Иван Сербин - Сделка Страница 72

— Верно, — кивнул Проскурин. — Какой пробег «МиГу» нужен?

— Не меньше шестисот метров. — Алексей подумал. — Лучше восемьсот.

— Вот, а тут ровным счетом девятьсот метров. Ты подумай: это ведь не улицу в городе асфальтировать. Работы сколько: деревья срубить, пни выкорчевать, площадку разровнять, гравий насыпать, асфальт положить. Обалдеть можно. Бригадир говорит, что они последние триста метров по ночам выкладывали. Не успевали в срок. Приехал, говорит, коммерческий директор фирмы-заказчика и такую вонь поднял, куда там, хоть противогаз надевай- Строители попытались его было уверить, что после Нового года нагонят и к сроку все будет готово, а тот нет, говорит, раз в сроки не укладываетесь, будем договор расторгать. В общем, пришлось им потрудиться. Так веришь — нет, этот парень, надзиратель от заказчика, каждый вечер сам здесь появлялся и денежки рабочим выдавал. Стимул, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Алексей.

— Ну и дорожники постарались, подналегли, так что к Новому году девятьсот метров полосы готово было. Как с куста.

— За глаза, — подтвердил Алексей. — Ну-ка, остановись.

Проскурин тормознул:

— Что такое? -

Алексей открыл дверцу, оглянулся и пробормотал:

— Сдай назад метров на десять.

Фээскашник послушно выполнил его просьбу.

— Смотри, — Алексей указал на черную полосу примерно метр двадцать длиной и пятнадцать сантиметров шириной. Ощущение было такое, словно озорной ребенок мазнул черной краской точно посреди асфальтовой полосы, как раз там, где позже протянется белая разметка. — Видишь?

— Вижу, полоса какая-то. — Проскурин прищурился. — И что?

— Полоса-а. Не полоса, а посадочный след. Резина горела. На любой аэродром съезди, там вся бетонка такими вот полосами исчерчена.

— Так, — фээскашник встрепенулся и забормотал. — Черт, фотоаппарат бы, заснять.

— Да брось ты, потом заснимешь. — Алексей махнул рукой. — Куда она денется-то? Это тебе не грязь, ее мокрой тряпочкой не сотрешь.

— А вдруг сотрут? Или закрасят, или еще что-нибудь?

— Краску снимете, коли понадобится, и соскоб возьмете. Резина, когда горит, к асфальту намертво приваривается.

— Тоже верно. — Проскурин немного успокоился. — Так, так, так. — Он посмотрел на попутчика и вдруг весело подмигнул. — Ну что, браток, похоже, на первую ступеньку этой лесенки мы с тобой поднялись. Знать бы еще, как высоко она ведет.

— Ничего, разберешься. Ты настырный, я смотрю, — болезненно ухмыльнулся Алексей. — С тебя станется.

— Это верно.

— Ты автомат-то куда дел? — вдруг тихо, почти шепотом поинтересовался Алексей.

— Здесь, под сиденьем лежит, — фээскашник насторожился. — А что такое? Почему ты спрашиваешь?

— Да нет, просто так. Думаю. Нам с тобой в голову пришло, что надо на аэродром съездить… — Алексей замолчал.

Проскурин уже понял, о чем говорит его попутчик. Разумеется, убийцы тоже должны догадаться, что беглецы первым делом попытаются найти аэродром, потому что аэродром — ключ ко всему. Узнаешь, кто заказывал музыку, можешь выйти на конкретных людей, а уж выудить из этих людей сведения — дело техники.

«Значит, — Проскурин простроил логическую цепочку чуть дальше, — эти люди должны быть вне пределов досягаемости. Они либо уехали, либо мертвы. Поэтому скорее всего, широкоплечие хлопчики поджидают где-то рядышком. Они потеряли нас на шоссе, но у них было достаточно времени для того, чтобы добраться сюда. Особенно, если учесть, что они пользуются вертолетом».

Собственно говоря, он, Проскурин, на месте убийц именно так бы и поступил.

Они и поступили именно так.

«Пятерка» проехала еще метров сто пятьдесят и вдруг резко остановилась.

Алексей, уже снова откинувшийся в удобном кресле и закрывший глаза, поднялся:

— Что случилось?

— Смотри, — спокойно произнес Проскурин.

Алексей тряхнул головой, отгоняя туманную пелену, и сразу же увидел их. У обочины стоял военный «уазик», а рядом с ним двое крепких, плечистых парней. И третий. Его Алексей узнал сразу: знакомые усики, ладно сбитая фигура. Сулимо курил, неотрывно наблюдая за пассажирами остановившегося «жигуленка».

