Викас Сваруп - Шесть подозреваемых Страница 11

И опасайтесь их мести. Немало насчитывается случаев, когда престарелого господина вместе с женой поутру находили зарезанными в собственной постели, причем виновным оказывался какой-нибудь повар-бихарец или охранник из Непала, доведенный хозяином до отчаяния. Я тоже потихоньку мстил обидчикам. Вот, например, господин С.П. Бхусия, любитель портить продукты, и не подозревает, что сам каждый вечер ест порченого цыпленка карри. Я от души плевал в тарелку, прежде чем подавать ее на стол. А что касается пожилого господина Бхусии, то он, при его никуда не годном вкусе и обонянии, с удовольствием поглощал овощной бульон, заправленный птичьими каплями; даже просил добавки!

Однако приятнее всего, как вы понимаете, мне показалось утереть нос господину Д.П. Бхусии. Этот прилюдно корчил из себя свирепого бульдога, ну а в постели, по словам его собственной супруги, превращался в бессильную мышь и был бесполезнее камеры, в которой нет фотопленки. Боль-то,[43] чистый импотент. Целых два месяца я встречался с его женой. Вы еще не знаете самого интересного: она мне за это даже приплачивала! Короче, покуда хозяин зашибал деньги в Гхиторни, я кувыркался в его постели с Ашей за лишнюю сотню рупий.

Тем вечером он как-то неожиданно вернулся с работы. Прямо как показывают в кино. Муж приходит домой, открывает дверь в спальню — и с отвисшей челюстью видит свою жену с другим мужчиной, хуже того — со своим собственным слугой.

— Шлюха! — взревел он, как раненый зверь.

Я пулей вылетел из кровати и бросился в смежную ванную комнату за одеждой. Послышалась шумная возня и звук пощечины. Аша тонко взвизгнула. Две минуты спустя господин Д.П. Бхусия пинком отворил дверь ванной и встал на пороге, держа в одной руке револьвер, а в другой бутылку.

— Что же, теперь разберемся с тобой, козел! — прошипел он и жестом велел мне выйти.

После чего под дулом револьвера отвел в гараж на первом этаже, загнал в угол и силой заставил выпить бутылку «Крысиной смерти номер тридцать». И вот я здесь, доживаю последние секунды. А ведь люди скажут: покончил с собой.

Я оглядываюсь вокруг, вижу стены просторного гаража, заляпанный смазкой пустой участок на полу (вечером его займет серебряная «тойота-королла» Р.П. Бхусии), горы картонных коробок в углу (там бобы и разные специи, которые С.П. Бхусия будет и дальше портить без зазрения совести), вижу стальную лестницу, деревянную полку, заставленную полупустыми пластиковыми бутылками с охлаждающей жидкостью и моторным маслом… Я стараюсь не думать о маме и Чампи.

Господин Д.П. Бхусия тревожно косится на свои часы. Я осушил бутылку двадцать минут назад. Яд уже должен был подействовать. Но вместо надвигающегося паралича у меня в животе начинает странно бурлить, как после кока-колы. Вдруг что-то поднимается к горлу. Секунда — и у меня изо рта длинной струей хлещет рвота. Прямо на белоснежную рубашку Д.П. Бхусии.

От неожиданности он даже роняет револьвер. Только этого мне и нужно. Отбрасываю ногой оружие и стремглав вылетаю из гаража.

Поразительно, что может сделать угроза смерти с обычным человеком. Я бегу, словно чемпион-олимпиец, да еще успеваю оглядываться: не мчится ли мой убийца следом.

Вот уже недалеко до святилища. Надо же, как повезло. Я сыграл со Смертью в гляделки — и она моргнула первая. Хотя, пожалуй, не стоит драматизировать. Теперь только до меня доходит. Смерть моя оказалась липовой. Как и отрава для крыс, которую господин Д.П. Бхусия наверняка приобрел в магазине у своего же братца!

Зато на моем лице сияет самая настоящая улыбка. Ворвавшись через спасительные ворота, я нахожу Чампи, сидящую на своей любимой скамейке под огненным деревом, и едва не душу в объятиях.

— Аррэ, да что с тобой? Ведешь себя словно в лотерею выиграл, — смеется она.

— Можно сказать и так. Сегодня, Чампи, я принял два очень важных решения.

— Правда?

— Во-первых, я никогда больше не пойду работать прислугой.

— А во-вторых?

— Пора возвращаться к прежнему ремеслу. Воровать мобильники. Только маме не говори.

Когда-то мне нравилось мое имя. Местные девочки от него так и таяли. «Мунна Мобильник» — это звучало куда солиднее, чем просто «Мунна» (имечко для задрипанного официантка или забулдыги-механика), в этом был некий шарм. В то время сотовый телефон означал принадлежность к высшему обществу, а теперь они есть у всех и каждого, даже у последней прачки. Разве в наши дни уважающий себя молодой человек согласится носить подобную кличку? С тем же успехом можно было стать «Водафоном» или «Эриксоном».

