Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть Страница 64

Накоплений на счете значилось 623 миллиона 872 тыся­чи долларов.

Формальности заняли около двух часов.

После этого Бруно составил второе заявление с просьбой сохранить прежний номерной счет и код допуска.

С нового, только что открытого на его, Бруно Лябасти, имя он перевел 182 миллиона 458 тысяч на прежний счет. Его дневной заработок составил, таким образом, 441 милли­он 414 тысяч.

Подумав, он переменил на новом счете и имя — на Амоса Доуви. Только он, Бруно, знал код, с которым некий Амос Доуви мог распоряжаться сотнями миллионов. Или не Амос Доуви, знающий код.

Если воротилы Круга держали информатора внутри швейцарского банка в Берне, донос придет на Амоса Доуви, а про этого Амоса все знали, что он — фигура Клео Сурапато, поскольку «Мосберт холдинге» зависит от «Ассошиэйтед мерчант бэнк», и — наоборот.

Возвращался Бруно из Берна через Лондон. Самолетом британской авиакомпании прилетел в Джорджтаун на остро­ве Пенанг в Малайзии, поскольку в столице, Куала-Лумпуре, мог оказаться на глазах людей «Бамбукового сада». Из гос­тиницы «Шангри-ла» позвонил в Сингапур и поболтал с Клео о пустяках, сказав, что оказался на Пенанге, увязав­шись за «леди четырех сезонов», и возвращается вечером.

Деньги на старый номерной счет в Берне шли, как и раньше, через «Индо-Австралийский банк» и дальше через Италию и Триест. На новый номерной счет — в конвертах «Индо-Австралийского банка», но другим каналом. Тем са­мым, который выявил Титто в Триесте.

Клео Сурапато невидящими глазами смотрел на кора­бельные огни и проблески бакенов в порту с двадцатого этажа «Герцог-отеля».

Завершение подлинной историю Амоса Доуви — Ли Тео

Ленга ему рассказано. С перерывом на телефонный разговор с Рутером, доложившим о завершении какой-то операции.

Дракой менял не только кожу. Тело и душу.

—     Откуда взялась записка через травника от капитана Сы? Зачем это делалось? — спросил Клео.

—    Шутка Крота, друг, — сказал Бруно. — Крот хотел вы­рвать у тебя состояние... Его отец Нго знал от Фэня, После­полуденного Фэня, сына капитана Сы, историю каравана с золотом... Тогда и началась сегодняшняя трагедия.

—   Для Крота, для меня — да... Триумф для тебя. Ты всех убрал, Бруно, с дороги... Но есть люди...

Радиотелефон подал сигнал вызова.

Бруно снял трубку с коробки и протянул Клео.

—   Тебя.

Из машины, в которой его везли из аэропорта Чанги, Крот, шепелявя и сбиваясь, сказал:

—   С интервалами в пятнадцать минут убиты двадцать два держателя синих фонарей «Бамбукового сада». Убиты одина­ково — пуля в основание черепа. Дай сигнал, Клео, собрать оставшихся в живых для переговоров с представителями нападающей стороны. На обычном месте...

—    Нас предали! — зло крикнул ему Клео.

—   Бруно? — спросил Крот.

Бруно вытянул трубку из руки бывшего компаньона и положил на аппарат.

—   Хочешь что-нибудь выпить, Клео?

—    Ты — Иуда... Я жалею, что не велел прикончить тебя тогда у канала У Кэй... Жалею! И жалею, что не могу сделать это сейчас! Жалею!

Он сел на корточки у подоконника, опустил лицо в ладо­ни.

Бруно полистал записную книжку, чтобы вспомнить на­стоящее имя Крота, которого везли в «Герцог». Найти не успел. В прихожей донесся обрывок мелодии из песенки «Обезьянка в хвойном лесу». Он вдавил кнопку радиосвязи и услышал условное:

—    По графику.

Бруно вдавил другую кнопку, открывая замок на дверях.

Крота приходилось нести под руки. Подвернутые ступни волочились по ковру. Из-за упадка сил.

Бруно проконсультировался с записью в книжке.

—                       Так, значит... высокочтимый и любезный господин э... э... Ийпибул? Он же Крот? Здравствуйте... Мне много и всегда с похвалой говорил о вас сын как о старшем бухгалтере бангкокского отделения моего «Индо-Австралийского банка». Вы с исключительным рвением исполняли вашу долж­ность...

