Татьяна Эльдарова - Свояченица Страница 10

- Всё будет хорошо!

Затем отвел Алексея в сторонку и, указывая рукой на почти незаметный земляной погреб, стал с ним что-то обсуждать, пока Жена Рустама собирала в дорогу всяческой снеди. Напоследок она сбегала в дом и принесла Ане баночку с мазью. Женщины обнялись.

Рустам вышел за ворота и сказал Алексею:

- Связь держим, как договорились, если ещё что узнаю - телеграфирую прямо на место. Да защитит вас Аллах!

Он передал другу тяжелую сумку, которую держал на плече.

Алексей кивнул на прощанье и задвинул сумку в багажник "нивы".

* * *

Машину он вел теперь осторожно, и так старательно объезжал все ухабы и рытвины, что свояченица разозлилась:

- Я тебе что - археологическая находка? Давай побыстрее, нас Юрка ждёт!

- Не "нас", а меня! - самодовольно возразил ей Алексей. - В записке ясно указано: дядя Лёша!

- Лёха, а что, Двойник остался у Рустама? Он сказал что-нибудь?

- Меньше будешь знать - лучше будешь спать! - отрезал опекун, прерывая разговоры на эту тему.

Анна насупилась, отвернулась к окну, но вскоре стала получать истинное удовольствие от поездки: "нива" шла ровно, боль поутихла, машин на шоссе было мало, ветер трепал волосы, зато успокаивал нервы. Следуя совету зятя, она отгоняла от себя все самые страшные воспоминания, все тревожные мысли и ожидания и лишь пыталась представить грядущую встречу с сыном - её "золотой серединой". В сентябре ему уже будет тринадцать! Помнит ли он её? Какой стал?

- Лёш, а то фото ты взял? - волновалась она всего три секунды - ровно столько, сколько Алексей доставал обуглившуюся по краям карточку из прожженного кармана джинсовой рубашки (гостеприимная Жена Рустама успела её постирать и погладить, когда они отдыхали).

Кто из детей помнит её наверняка, так это старшая, Катя.

С ней всё было впервые: и шевеление в животе, похожее на щекотку изнутри, и страх перед родами, и счастье, заливавшее Аню, бьющее молочным фонтаном из грудей. И первое абсолютно самостоятельное существование дочери без маминой поддержки: руки оторвались от стенок узкого коридора, шаг, снова шаг, восторженное взвизгивание (вот она - свобода!), вот, мамочка, подарок нам с тобой на женский день! А через месяц - всё ещё неустойчивые, но очень быстрые шажки почти бегом по тому же коридору, но уже с мокрой пеленкой брата в руках.

Детство кончилось. Началась взрослая жизнь. Они с мамой - две равноправные хозяйки в доме. Катерина так похожа на Анну и глазами, и ямкой на щеке, цветом и жесткостью волос, и низким грудным голосом, даже родинками, расположенными на теле в одних и тех же местах.

Особенно резко увидела Анна это теперь, когда с фотографии на неё не глядела, а уставилась куда-то в землю её Катя - почти девушка. (Она тоже никогда не могла смотреть в глаза тем, кто приносил ей боль или говорил заведомую ложь, - почему-то сердце стискивало мучительное чувство, похожее на стыд.)

Кто объяснил тогда десятилетней девочке, в какую пропасть рухнула её мать? Кто был рядом, когда она начала сталкиваться с "радостями" женского начала? Кто помогал ей взрослеть?..

"То, что кажется бесконечным... Время, которое нужно для того, чтобы новорожденный вырос и достиг зрелых лет."

- Лёша, ты так и не ответил: что им сказали обо мне? Какими глазами они станут смотреть на меня?

- Ты очень долго и серьезно болела после скоропостижной смерти их отца. А что они сами думают по этому поводу - узнаешь, когда увидитесь. Главное - не уходи от ответов. Наверняка в интернате их уже "просветили". Хоть он и лучший в городе по условиям жизни, но - не лицей и не пансион для благородных девиц. "Отказных" детей в нём практически нет. В основном дети афганцев, неполные или круглые сироты, у кого остались лишь дальние родственники. Говорю тебе - интернат хороший, воспитатели - приличные люди, куча психологов, врачи, педагоги и всё прочее. Я Андрея там оставлял, если приходилось уезжать на постановку в провинцию или в загранку. Но когда более-менее свободен - стараюсь взять их домой: днем они там, вечером - у меня.

- А каникулы? В этом самом оздоровительном лагере?

- По-разному, - сдержанно ответил Алексей и постарался снова объяснить, почему отправил их туда: - Я уезжал в Питер слишком скоропалительно, потому и не успел найти им подходящий вариант для отдыха. Понимал, конечно, что лучше бы им провести это время вместе со мной и Андрюхой... Но оправдывал себя тем, что это - всего лишь, пока я не вернусь, и что как только ты выйдешь, - сразу захочешь увидеть детей. Кто же знал... Мог ведь, дурак, их в городе оставить: поручил бы Евгении Осиповне!