Двое плечистых выглядели чуть более расслабленно, хотя фээскашнику была знакома эта расслабленность. Он понимал, что им не удастся проскочить и половины из той сотни метров, что разделяет «пятерку» и «уазик», а убийцы уже выхватят из-под пальто автоматы и успеют выпустить как минимум по одной длинной очереди. Проскурин оглянулся на дорожную бригаду.

«Далеко, — решил он. — Черт, как далеко».

Рабочие были заняты своим делом. Шум мощных машин заглушит и без того тихие выстрелы оснащенных глушителями «кипарисов». Но даже если кто-нибудь из рабочих и обернется, он не сможет разглядеть ни оружия, ни лиц широкоплечих молодчиков. Полкилометра как-никак.

Майор подумал о том, что можно было бы достать из-под сиденья автомат, но тут же решил, что не стоит. Ему все равно не успеть. Нет времени. Хлопчики откроют огонь раньше, чем он пристегнет магазин. Не говоря уж о глушителе. Можно было бы попробовать рвануть на посадки, но «пятерка» — не танк, завязнет через пять метров.

Когда Проскурин повернулся, один из убийц уже сунул руку под пальто, второй с небольшим запозданием начал зеркально повторять движение напарника.

«Левша, вероятно, — с каким-то холодным безумным спокойствием решил фээскашник. — Точно, левша. Значит, автомат у него справа висит».

Только капитан не суетился, не тащил оружие, просто стоял и смотрел.

— Ныряй под сиденье, — скомандовал Проскурин, резко вбивая в пол педаль газа, и рыкнул: — Махом!

Он понимал: времени на то, чтобы пристегнуться, у него уже нет. «Пятерка», яростно взревев двигателем, рванула с места и, словно огненная торпеда, помчалась прямо на молчаливые плечистые фигуры. Мысли в голове Проскурина неслись, словно табун обезумевших лошадей, моментально сменяя одна другую. Нужно сбросить в кювет «уазик», нужно, по возможности, сбить этих орлов, чтобы не пальнули вслед, до кучи нужно еще и не перевернуться самим…

Пятьдесят метров.

Коренастый капитан сунул руку за отворот пальто.

«И у этого пушка, — подумал Проскурин. — Эх, размазать бы его по зеленому борту «уазика». Так, чтобы каша одна осталась».

Он начал сползать под сиденье, упираясь руками в баранку, уже предчувствуя мощный удар.

— Сейчас, ребята, — бормотнул просто так, для успокоения.

«Где же их ждали-то? Наверняка метрах в пятидесяти дальше по шоссе. Расслабился, майор, расслабился».

Двадцать пять метров.

«Нашли, значит? Молодцы, хлопчики. Хорошо еще не ночью, когда они оба дрыхли в салоне. А то и проснуться не успели бы…»

Десять метров.

В этот момент абсолютно беззвучно автоматы выплюнули первую порцию свинца. Ни Проскурин, ни его спутник не слышали выстрелов, просто стекло вдруг исчезло, а вместо него образовался серебряный дождь, который хлынул в салон сухой трескучей волной. Правда, Алексей в этот момент уже сидел, скрючившись, под приборной панелью, да и Проскурин представлял из себя плохую мишень. Небось одна макушка только и торчала над капотом, да и ту автоматчики толком не разглядели бы на такой скорости.

Проскурин рванул руль вправо, затем — резко влево. Машина вильнула, и именно поэтому вторая очередь прошла не через весь салон, а пробила стекло в левой задней двери и раскрошила задний ветровик. Осколки забарабанили по багажнику, но сейчас потеря стекол волновала Проскурина меньше всего. Пули с кастаньетным стуком замолотили по капоту, крыльям, по передку. Истерически клацнув, взорвалась левая фара. Левое дверное зеркальце разлетелось мелкими блестящими брызгами. Проскурин чуть приподнялся. Ровно настолько, чтобы заметить надвигающееся переднее крыло «уазика», две темные фигуры, метнувшиеся влево — капитана и одного из плечистых, и третьего, почему-то бросившегося вправо, прямо под колеса надвигающегося «жигуленка».

«Вот тебе и толчковая левая», — злорадно подумал Проскурин.

В следующий момент он услышал свист пуль над головой — левша продолжал давить на спусковой крючок. Выждав еще долю секунды, Проскурин вновь резко крутанул руль вправо. «Пятерка» начала поворачиваться вокруг оси и ударила левым задним крылом в правое переднее крыло «уазика». Удар был очень сильным. Проскурин почувствовал, как его бросает на дверцу, и та распахивается, словно держалась не на прочном замке, а была привязана ниткой. Затем еще один удар, и черная фигура по-рыбьи взвилась над капотом «Жигулей». Она ударилась о крышу, перекатилась через нее, грохнулась на багажник и кубарем слетела на дорогу уже позади.

Проскурин резко выпрямился. «Жигули» уже развернулись на триста шестьдесят градусов, но все еще продолжали скользить по асфальту, истошно визжа горящими шинами.