Кличку я заслужил четыре года назад, когда стянул свой первый мобильник. Одна очень толстая дама подкатила к святилищу на белом «опеле-астра». Она так натужно и хрипло дышала, взбираясь по лестнице, словно в тот день ее ждало еще полсотни важных дел. Такое случается. Вы очень спешите. Вам нужно срочно переговорить с вашим Богом. В рассеянности вы упускаете всякие мелочи вроде того, чтобы запереть машину. И оставляете на водительском сиденье совершенно новехонький «Сони-Эриксон Т100».

Это был первый мобильник, которого я вообще коснулся. Прежде мне доводилось воровать лишь обувь паломников, настолько наивных, чтобы бросить ее у подножия лестницы, а не сдать на хранение старой леди, берущей всего пятьдесят пайсов[44] за пару.

Честно скажу, в те дни мне особенно нечем было похвастать. На поношенных туфлях не разживешься. Разве что удалось урвать почти неношеные кроссовки — «Рибок» и «Найк». Окажись они моего размера, оставил бы для себя, а так — пришлось загнать сапожнику за одну десятую часть настоящей цены.

Итак, я отнес телефон толстухи в магазинчик, расположенный в двух шагах от храма. Его владелец, Мадан, отстегнул за трофей две сотни рупий, вдесятеро больше, чем я получал за потертые тапки. Тот первый случай открыл мне целый новый мир сим-карт и пин-кодов. Ботинки «Бата» и сандалии «Экшн» быстро уступили место «Моторолам» и «Нокиа». В те дни я крепко сдружился с Лалланом, осознав, что кража мобильников требует куда больше продуманности и скоординированности действий, нежели воровство обуви. Нашей любимой целью стали автомобили, замирающие у светофора с опущенными стеклами, за которыми на приборных досках поблескивали мобильники. Пока Лаллан отвлекал водителя, я подкрадывался с другой стороны, хватал телефон и удирал во все лопатки по извилистым закоулкам — а уж их-то мы знаем как свои пять пальцев.

Три с лишним года я вел учет каждой нашей добыче. Всего получилось девяносто девять мобильников, и все шло недурно. Денег более-менее хватало на жизнь, приличную одежонку и на то, чтобы погулять с какой-нибудь местной девчонкой. Забавно: мне даже не приходилось вешать им лапшу на уши, выдавая себя за аптечного торговца и все в таком роде. Подружки неплохо заводились и от правдивых рассказов о моих похождениях. И потом, хорошая трубка в подарок, она ведь дорогого стоит. За «Моторолу С650» любая девчонка разрешит потрогать груди. За «Нокиа N93», пожалуй, даже раздвинет ноги.

А впрочем, местные горничные и няньки — это не мой профиль. Дешевки. Смуглолицые, грубые, они только на то и годятся, чтобы утолить физический голод. На самом деле моя мечта — богатая цыпочка, мемсахиб с шикарным английским акцентом и в джинсах с заниженной талией. У этих девчонок всегда такая чистая, светлая кожа, что просто прелесть. У меня отвисает челюсть при виде очередной стройной фигурки и утонченного личика с модным макияжем. Стоит мне вдохнуть аромат свежевымытого, надушенного тела и посмотреть на соблазнительно качающиеся бедра… голова кружится. Конечно же, я понимаю, что зря даю волю воображению. Для парня вроде меня эти лапочки недоступны, словно сама Шабнам Саксена. И все-таки я надеялся охмурить хотя бы девушку классом повыше своего — дочку главного инженера, который часто наведывался в храм, — когда вдруг моя успешная карьера трагически оборвалась.

В тот день мы стянули «Самсунг» из окна «мерседеса» неподалеку от Кутаб-Минар.[45] Все шло довольно гладко, я ловко удрал с добычей, а вот Лаллан замешкался. Водила погнался за ним, схватил и силком потащил в участок. Парня лично допрашивал сам субинспектор Виджай Сингх Ядав, известный всему району под кличкой Мясник Мехраули.

Лаллан и я знакомы с детских лет. Мы с мамой жили на территории святилища, тогда как его семья обитала в прилегающей трущобе Санджая-Ганди. Вместе гоняли в футбол на обочине, вместе играли в крикет, ходили в муниципальную школу, откуда он вылетел после шестого класса. Сколько помню, Лаллан всегда был со мной заодно — воровал туфли у входа в храм или дразнил соседских девчонок. Я звал его своим лучшим другом, но, по правде сказать, любил сильнее, нежели родного брата. Другому на его месте Мясник Мехраули уж непременно развязал бы язык, но Лаллан так и не нарушил кодекса верности. Он стойко молчал до конца.