

«Убей его!» — покатился ментальный приказ из глаз Зары, но на полпути вдруг рассеялся, а в ее сознании прозвучал голос магистра: «Не сегодня! Этот день не сегодня!»

Рука с занесенным ножом замерла в воздухе над потрясенным Василием, не понимающим, что происходит. Его друг, его ближайший помощник и поверенный в самых тайных делах вдруг свихнулся и хочет его убить! Глаза наследника встретились с глазами Аврелия, и ни нашли в них ни капли разума. Полное безумие исходило от его бывшего друга, и он не выдержал. Зажатый в руке кинжал дернулся, нанося первый удар, и мокрая от крови сталь вошла в тело Аврелия Марона. Пытаясь заглушить собственный страх, Василий бил снова и снова, а затем, оттолкнув падающее тело, попятился. Его обезумевший взгляд заметался от странного подростка к лежащему Иоанну и обратно, не находя ответов на раздирающие мозг вопросы. Со стороны выхода из ущелья, оттуда, где должны были стоять Домиции, приближался еще один чужак, и немой крик: «Кто эти люди⁈» — сменялся отчаянным страхом: «Господи, я убил Аврелия!»

Лу́ка видел, что произошло, но не стал задаваться бесполезными сейчас вопросами. На его глазах наследник престола зарезал своего человека и, по всей видимости, еще кого-то, но с этим пусть разбираются другие — его волновало только, что с цезарем? К тому времени, когда он подбежал к лежащему Иоанну, тот уже открыл глаза и непонимающе уставился в небо. Зара ощупывала его руки и ноги, следя за реакцией, и на вопрос Велия молча помотала головой — цел, переломов нет. Лу́ка облегченно выдохнул и улыбнулся.

— Все, цезарь, вы меня убедили — охота вам категорически противопоказана!

Иоанн тоже улыбнулся в ответ. Он уже пришел в себя, и хоть в голове еще шумело, а во всех членах чувствовалась слабость до дрожи, в целом все было неплохо. В памяти начала всплывать картина последних событий, и, содрогнувшись, он нашел взглядом бледное лицо Василия. «Как ты мог? Зачем? Ведь он же твой брат!» На эти безмолвные вопросы глаза наследника ответили лишь ненавистью, затаенным страхом и отчаянием.

«В нем нет ни капли раскаяния, — ужаснулся Иоанн, — он такой же зверь, как и его отец!» От этого мгновенного понимания стало еще хуже, и, затмевая все остальное, в голове вспыхнул пугающий вопрос: «Что дальше? Что делать с этим багрянородным убийцей?»

Не находя ответов, он вскинул взгляд на Велия, но тот тоже пребывал в замешательстве. Мозг комита лихорадочно искал выход из создавшейся, предельно опасной для них ситуации.

«Если решат выгородить наследника, то крайними обязательно сделают нас. Лучше всего было бы, — взгляд уперся в кинжал Аврелия лежащий рядом с телом, — докончить дело и убраться отсюда по-тихому, но я оставил в живых двух свидетелей…»

Велий повернулся в сторону выхода из ущелья, и, словно снимая тяжелый груз с его совести, оттуда показалась группа всадников. Присмотревшись, он различил логофета империи во главе и своих недавних противников рядом с ним.

— Вот дерьмо! — Выругавшись в голос, Лу́ка увидел, как те обрадованно стали тыкать в его сторону.

— Вот он! Вот этот человек, что напал на нас!

Варсаний слышал вопли Домициев, но ему было не до них: его взгляд замер на неподвижно застывшем теле. Такому человеку, как Сцинарион, не надо было ничего рассказывать — ему достаточно было лишь увидеть стоящего с окровавленным ножом Василия и лежащего рядом Михаила, чтобы все понять. Зная паскудную натуру наследника престола, он ожидал чего-нибудь подобного и совсем недавно недвусмысленно намекнул Зое, чтобы сейчас они никаких интриг не затевали, а все разборки отложили до лучших времен. В паре Зоя и Василий, августа несомненно была лидером и автором всех замыслов, поэтому Варсаний понадеялся, что этого будет достаточно. Сейчас он видел, что нет, и это был его промах, очень болезненный промах, ведь он обещал императору если не помирить детей, то хотя бы притушить открытую вражду.

— Вот же идиот, — процедил сквозь зубы логофет имперской канцелярии и, обернувшись к комиту гвардейской схолы, отрывисто бросил:

— Всех под охраной доставить ко мне в шатер.

Вопросительный взгляд опытного воина молча потребовал уточнения относительно Василия, и Варсания неожиданно для самого себя раздраженно рявкнул:

— Я сказал всех, и наследника престола тоже! — Он ожег взглядом притихших Домициев и с каким-то мстительным удовлетворением добавил: — Этих двоих «красавцев» не забудьте!

Глава 13

Константин смотрел на сына невидящим взглядом, и, может быть, впервые в жизни вместо спасительного гнева в душе росла лишь холодная, душная пустота. Перепуганные глаза Василия не вызывали ни жалости, ни ярости, а в голове навязчиво крутилась и крутилась страшная фраза: «Было у него два сына, а не осталось ни одного».

Наконец с какой-то безнадежной усталостью он выдавил из себя:

— Как ты мог? Ведь он же твой брат!

Вздрогнув, Василий залопотал в ответ, захлебываясь собственными словами:

— Это не я, отец! Поверь, это не я! Это Иоанн, он же совсем дикий, набросился на Михаила из-за ничего!

Даже если бы Варсаний не описал ему всю картину, Константин все равно бы не поверил. Он знал обоих своих сыновей и знал все, что Василий сейчас скажет, все его глупые оправдания — нелепые, придуманные на ходу. «Ни разу в жизни, — подумал император, глядя в расширенные от страха глаза сына,