Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть Страница 79

Зазвонил телефон.

Дроздов выслушал, повесил трубку и сказал:

—    Завканц готовит обед. На первое — бульон с яйцом, на второе — зразы... Откроет банку с селедочкой. Полтора часа назад я наобедался с одним должностным лицом за казен­ный счет, есть не хочу. А истраченного дома продукта жаль. Чем выбрасывать, скормим тебе... Ты ведь прыгаешь по ре­гиону без жены... Хоть какую-нибудь азиаточку нашел? Раз­решаю властью консула... Ха-ха!

«Нашел и без твоего разрешения», — подумал Бэзил и сказал:

—    Вот что, Николай, поеду-ка я к себе на корпункт, соединюсь с редакцией и попрошу со следующей недели очеред­ной отпуск. По каким обстоятельствам, найду... Как называ­ется московская контора Севастьянова?

—    Сначала обед. Какая редакция? Воскресенье сегодня... Кроме дежурных, никого в твоей газете. Рыбу ловят... Вперед к завканцу!

Бэзил мрачновато покачал головой.

По дороге к «тойоте-крессиде» на «психодроме» Дроздов спел про прекрасную маркизу, у которой все хорошо за иск­лючением пустяка.

В журналисте, кажется, не ошибся. Где это сказано: судьба человека — его характер?

В центральной картотеке генштаба, двухэтажном здании начала века, выходящем фасадом на Королевскую площадь с конной статуей монарха, капитан Супичай заполнял чис­тый бланк со знаком Гаруды и грифом «Директорат объеди­ненных разведок, совершенно секретно, ограниченный до­пуск». В графе «Имена агента» запись сделал на тайском, английском и русском. При этом пришлось консультиро­ваться с переводчиком по телефону относительно правопи­сания на родном языке непривычно звучавшей фамилии — Севастьянов.

Капитан не сомневался: бизнесмен — агент КГБ, интерес Дроздова к слежке за этим человеком повышенный.

В графе «Направление интересов» Супичай написал: «Вы­явление через банковские и финансовые связи средоточения средств наркобизнеса».

4

Севастьянова, с которым Эфраим Марголин выходил на контакт в высоком холле «Династии», ожидала плачевная участь. Адвокат испытывал патологическую ненависть к рус­ским. Все второсортное вообще вызывало в нем отвращение, а деградирующий народ, кичащийся численностью и про­сторами, именно ненависть.

Тиковое панно в холле гостиницы скрывало голый кир­пич в той части стены, на которую подрядчику не хватило мрамора. Материал, завезенный по особому решению бес­пошлинно, ушел на сторону. Посредничал Марголин.

Резная картина изображала разбойника, на счету которо­го числились сотни душ, гнавшегося за Буддой. Достигший блаженства не торопился скрываться. Злодей же, как ни пры­гал, ни бежал, отставал... Вечный круг погонь и добыч, в котором смертен лишь человек. Но такой вывод делал Мар­голин. По Будде, всякий землянин после кончины лишь перевоплощается, душа переселяется дальше.

Юрист прикидывал, чьи души переселились в двух аген­тов безопасности, выряженных в безупречные смокинги с утра, чтобы проболтаться в холле до вечера, оберегая брил­лианты и изумруды постояльцев от краж, их детей от похи­щений, политиков от террористов, когда заметил входящего в гостиницу Севастьянова. На русском оказались дешевые брюки и рубашка из местного универмага «Метро». Агенты приметили, пошли на сближение...

Эфраим Марголин стремительно подошел к бухгалтеру.

—   Это просто отлично, господин Севастьянов! Просто от­лично!

—     Вы — Эфраим Марголин? — спросил бесцветным го­лосом русский. Взгляд казался тяжелым.

—     Совершенно верно... Я — Марголин, доверенное лицо двух известных вам лиц. Пройдемте на автостоянку...

Русский молчал, шел медленно, усаживался в кресле «ситроена», предоставленного Бруно Лябасти, обстоятельно, возился с ремнем безопасности, будто перед дальней доро­гой. Покосился на радиотелефон под панелью приборов, на педали и рулевую колонку.

«Неужели успел напиться, свинья, как они делают, для храбрости?» — злобно прикидывал юрист, пытаясь растол­ковать приторможенность бухгалтера.

