Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть Страница 65

До встречи с Бруно время еще оставалось.

Когда Ольга отходила от «настроений», ее первым побуж­дением было устремиться на кухню, чтобы сготовить что- нибудь мужу. Наблюдая, как она движется возле плиты, от­крывает холодильник, идет к посудомойке, разрывает пакет, берет чайник, он ощущал себя так, будто наблюдает собст­венное отражение в зеркале. Повадка, походка, выражение на лице копировали его, Джефри. А жили-то вместе едва деся­ток лет...

На экране телевизора мелькали странные герои сериала «Охотники за головами». Звук Джефри вырубил. Ольга не любила звуков в квартире, хотя ей нравилось мелькание, как она говорила, глупых сцен и особенно глупых потасовок или объятий. От этого убирались из комнат привидения...

Под шипение яичницы на сковородке Джефри перечиты­вал вслух рассказ, написанный Ольгой. Богатый русский генерал, любовник императрицы и одновременно ее фрей­лины, а также партнер по содомским утехам императора, выращивал в Сибири ананасы. Оранжерея обеспечивалась теплом от электромотора, приводившегося в движение ска­чущими по кругу породистыми лошадьми. Генерал затеивал международные интриги и конфликты с единственной целью заполучить доступ в Аравию, откуда доставлялись чистокровные скакуны.

Джефри подумал, что люди незаурядные становятся час­то рабами какой-нибудь страсти, и, если эта страсть по об­щим понятиям ненормальна, родственники или близкие принимаются бороться с выявившейся незаурядностью. За­валивают возможный талант, который скорее всего просто несвоевремен. И только. И борьба эта часть повседневной рутины — поисков денег, должностей, популярности и бли­зости к могущественным мира сего. Изощрение в обыден­ности — стремление к рекордам в общепринятом, самые первые оказываются самыми скучными...

Он вздохнул от никчемности собственных рассуждений.

—     Посмотри-ка с этого края окна, — сказала Ольга. — Какая огромная чистая луна!

—     Наступило полнолуние, Ольга, — сказал Джефри — бывший пилот занудным голосом. — Сегодня солнце, луна и наша земля оказались на одной линии. На морях большая приливная волна...

—   Да? Почему?

Он насторожился. Тональность в голосе жены едва при­метно упала. «Настроение» отпускало.

—   Притяжения луны и солнца складываются...

—  В такие дни, дорогой, приходит какое-то пробуждение от вялости... Ну, знаешь, будто откачали водяную толщу надо мной, сквозь которую слушала и смотрела... А? Ты понима­ешь?

Джефри обнял ее, и они постояли так несколько минут.

Он вдруг почувствовал, что она понимает. Поняла, что с ней происходит иногда. Свои «настроения». Вот именно сей­час и в первый раз на его памяти. Он испугался, что это бесценное понимание расплескается. Ничего ведь дороже его не было.

—   Джеф, — сказала она. — Я знаю, как ты любишь меня.

Больше ему ничего и не было нужно. Ничего больше.

—   Мне придется уйти ненадолго. К Бруно. Он назначил в три ночи, этот гангстер.

—    Серьезное опять? Конечно, иди... Не волнуйся, я буду спать. Я знаю.

4

Лифт в гулком в предутренний час вестибюле «Банка четырех океанов» вызывал угрюмый охранник в коричневой форме. Закинув будто за пистолетом руку на бедро, где на ремне висел радиотелефон, он трижды надавил кнопку пре­дупреждения.

Увидев отражение своего мятого лица в зеркале кабины, Джефри подумал, что пора бросать сложившуюся привычку работать по найму. В армии. У Клео. У Бруно. Предчувствие, что Ольга пойдет на поправку, распрямляло. Он мог бы те­перь и рисковать, не опасаясь, что на какое-то время поста­вит жену в затруднительные материальные обстоятельства. Черт бы их всех побрал!

Ему показалось, что из-за двери, в которую он собирался постучать, донесся приглушенный стон. Несколько секунд прислушивался. Нет, почудилось...

Открыл Бруно, на котором даже ночью сорочка остава­лась безукоризненно свежей. Вместо галстука шейный пла­ток в горошек. Глаза словно замороженные. В глубине поме­щения 8-Эй светился монитор компьютера, над которым торчала клешня пюпитра с бумагами.

Ответив на кивок, Бруно вернулся к компьютеру и раз­вернул подставку так, чтобы скрыть текст на листках. Сел в вертящееся кресло.

