Валерий Гусев - Операция «Бременские музыканты» Страница 11

Мы вернулись на платформу и тут же шмыгнули за киоск - из прибывшей электрички вышел наш папа, спрыгнул с платформы, сел в машину, где сидели еще какие-то люди, - и только его и видели.

– Хитрец какой, - сказал Алешка. - На продовольственный рынок поехал. Побежали? Посмотрим?

И мы опять побежали, хотя после той недавней пробежки даже идти было тяжело. Но уж очень хотелось посмотреть, как этот парень будет с папой разговаривать. Насладиться, так сказать, праведной местью. Потому что, гласит народная мудрость, на всякую силу найдется другая сила. Посильнее.

И мы насладились. Вполне.

К киоску с нахальным парнем и с его амбалами мы подбежали как раз вовремя. Правда, папу сначала даже не сразу узнали. Он вдруг превратился совсем в другого человека. Даже очки на носу появились. И стал такой весь из себя вежливый, беззащитный, робкий. Когда такому в автобусе наступают на ногу, он сам извиняется. Три-четыре раза.

Папа подвигал очки, стал близоруко рассматривать выставленные кассеты, а наглый парень презрительно смотрел на него. Мне даже жалко папу стало. Но ненадолго.

Папа вдруг ткнул пальцем в какой-то фильм и о чем-то робко спросил продавца. Тот резко вскинул голову, что-то зло рявкнул в ответ и повторил свой излюбленный маневр.

Амбалы выскочили, как в нашем старом мультике «Двое из ларца» (кстати, очень на них похожие) и плечом к плечу поперли на папу. Тот испуганно отступил на шаг. На второй. А дальше отступать было некуда - за его спиной ловко возникли двое ребят в камуфляжной форме и с автоматами на плечах. Они ничего не сказали, только возникли.

Амбалы споткнулись на ровном месте и замерли. Будто незримый и строгий командир скомандовал им: «Стой! Раз-два!» И их уже было не узнать. Они, как только что наш папа, неуловимо преобразились. Заулыбались, стали такие вежливые, заискивающие. А наглый парень-продавец тут же попытался закрыть палатку. Но ничего не вышло. Амбалов увели в машину, а парня заставили достать какие-то бумаги и стали с ним «работать». Вскоре киоск опечатали, и продавца тоже увели.

– Так, - сказал Алешка. - В одном киоске справедливость восторжествовала. Теперь папочка поехал на хозяйственный рынок. Вот хитрец, да?

Да, хитрец. Но и мы не такие уж простаки. Даже хлеб купить не забыли.

Дома нас ждал обед в сковороде на плитке и записка на столе: «Кушайте на здоровье. Скоро вернусь. Отец двоих детей».

Обед был очень кстати - мы проголодались, как вампиры в новолуние.

Алешка поставил тарелки на стол, а я поднял крышку сковороды. Там лежала еще одна записка: «Это ваши караси». И больше ничего не было.

Проучил нас папочка. Жестоко, но справедливо.

Мы пожарили яичницу и пошли за карасями.

В разгар ловли Алешка вдруг спросил меня:

– Дим, ты смелый?

Вопрос был трудный, но я ответил честно:

– Когда как…

– А кого ты больше всего боишься?

– Маму.

– А привидений?

– Не знаю. Я их никогда живыми не видел. Только в телевизоре.

– У тебя клюет! Подсекай! Какой ты нерасторопный.

Ну дает братец, отвлекает разговорами да еще и критикует.

Я снова забросил удочку.

– Если не испугаешься, - сказал Алешка, - то мы сегодня ночью все узнаем про этого Грибка. И про его теневой бизнес. У тебя клюет! Молодец! Растяпа!

Карась выскользнул из моей руки, когда я снял его с крючка, и вильнул хвостом в глубине вод.

– А почему сегодня? - спросил я.

– Сегодня четверг, - значительно произнес Алексей и замолчал, видимо, считая, что все этим объяснил.

– А… - протянул я ехидно. - Понятно. Раз четверг, то конечно. В четверг ночью все тайны на поверхность выходят. Как русалки в полнолуние.

Алешка вздохнул и терпеливо объяснил:

– Сегодня Грибок привезет охранникам зарплату, так?

– Так. А нам-то что? Не нам же привезет.

– Значит, вечером они, как у них принято, поедут развлечься в Виноградово, так? И вернутся только утром, дошло?

Я кивнул. Но Алешка по глазам увидел, что я вру.

– Значит, в доме до утра никого не будет. Мы туда ночью заберемся и все узнаем. И выведем этого Грибка на чистую воду.

– Не пойдет, - решительно сказал я. - В чужой дом я не полезу. И тебя не пущу.

Я разозлился не на шутку. В папин карман за спичками, видите ли, он залезть не может - это нечестно. А в чужой дом - пожалуйста!

– Дим, ты подумай, какая тут большая разница! В карман к папе я полез бы, чтобы из него взять. А в доме мы ничего брать не будем. Только посмотрим. Это вроде разведки в тылу врага. У тебя клюет!