Крот осваивался с обстановкой. Присутствие Клео, скор­чившегося у окна, свидетельствовало, что его самого не убь­ют, по крайней мере, сразу. Он растопыривал и шевелил крючковатые пальцы с ревматическими шишками на суста­вах.

Бруно удивлялся стойкости китайцев, владевших гневом и страхом в таких обстоятельствах.

—    Я жалею, Бруно, что не заявил на Круге о подсунутой тобой фальшивке, липовом балансе нашего счета в Берне, — с расстановкой произнес Крот.

Это не имело теперь значения. Но и опозоренный, он не желал умирать, оставаясь в глазах земляка, Клео Сурапато, дураком.

—   У меня было ощущение, что ты знал, — сказал Бруно.

—   Я подумывал тебя убить...

—   Что же тянул?

Крот покосился на Клео.

—     Так что же, а? — напомнил Бруно. — Или жадность мешала? Полагал, что я полностью в твоих ревматических лапах и, таким образом, все, что наворую у Круга, достанется потом тебе одному... Клео, ты слышишь? С помощью После­полуденного Фэня, достойного сынка капитана Сы, он бы проглотил сначала добытое твоим отцом и тобой, а потом принялся за меня!

—    Миллионы в Берне и твоя поганая жизнь были слиш­ком связаны, чтобы сразу разрубить или развязать этот узел, — сказал Крот.

Этим он вернул себе «лицо» в глазах Клео.

Бруно понял. Унизить китайцев в глазах друг друга не удавалось.

—    Здесь две спальни, — сказал он. — Около десяти вечера вас отвезут на Круг... Опустевшие за минувшую ночь кресла не будут вакантными. Другие лица появятся. Лица моих людей. Ничего не изменилось...

—    Кроме твоего положения, — сказал Клео новому главе «Нуган Ханг бэнк» и полновластному хозяину Сети. Бывше­му легионеру, кричавшему от отчаяния возле канала У Кэй, в помоях которого предстояло бы утонуть, не сдержи Клео слова. Бывшей марионетке, жену которого, пожелай Клео воспользоваться этим, он уложил бы в постель отца Крота ради выгоды, теперь напрасно упущенной. Бывшему нище­му французу — или кто там он от рождения? — и новоявлен­ному вершителю судеб двух землячеств соотечественников из «Бамбукового сада».

—   Я хочу позвонить сыну, — попросил Клео.

Бруно кивнул охранникам.

—   Сынок, — сказал Клео в трубку радиотелефона, — пере­дай матери, что я заночую у своего друга Бруно Лябасти... Да, она права... самое безопасное место для меня сейчас в горо­де... Кто приходил?

Бруно схватил параллельный отвод. Полный молодой энергии голос Лин Вэя звучал в трубке:

—    Отец, приходил мой друг, бакалавр Ван Та. Он сказал, что ты распорядился передать ему деревянную скульптуру, позолоченный кулак... ну тот, который ты приобрел недавно. Вроде бы ты подарил этот бесценный предмет главе юриди­ческой конторы «Ли и Ли».

—   Бакалавр унес предмет?

—   Я позволил. Люди все известные и уважаемые.

—    Ты поступил правильно, сынок. Почтительные изви­нения маме за отсутствие. Надеюсь, она снисходительно простит...

—   Ну, какие церемонии.

Лин Вэй разъединился первым.

—   Что там с этим кулаком? — спросил Бруно.

—     Не знаю, — ответил Клео. — Не мое это теперь дело... хозяин.

Бруно кивнул охранникам, развалившимся в креслах с плюшевой обивкой. Оба были европейцами, новозеландца­ми. Оружие держали в спортивных сумках.

—     Закажите сандвичи, коку, кофе... и так далее... Поднос примите у посыльного в дверях...

—   Это ясно, сэр.

—      Покормите и тех... Я через пятнадцать минут буду в помещении 8-Эй. Оповещать каждые сорок минут...

Джефри Пиватски взглянул на часы в деревянной резной коробке, дорогие и старинные, привезенные из Гонконга. Мягкое пощелкивание и равномерное покачивание маятни­ка в виде морской розы ветров благотворно влияло, заверял доктор, на состояние Ольги. Часы висели в кухне над холо­дильником.