—   Автоматическая коробка передач? — спросил Севасть­янов.

—   Конечно, конечно... Прекрасный автомобиль! Советую присмотреться, ха-ха, на будущее... Но это — мелочи. Скажи­те-ка мне лучше сразу, по-дружески, не стесняясь... Мне ведь можно. Я — только посредник, человек конкретной мысли... Какой чек вы предпочитаете, господин Севастьянов?

Вопрос остался без внимания.

Эфраим Марголин покосился на колпачок шарикового карандаша в кармашке дешевой рубашки русского. Могло ли это быть передающим разговор устройством? Всякий рус­ский вполне может служить агентом советской разведки, которая не останавливается ни перед какими методами. В чем-либо виноватым перед таинственной организацией Марголин себя не чувствовал, но ведь кто знает?

—     Мы едем сейчас в гостиницу «Пенинсула», — сказал он. — Пообедаем в клубе и одновременно обсудим некоторые технические параметры разговора по существу, который со­стоится несколько позже. Некое лицо устраивает воскресную вечернюю прогулку на моторной яхте вдоль островов... Вы располагаете неограниченным временем, господин Севасть­янов? Не так ли? Не обязательно ночевать в торгпредстве... Не так ли?

— Я располагаю временем, господин Марголин, — сказал бухгалтер с самоуверенностью напыщенного дурака. Он ста­новился невыносимым. В конце концов, марголинские гоно­рары составляли столько, сколько этому начинающему шан­тажисту не заработать бы на своей московской должности за жизнь.

—   Вы не ответили на вопрос о чеке, — напомнил он.

«Ситроен» стоял перед светофором у торгового центра Фунань, напротив которого серо-белая громада бывшего британского комиссариата, превращенного в полицейский арсенал, напомнила Марголину о русских наемниках, слу­живших в помощниках у констеблей вместе с китайцами. Вот уж где место и этому, напыщенному.

—  Я отвечу, — сказал Севастьянов. — Я хочу чек бангкокского отделения «Банка Америки».

—  Итак, чек из «Банка Америки», бангкокское отделение, на сумму один миллион сингапурских долларов.

—    Вы сказали, господин Марголин, что уполномочены обсуждать технические параметры договоренности. А сумма относится к существу сделки, не так ли? Для меня это наи­существеннейший вопрос. Вы понимаете, конечно?

Резко сворачивая в сторону «Пенинсулы», Марголин при­знал справедливость замечания. Предложил:

—                      Мне лично представляется более удобным чек «Индо-Австралийского банка». Что же касается отделения, то оно есть у него в Бангкоке...

—    Нет. Чек «Банка Америки». Это — чистый банк. «Индо- Австралийский» — стиральная машина.

Марголин постарался не забарабанить пальцами по ру­лю. Выдержал паузу. Разделяя слова, сказал:

—     Миллион может превратиться в сто тысяч, господин Севастьянов, если ваша несговорчивость останется столь не­поколебимой.

Севастьянов полуобернулся. Нет, пьяным он не казался. Угрожающим, скорее.

—     Господин Марголин, я не намерен обсуждать с вами размер суммы, которую хочу получить. Кажется, мы об этом договорились... Из какого банка чек, также не относится к технической стороне дела. Вам определенно говорю одно — я согласен на чек, согласен на получение суммы... Кажется, ясно.

Бухгалтер изматывал юриста молчанием.

Тогда Марголин развил перед ним идею, выдвинутую еще в 1926 году бежавшим из совдепии экономистом Нико­лаем Кондратьевым, автором известного труда «Длинные волны циклов занятости». Первый подъем в мировом хозяй­стве пришелся, согласно Кондратьеву, на 1850 год. Потом в 1874-м начался спад, продлившийся до конца века, а затем снова волна подъема занятости до 1913-го...

Варвар вдруг проявил интерес, сообщив, что и в его стране предпочитают соизмерять статистические данные с 1913-гм. Разумно рассудил, что видит аналогии выкладкам соотече­ственника из эмиграции в послевоенный период. Вдруг спросил, как Марголин относится к закрытию Соединенны­ми Штатами в 1971 году «золотого окна», то есть введению запрета частных продаж золота за границу?