Сергей Владимиров - Бог жесток Страница 11

Женщина посмотрела на меня несколько странно, одновременно с укором и печалью, будто я вынуждаю ее говорить о чем-то, отчего сам буду страдать.

— Лишь до определенной степени, — отозвалась она довольно сухо. — Вы мужчина, которому Лена… насколько я поняла… была небезразлична, и вас, разумеется, интересует, был ли у неелюбовник. Да, любовник, — повторила Тамара Ивановна вполне обыденно, чего, признаться, услышать от нее я не ожидал. И продолжала: — Ничего постыдного в этом слове нет, я просто называю вещи своими именами. Лена не была замужем, но она красивая молодая женщина и соответственно не собиралась жить затворницей. Но нормальные люди не афишируют столь интимные вещи. Если она и была с кем-то откровенна на эту тему, то не со мной.

В этот момент дверь смежной комнаты отворилась, и в гостиную вступил высокий подтянутый старик, одетый по-домашнему. Взлохматив седую гриву широкой узловатой ладонью, он вонзил в меня цепкий взгляд из-под шевелящихся мохнатых бровей. В остальном же его костистое вытянутое лицо оставалось неподвижно.

— Что здесь произошло? — обратился он суровым тоном к Тамаре Ивановне.

Я подозревал, что сейчас стану свидетелем сцены, когда престарелый отец отчитывает свою тоже уже немолодую дочь, и скромно отодвинулся в угол комнаты, приняв позу стороннего наблюдателя.

— Во-первых, Кеша, ты для начала мог бы поздороваться с гостем, а уже потом выяснять, что произошло, — невозмутимо ответила женщина.

Старик проигнорировал первое замечание и повторил свой вопрос.

— Этот человек пришел поговорить о Лене Стрелковой, — сказала Тамара Ивановна.

Седовласый Кеша решительно рубанул рукой воздух.

— Черт знает что, Тома! Сколько раз я просил тебя не впускать в дом посторонних. А вам, молодой человек, вовсе не следовало говорить с моей женой, для нее это слишком большая травма. Могли бы обсудить все со мной, раз вы из милиции.

«С женой?! Значит, муж», — пронеслось у меня в голове. А в груди разливалось чувство чудно́й необъяснимой тоски: «Неужели такая чувствительная натура может жить с таким хамом?!»

— Я не из милиции, — все же бесстрастно ответил я.

— Раз так, вам вообще нечего делать в нашем доме, — услышал в ответ.

— Если вы настаиваете, я уйду.

— Но сначала объясните, что вам было надо.

— Успокойся, Кеша, — вступилась Тамара Ивановна. Она не выглядела ни виноватой, ни напуганной. — Этот человек был знаком с Леной.

Суровый старик расхохотался. Смех его был совсем не старческий и совсем не добрый.

— Ха! Тайный воздыхатель! Что еще за новость?! Что за чушь?! Откуда он взялся?! Извините, откуда вы взялись, молодой человек?!

— А что, я вам чем-то не угодил? — спросил я резко, что несколько сбило со старика спесь.

— При чем здесь я?! — выкрикнул он. — Все дело в Лене. Сейчас на свете осталось слишком мало порядочных людей. А она уже обожглась в жизни.

— И ушла из нее, — прибавил я.

— Ушла? — Он поперхнулся и отошел в дальний неосвещенный угол комнаты. — Да, нелепый несчастный случай.

— Но если так, — заикнулся я, — что бы вы ни сказали… уже не сделаете ей хуже…

— Действительно, Кеш… — произнесла Тамара Ивановна.

Если сначала, как мне казалось, ее тяготило общение со мной, то теперь, при появлении мужа, она, напротив, нуждалась в моем обществе. Или в обществе любого другого человека.

— А по какому такому закону я должен что-то рассказывать постороннему?! — продолжал кипятиться старик. — У него не написано на лбу, кто он такой! И Лена о нем никогда ничего не говорила!

— У Лены тоже могли быть свои секреты, — спокойно и серьезно возразила Тамара Ивановна. — Мы тоже когда-то были молоды…

— То было другое время, — ворчливо отозвался хозяин, но становилось ясно, что сопротивление его сломлено. — Раз это так угодно моей жене, мы расскажем вам о прошлом Лены. Только не позволим, чтобы вы стали копаться в грязном белье.

На это предупреждение я отвечал, что подобное мне самому будет неприятно, с чем, однако, мысленно был не согласен, ведь в том самом копании и заключалась моя работа.

