Сергей Лавров - Заначка на черный день

Сергей Лавров, Елена Ефремова

Заначка на черный день

Глава первая

НОГИ — ДЕЛО ОТКИДНОЕ

1

Я окончательно решилась на это, когда порвалась последняя пара колготок. Этот гребаный офисный стул весь утыкан какими-то гвоздями и шурупами! Конечно, смешно, когда женщина моего возраста ведет себя, как экзальтированная девчонка, но войдите в мое положение! Для настоящей женщины лучше пять дополнительных морщин на лице, чем одна — на колготках, а здесь была даже не морщина, а дыра, от которой тянулась вниз «стрелка». У меня не осталось даже ста рублей заначки!

Исполненная мрачной решимости, прикрывая позорную «стрелку» рукой, я склонилась над своими накладными. Если результат зависит от схемы решения, это уже не математика, это… бухгалтерия, будь она неладна! По ее правилам в году десять месяцев, без НДС!

Дежурный продавец Вадик, гордо именуемый консультантом, делился с операционисткой нашего заведения самым сокровенным. Его очередная пассия — у этого юноши всегда любовь с первого взгляда… после второй бутылки — «залетела», впрочем, как и все предыдущие. Данное обстоятельство вызывало у Вадика искреннее недоумение.

— Как же заниматься сексом, чтобы не было детей? — выпучив маслянистые карие глаза, потряс он руками над головой.

— Отправь их к бабушке! — не сдержалась я, встала и вышла в коридор.

Зря я, конечно, так сказала. Не стоило терять лицо. Вадик всегда неплохо ко мне относился… и ведь он не виноват, что он мужчина. Мужчины — существа с куцым воображением, у них самая богатая фантазия умещается под самой короткой юбкой.

В туалете я приподняла подол и критически оглядела последствия катастрофы в зеркале. Теперь придется ходить в брюках, а на улице еще тепло… Жаль, потому что ноги у меня еще хороши. Они — мой самый весомый аргумент против возраста. Лицо, конечно, тоже еще ничего… при соответствующем освещении, но на него надежды слабы. Прошли мои времена! Редкий мужик теперь обращает на меня внимание, не то что тридцать лет назад, а вот ноги — совсем другое дело. С моими ножками я еще двадцатилетним нос утру, не зря двенадцать лет потела в спортзалах. Тренеры грузили нас так, что куда там нынешнему фитнесу! Смешно! В результате два растяжения, перелом и значок мастера спорта по гимнастике. Давно это было…

Конечно, мне бы пару косметических операций, плюс хорошую мезотерапию, да пилинги, да косметику от Гино — я бы и в свои пятьдесят семь блистала. Но деньги, деньги… черт возьми, деньги! Большие деньги развращают, маленькие озлобляют. Я хочу много-много средних, нормальных денег! Когда они есть, как-то легче смириться с тем, что не в них счастье.

Я сбросила туфли, взобралась на урну для мусора и, балансируя на одной ноге, как на бревне, дотянулась до узкого прямоугольного окошка. Наша маркитантская палатка из пенополиуретана, гордо именуемая «салоном связи», просто приспособлена для ночных ограблений. Удивительно, что еще никто не догадался этим заняться. Предусмотрительно обмотав руку туалетной бумагой, я оттянула защелку и открыла пластиковую раму. Потянуло теплым пыльным воздухом и бензином. Салон соседствовал с бензозаправкой, и у глухой стены, как раз под окном туалета, рабочие на днях поставили три пустых бочки из-под машинного масла.

Убедившись, что бочки на месте, я закрыла окно, подложив под защелку щепочку. Теперь мне достаточно будет толкнуть его снаружи — и путь к обеспеченной старости открыт! Господи, мама права: я все-таки сумасшедшая… Меня увидят с улицы, меня услышит охранник, меня заснимет видеокамера… Наконец, если я не сверну себе шею еще в сортире, как мне удастся разобраться со звуковой сигнализацией и кассовым замком?

Грузно соскочив на холодный пол, я подождала, пока пройдет страх, перестанут трястись руки и стихнет предательское бурчание в животе. Достав сигарету, я глубоко затянулась. Наплевать! Так дальше жить невозможно! Я должна постоять за себя! Я всегда это делала и сейчас не дам себя в обиду.

Наш охранник Володя сидел в своей каморке перед мониторами, разгадывал кроссворды и скучал. По инструкции ему полагалось наблюдать за персоналом и фиксировать отклонения от регламента рабочего времени, но он, разумеется, этого не делал. Действительно, какой физически и умственно здоровый мужчина станет записывать, сколько раз операционистка Вика бегает по нужде или посещает закусочную на бензоколонке? Для таких целей годится только женщина.