- Это ты свою бабу так величаешь? - усмехнулась Анна.

- Эта баба - не та баба, которая могла бы стать моей бабой. - заявил Алексей. - А без той бабы, если тебя это интересует, я вполне могу обойтись и с такими помощниками, как наши дети.

- Что значит "наши"? - ревниво возразила мать.

- Ну, я ведь им тоже не чужой. Знаешь, как они у одинокого мужчины научились управляться по хозяйству? Такие рукастые, всё умеют. Особенно Пашка. Вот заедем сейчас ко мне - увидишь, сколько они с Андрюхой всего понатворили. Катя - просто клад бесценный. Твоя школа: всё может.

Она встрепенулась:

- А младшие?

- Юрка - от работы отлынивает, но рисует без конца. Будет толк из парня! Пётр постоянно борется за главенство отношений между ним и Марусей. Всё время доказывает ей, что он - старше и умнее. Но с твоей Машей - где сядешь, там и слезешь. Тот ещё характерочек!

- Смотри, они все теперь стали брюнетами, кроме Мани, - заметила Анна.

- Не все. Юрка знаешь как за лето выгорает? С его темными глазами просто швед под Полтавой. И Манька. Только у неё и у Петьки ещё веснушки на физиономиях "цветут" от весны и до осени! - Алексей забрал у Анны карточку, которая выглядела, как напоминание о войне, объявленной женщине пять лет назад. - Дай лучше мне, а то дырку протрешь!

Алексей нарочно занял Анну рассказом о детях, но сам увлёкся и рассказывал с удовольствием...

3.

"В доме поблизости от большой улицы слышно, как некий господин, проезжающий мимо в экипаже, поднимает занавески, чтобы полюбоваться предрассветной луной..."

Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"

... Мальчик что-то чертил на желтом обрывке оберточной бумаги, изредка сосредоточенно поглядывая в грязное чердачное окно.

Из-под огрызка карандаша выходили страшилки, соответствовавшие, впрочем, его возрасту: узники в темницах, по большей части это были молодые и красивые женщины, склепы с танцующими скелетами, всадники, автомобильные гонки, и вдруг - блюдо, наполненное булочками, от которых даже пар шел. В животе громко заурчало. Мальчишка взял со стола грязную морковку, обтер её со всех сторон рукавом ветровки, оторвал ботву и захрустел, продолжая рисовать.

Вскоре он бросил это занятие и стал смотреть на бронзовые от заката верхушки деревьев. Потом, когда и это ему наскучило, забрался на стол, вылез через окно и по приставленной колченогой лестнице спустился с чердака на землю.

Крадучись, почти приникнув к земле, он пробрался к стоявшей в отдаленном углу двора избушке-туалету, справил нужду и уже собрался возвращаться в своё убежище, как вдруг насторожился: за околицей явно слышался звук мотора. Мальчишка спрятался за деревянный домик и пожалел, что, вылезая, не прикрыл створки чердачного окна. Шум мотора усиливался и вот, наконец, на проселочной дороге появилась салатовая "нива" и остановилась у провисшей на одной петле калитки. Из машины вышел мужчина. Это был опекун...

Мальчишка чуть не кинулся ему навстречу, но успел затормозить, так как с другой стороны "нивы" вылезла женщина. Они о чем-то тихо переговорили и пошли по дорожке к крыльцу с заколоченной дверью. По пути женщина пару раз ойкнула, когда разросшаяся крапива коснулась её голых рук. У парня сильно заколотило в груди и снова захотелось в туалет, но волнение никак не отразилось в его иконописных глазах: он лишь продолжал внимательно наблюдать, что станут делать дальше незваные гости.

Женщина подергала доски, которыми был забит вход и ставни неказистого деревенского дома, но дядя Лёша что-то сказал ей вполголоса и она послушно бросила это бесполезное занятие, а решила обогнуть его кругом. Дядя Лёша двинулся с другой стороны... Он первым наткнулся на лестницу, приставленную к чердачному окну.

- Анька, - снова негромко позвал он, - иди сюда!

- Ты что, смеешься? - подошла женщина. - Эти жердочки меня не выдержат!

- Да он наверняка там! - убежденно воскликнул опекун и у мальчишки опять сердце подскочило к горлу, когда он услышал её беспомощный зов:

- Юрка, сыночек...

Мальчишка не понял, как же это случилось и откуда взялось (только что ведь ходил), но он вдруг описался. Не зная, как выпутаться из сложной ситуации и смертельно боясь, что они так и уедут, не найдя его, двенадцатилетний Юрка Арбузов упал в крапиву и заплакал.

- Юрка, сыночек! - Анна всё увереннее шла на его тихие всхлипы, продолжая звать сына.