Глава 2. БЛИЖНИЙ КРУГ

Университет был закончен девять лет назад. Как сложилась судьба выпускников этого курса, Тамара Ивановна не знает, но о тех, кто был близок Лене, слышала много. Было в девушке что-то, что притягивало людей: чистая светлая красота, открытость, искренность, доброжелательность, честность, какие-то неземные качества, чуждые для этого мира. Ее парень, Александр Солонков, грубовато-простодушный, как студент весьма посредственный, держал себя с Леной скорее как старший брат и опекун, нежели любовник (и немудрено, сказывалась десятилетняя разница в возрасте); она же ластилась к нему точно кошка и отдавалась вся, без остатка. И не подумайте, что у нее не было девичьей гордости, просто она так любила и любить по-другому не могла. И Александр ценил ее чувства и отвечал тем же, только более сдержанно. А еще любил он лес, дальние походы, сопряженные с ними трудности, наваристую, приготовленную на костре похлебку, песни под гитару до утра и грубую физическую работу.

Когда они окончили университет и дело полным ходом шло к законному супружеству, словно кошка между ними пробежала, случился разрыв. Даже поверить в это было трудно, настолько представлялись они неделимой парой, а все разговоры на тему их расставания — злыми шутками, но лишь одна Лена знала, как все серьезно. Произнесла могильным шепотом: «Все, конец», ничего более не объяснив; и в истериках не билась, и в петлю не лезла, и в воду не бросалась, и таблетками не травилась, понимала, что не только себя убьет, но и того, кого в себе носит. Александр исчез, однако никогда она его не попрекала и вспоминала с благодарностью.

Вздохнув, Тамара Ивановна обращается ко мне:

— Вы слышали о Светлане и Олеге Пастушковых?

— Лишь то, что отражается в светской хронике, — отвечаю я.

— Они тоже учились вместе с Леной и были достаточно дружны, — говорит она.

Светлана Пастушкова — красавица, в свои девятнадцать — двадцать выглядевшая настоящей женщиной, сводившей с ума и сопляков, и солидных мужчин. Учеба на истфаке ей была почти ни к чему. Ей уже тогда светила карьера манекенщицы, но при всем при этом она не была безмозглой размалеванной куклой, как, что греха таить, подавляющая часть особей вышеупомянутого женского племени. В жизни разбиралась лучше, чем большинство дам и мужей, умудренных опытом, да и учеба ей давалась легко, шутя. По характеру — взбалмошна, вспыльчива, но отходчива, беззлобна и добра. Окончила университет, как пощелкала семечки, не прибегая к блату, заполучила красный диплом, но не пошла работать по специальности. Зато вышла замуж за кузена.

Об Олеге Пастушкове теперь слышат даже глухие. Наряду с мэром — один из влиятельнейших людей города, прикупивший его со всеми потрохами: магазинами, кинотеатрами, ресторанами и обслугой этих мест. А было время — он помимо основных занятий упорно изучал компьютер, посещал курсы английского языка, засиживался в библиотеке, зарываясь в пухлые справочники по экономике и бизнесу, и даже, во что сейчас поверить совсем невозможно, являлся капитаном университетского клуба веселых и находчивых.

Будущее Олега было безоблачным. Багаж несомненно полезных знаний и предусмотрительно распахнутые отцом ворота в мир большого бизнеса.

Но кто же остался за бортом в этой жизни, так и не ощутив ее маленьких радостей?

— Маша Заступина, — печально отвечала Тамара Ивановна. — Скромная, старательная, аккуратная… Но… Может, она выбрала просто не то, к чему лежало ее сердце. Учеба у нас не дала ей возможности как-то раскрыться, самовыразиться… И потом ее жизнь складывалась не гладко. Это нам рассказывала Лена. Маша сразу после университета вышла замуж, родила сына, вскоре развелась, вышла замуж повторно, родила дочку, и вновь брак оказался неудачным. Нам искренне жаль ее. У этой девочки была чистая душа, но, наверное, к ней надо что-то еще…

Однако муж Тамары Ивановны даже не пытался выказать какого-либо сочувствия к судьбе Маши Заступиной. Его рука, напоминающая клешню краба, жестко стиснула мне локоть. Я не успел опомниться, как оказался на лестничной клетке, с ботинками под мышкой, ведомый по-молодецки сноровистым и сильным стариком Кешей. Скрип вставной челюсти сопровождал мое бесцеремонное выдворение.

— Вам больше нечего делать здесь, молодой человек. А моей жене необходим отдых, покой… С нее хватит ваших сказок…

Чуть ли не кубарем я скатился по крутой темной лестнице на пролет вниз.

— Подождите! — донесся до меня короткий, как удар хлыста, окрик хозяина.

— Это вы мне, Иннокентий Георгиевич? — Я уже догадался, с кем имею дело, хотя представиться мне не посчитали нужным.