— Привет, молодежь! — поздоровалась я. — Как наши в Рейкьявике сыграли?

— Три — ноль! — оживился при моем появлении охранник. — Сегодня в Милане будут играть. В половине первого прямая трансляция! Вы будете смотреть?

— А как же! Я тебе диск принесла, как обещала. «Троя». Занятный фильм, только неисторично снят. Американизм… эклектика.

— Спасибо, Агнесса Викентьевна! Я после матча посмотрю. Ночь длинная…

От этих его слов мне снова стало не по себе. Я внимательно изучала его сзади: бритый затылок, толстая шея в складках, пистолет в кобуре на поясе… А эта могучая лапища, в которой авторучка, казалось, вот-вот переломится. Оторвет он мне голову одной левой… Одна надежда — парень будет не отрываясь смотреть футбол, а потом переключится на троянцев. Я сама страстная болельщица — но сегодняшним матчем придется пожертвовать для более важной цели. Ничего, потом наверстаю! Поеду на чемпионат мира! На все матчи! Выкрашу себе физиономию в бело-сине-красный цвет, куплю дудку и буду орать на стадионе, как ненормальная! Может, наши хоть из первого круга выберутся…

В зале посетителей не было. Вика лениво листала модный журнал, Вадик фланировал по залу из угла в угол, как самец в аквариуме, вожделенно разглядывая проходящих по улице девушек через стеклянные витрины.

— Читаешь всякую дрянь! — пренебрежительно бросил он Вике через плечо.

— Почему это? — подняла она выщипанные по моде бровки. — Тут пишут много важного для жизни. Вот, например, если муж ревнует, значит любит. А если не ревнует…

— Значит, не знает! — захохотал Вадик.

Они были совсем молодые, моложе моего сына, и нравились мне. Рядом с ними я сама невольно сбрасывала с плеч десяток лет.

— Знаете, в чем разница между мужскими и женскими журналами? — примирительно начала я, словно извиняясь за недавнюю резкость. — В количестве одежды! Что там такое яркое, Викуля? Какой интересный фасончик!

— Это молодежное, Агнесса Викентьевна. Вам не подойдет, и стоит дорого, — сообщила Вика и захлопнула журнал.

Вот так. Оборвали песню. Наступили на горло в самом начале.

Я скукожилась за своим столом, вяло ковыряясь в накладных. Итог не сходился — и это было мне на руку. Попрошу оставить деньги в кассе до завтра. Мы так делали иногда, хоть это и нарушение. Но весь мир состоит из нарушений, и только моя математика — из правил.

— …твою мать! — неожиданно отчетливо раздалось в тишине салона. И еще раз: — …твою мать!.. твою мать!

Вадик схватился за свой мобильник.

— Шеф звонит! Извините, девушки! Это у меня для него звонок такой!

— Он разве не в отпуске? — боязливо оглядываясь, поднялась с кресла Викуля.

Но наш директор, продолжая распекать Вадика по телефону, скорым шагом уже входил в двери заведения.

— Почему такой бардак?! Почему лампа не горит, коврик грязный, реклама старая?! — кричал он в трубку, хоть уже видел Вадика перед собой. — Распустились тут без меня вконец!.. твою мать!

Консультант оправдывался, тоже продолжая отвечать в телефон и одновременно лицезрея начальство воочию. Вика подскочила и встала рядом, как лист перед травой. Я одна осталась сидеть за своим столом. Директор, в новом светлом костюме с толстой золотой цепью на шее расхаживал перед персоналом и косо на меня поглядывал.

Когда-то он учился на матмехе. Это был самый тупой студент, и именно за двойку по моему предмету — матанализу его отчислили из нашего университета. Он закончил, кажется, институт инженеров водного транспорта и в мобильной связи, да и вообще в технике понимал куда меньше аспиранта Вадика. А вот, поди ж ты…

Закончив распекать подчиненных, он подошел ко мне, оперся о конторку и хмуро поинтересовался:

— А вы, Агнесса Викентьевна, не хотите поприветствовать своего директора? Или вы мне не рады?

Я сурово сдвинула брови, подняла глаза над очками, как будто оторвалась от просмотра его бездарной курсовой работы, которую он даже передрать толком не смог, и сухо произнесла:

— Здравствуйте, Курицын. Что у вас?

Он едва не поперхнулся.

— У меня… что?! У меня… что?! Нет, это у вас — ум за разум зашел, что ли?! Вы разве не знаете, что я могу вас уволить?!

«Кишка тонка!» — злорадно подумала я, а вслух сказала:

— По закону вы должны меня предупредить об увольнении за две недели.