– Хватит, - отрезал я. - Пошли домой. С этих карасей еще два дня шкуру снимать.

Всю дорогу до дома Алешка убеждал меня, что ничего дурного нет в том, чтобы забраться в недостроенный дом, - он все равно вроде как ничей, в нем никто не живет, только занимаются темными делами, а мы эти темные дела хотим вывести на светлую воду…

Сопротивление мое этому напору все гасло и слабело. Алешка это почувствовал и нанес решающий удар.

– Дим! Помнишь, мы на рыбалку ходили, и ты ни одной рыбы не поймал?

– Ну, помню, не клевало, - буркнул я.

– А когда мы пришли домой, родители стали нас нахваливать: какие молодцы, целый ужин добыли!

– Ну и что?

– Я ведь не сказал, что всю рыбу сам поймал. А ты ни одной.

Я промолчал. Я ведь тоже тогда не сказал, что всю рыбу наловил Алешка. До сих пор стыдно. Что разделил с ним не заслуженную мной славу.

– Ладно, - сказал я. - Пойдем на разведку. Только как мы в дом попадем? Там ведь все будет заперто.

– Ерунда, - махнул рукой Алешка. - Что мы с тобой какой-нибудь дырки не найдем?

Глава VIII

В ПОДВАЛАХ МРАЧНОГО ДОМА

Возле забора тети-Клавиного участка мы остановились, и я крикнул:

– Теть Клав! Васька ваш где?

– Чего орешь? - Тетя Клава опять возникла возле забора - загорала, как обычно. А куда ей еще? Черная, как сапог, даже блестит. - Я его в курятнике заперла. Чего надо?

– Как карасей жарят?

– Да зачем вам возиться? Возьмите у меня творог - вот вам и ужин.

Творог мы взяли. Но и карасей решили нажарить.

– Да чего там, - тетя Клава махнула рукой. - Почистить, выпотрошить, обвалять в муке, посолить - и плюх на сковородку, в подсолнечное масло. Только перевернуть не забудьте.

– Сковородку?

– Зачем? Рыбу. Как с одного бока зарумянится, вы ее на второй бок. А то давайте их сюда, я вам пожарю и вечером занесу.

– Не, мы сами, папе сюрприз сделаем.

Сюрприз получился…

Мы соскребли с карасей чешую, выпотрошили их, поставили на плитку сковороду. Потом насыпали прямо на стол кучку муки и кучку соли. Я обваливал карасей в муке, Алешка - в соли. И плюх на сковороду с подсолнечным маслом. А как зарумянятся - мы их на «второй бок».

И все у нас получилось - вскоре в нашем хозблоке аппетитно запахло горелым маслом и жареной рыбой, а на столе стояла самая большая мамина тарелка, прикрытая крышкой самой большой кастрюли. Тут и папа подоспел. Он пришел очень довольный и очень голодный. И без очков, конечно.

– Что на ужин? - с порога спросил он. И, потирая руки, сел к столу. - Караси?

Однако крышку поднимал с опаской - он знал, что мы могли отомстить ему за его записку. Вплоть до того, чтобы насажать под крышку живых лягушек.

– Ах, молодцы, - улыбнулся папа, жадно блеснув зубами на золотистых, в корочке, карасей. - Зря я над вами подшутил. Впрочем, вам на пользу пошло.

И он выбрал самого большого карася, переложил его на тарелку и свернул ему голову.

Мы, как две хозяйки, сидели напротив и радовались.

Только рано радовались.

Папина улыбка превратилась в гримасу и скривила все его лицо.

– Вы что, ребята, - переведя дыхание, спросил он, - в морской воде их ловили?

Мы возмутились, обиделись, попробовали… Я взял все блюдо и понес его к помойному ведру.

– Не выбрасывай, - сказал Алешка, - я их котам отнесу.

Поужинали мы творогом, хотя папа и ворчал, что он творог на ночь никогда не ест, от него кошмары снятся. Как от овсянки. Между прочим, при маме он овсянку не больно-то ругает.

После ужина Алешка скормил пересоленных карасей Пал Данилычевым котам. А потом Пал Данилыч его все время спрашивал:

– Ты мне скажи, Леха, чем моих котов накормил? Они третий день ничего не жруть. Только воду в пруду лакають. Скоро поливать будет нечем.

Отужинав творогом, папа уселся за свои бумаги, а нас заставил прибраться в хозблоке и на прилегающей территории.

– А то мама приедет - в обморок упадет.

Это он справедливо заметил. Я даже удивился: мамы всего полдня нету, а без нее уже все хозяйство пришло в упадок. Всюду мусор возник, все вещи свои места потеряли - ничего не найдешь. Два раза без мамы поели, а грязной посуды уже гора выросла. Пауки все углы заплели. У папы все носовые платки кончились. У Алешки на носках дырки появились. Огород засох. Словом, началась настоящая разруха.

Но мы ее остановили упорным трудом. И когда перемыли всю посуду, разогнали всех пауков и превратили мамин любимый огород в болото, то стали изо всех сил демонстрировать папе свою усталость. Алешка даже зевать начал и глаза кулаками тереть.