—    Крах, Джеф?

—   Ты имеешь в виду прорыв Фрица Доэла, Бруно?

—    Ну да!

—- Фриц Доэл во время встречи во Франкфурте обратился с просьбой принять его к нам... Неизвестно еще, что ценнее— установка Эс-ди-ай, репутацию которой он угробил, или сам этот парень. Что же до его ареста, это ненадолго... Если согла­сишься, дам ему телекс. Можно в тюрьму... Ха-ха! Могу представить физиономии колбасников с их инструкциями! Теперь... Эс-ди-ай, которую я купил, не станет потерей. Доул-то будет у нас. Лишь бы обойти осложнения при получе­нии для него загранпаспорта... Но, думаю, ему удастся. У меня впечатление, что парень — из армейской разведки... К нам хочет, чтобы совершенствоваться дальше. Казармы и штабы — не исследовательский институт...

—   Скажи-ка, Джеф...

В голосе руководителя всемогущей фирмы «Деловые со­веты и защита» звучало нечто неслыханное. Почти сердеч­ность. Уж не Бруно ли стонал действительно? И звери ране­ные воют...

Бруно молчал, вероятно, подбирая слова.

Джефри не дождался продолжения.

—      Скажу... Зачем ты все это ворочаешь, Бруно? Денег мало? Власти? Ты сожрал Нугана, сожрал Клео, кого-то до­жевываешь сейчас, видно. Зачем?

Спинка кресла на специальных шарнирах пошла назад под откинувшимся Бруно, который теперь полулежал, как у дантиста. Длинноватые седые усы, шрам на крутом подбо­родке и резко очерченные губы в полумраке помещения 8-Эй превращали его в расхожий образ киномексиканца, но без пистолетов, хотя и они, наверное, где-нибудь имелись, мо­жет, в ящике стола под компьютером.

—   Ты наблюдателен, — сказал Бруно.

Прежде чем впустить Джефри, он погасил на экране пор­трет Барбары.

—  Как ты, Джеф, отнесешься к передаче в твои руки ком­пании «Деловые советы и защита»? В полное распоряжение... Это — самостоятельность.

—  У меня нет денег купить всю махину, Бруно. Тебе ведь известно... За последние сутки это уже второе предложение...

—   Второе? Какое же первое?

—    От старины Нугана... Стать директором «Нуган Хэнг бэнк».

—   Я бы согласился.

—   На моем месте?

—   Нет, не в этом смысле... На твое назначение.

Джефри помолчал. Усмехнулся пришедшей догадке.

—   Уходишь, Бруно?

Тишина стояла такая, что оба слышали легкий, напоми­навший гудение трансформаторов шум включенного мони­тора компьютера.

—   Думал об уходе совсем...

—   О самоубийстве? Теперь?

—   Чтобы не было завтра...

—   Что же такое должно случиться завтра?

—А вот что... А вот что... И не завтра, а уже сегодня, Джеф! Рассвет скоро... Сюда доставят Крота, Клео и еще восемь человек. Вся орава, включая меня, называется Круг, который властвует над «Бамбуковым садом». И я выложу им предло­жение, от которого они лишатся дара речи. Потому что никто из них никогда ничем, кроме вымогательства, не занимался. Им до того непривычно отдавать свое... Однако их жизни в моих руках, они пойдут на все, лишь бы оставили им немно­го...

—   Откуда же их привезут, Бруно?

—  С чрезвычайного заседания Круга, на который налетит полиция с облавой... Пресса после этой операции загрохочет во все пустые ведра, какие найдутся. Потребуют слушания в парламентской комиссии, а то и в парламенте... Те воротилы «Бамбукового сада», которые еще в недосягаемости, не собе­рутся с силами и через полсотни лет, чтобы отнять назад у меня или моего сына то, что я забираю у них сегодня. Понял, Джеф?

—  И никогда-никогда не появятся в этом городе никакие бамбуковые, дубовые, сосновые, пальмовые братья! И дру­гие вымогатели! И жулики! Биржевые! Компьютерные! И прочие! Их больше не будет...

—- Как и нас с тобой! — сказал Бруно со смехом.

Они долго хохотали.

В полдень Рутер Батуйгас, переодетый в полицейскую форму, включил в помещении 8-Эй экран телевизора. Дик­тор представил Барбару Чунг.