Валерий Гусев - Операция «Бременские музыканты» Страница 12

– Э, - сказал папа, клюнув на наши приманки, - друзья мои, вы уже все углы посшибали. Ну-ка, в койки! Раз, два!

– Ага, - согласился Алешка, - только пройдемся перед сном. Подышим воздухом.

… Мы подкрались к Мрачному дому со стороны оврага и залегли под кустом. Было еще светло, но из оврага тянуло вечерней сыростью. На кустах и деревьях птицы готовились ко сну, чистили перышки и чирикали, переговариваясь. Задребезжала вдали противным голосом тети-Клавина коза. Позвали домой Петюню его родители. Свистнула на станции электричка. И все стало стихать.

Из Мрачного дома вышли его «охранники», все в тех же ярких трусах и темных очках. Они заперли входную дверь, сели в машину и уехали.

Что и требовалось проверить.

Мы вернулись домой. Папа все еще сидел над своими бумагами. Мы вскипятили ему чайник для кофе и забрались на чердак.

– Смотри не усни, - сказал Алешка.

– Сам не усни, - обиделся я.

– Я-то не усну, у меня еще дело. - И он, засветив свечной огарок на блюдечке, достал из-под матраса тетрадку.

– Книгу пишешь? - усмехнулся я. - Воспоминания сурового мстителя?

Алешка не ответил, задумался. А через некоторое время спросил:

– Дим, «душно» через «ч» или через «щ» пишется, я забыл?

– Через «ы», - усмехнулся я. Но все-таки подсказал.

И Алешка быстро настрочил что-то на тетрадном листке. А потом сказал:

– Помнишь, папа говорил один раз, что врага лучше всего бить его же оружием?

– Ну и что?

– Я их выживу из этого дома. Чтобы от страха навсегда свои пакости забыли. Вот, я им предупреждение написал. - И дал мне листок. - Ошибки поправь, ладно?

На листке большими буквами красным фломастером было написано:

«Душно мне, душно! Чужие люди захватили мой дом. И бродят по моим комнатам злыми тенями. Не будет вам в нем покоя. А только страх и ужас во веки веков.

Миксер Торп - привидение Мрачного дома».

– Здорово, - сказал я. - Очень угрожающе. А при чем здесь миксер?

– Какой миксер? - Алешка выхватил у меня из рук свое зловещее послание. - А, это я от волнения ошибся.

И он переправил «миксер» на «микстер», сложил листок и сунул его в карман шортов.

– Скоро полночь, - сообщил он. - Ты готов?

– Готов. - Я вздохнул. Меня опять охватили сомнения. Да и страшновато было. Не нравился мне этот дом. С его ночным воем. Вдруг и в самом деле они там какое-нибудь чудище в подвале держат. Голодное.

Ночную тишину спугнул ненормальный петух тети Клавы.

– Пора, - шепнул Алешка, и мы выбрались на волю.

В окне у папы было темно. Спит. И не знает, на какое опасное дело отправляются его родные дети.

– Надо его на всякий случай заблокировать, - сказал Алешка. - Вдруг проснется.

Я осторожно заглянул в окно. Папа спал на раскладушке лицом к стене, укрывшись с головой. И это меня удивило - он никогда так не спал, видно, устал очень.

На ступенях стояла толстая палка, которой иногда пользовался папа, когда у него побаливала раненая нога. Мы подперли ею дверь и пошли к Мрачному дому, навстречу приключениям. И привидениям.

Поселок спал. Нигде не светились окна, не хлопали двери, не звенела посуда. Только в самом крайнем доме веселилась беззаботная молодежь. И я ей позавидовал немного.

Мы молча шли уснувшей улицей, а в конце ее, у оврага, вырастал Мрачный дом. Он становился все выше и даже заслонил луну. От этого его силуэт еще больше напоминал развалины старинного замка, полного романтических и ужасных тайн.

Если сейчас там кто-то завоет, я без всяких разговоров возьму Алешку за шиворот и отведу домой, в родимый хозблок. Загоню его на чердак и до конца лета буду сидеть на лестнице. Сторожить неутомимого искателя приключений.

А неутомимый искатель беззаботно шагал впереди меня, посверкивая пятками сквозь дырки в носках…

Тут наш путь в неизведанное и опасное ненадолго прервался - его пересекли три загадочные тени с задранными хвостами.

Алешка приостановился, заботливо их пропуская, и объяснил мне:

– Мурзик, Мурка и Бакс на пруд пошли, ротанов ловить. - Мы тогда еще не знали, что они теперь будут ходить на пруд, как дикие буйволы на водопой, - дома им воды не хватало.

– Они нам тоже скоро понадобятся, - сказал Алешка вслед кошкам.

– Зачем? - удивился я. - Мышей мы вроде не завели еще.

– Узнаешь. Я операцию готовлю против Грибка. «Бременские музыканты» называется.

На секунду мне стало жаль Грибкова. Уж я-то Алешку знал. Он к врагам беспощаден. К тому же изобретателен и коварен, как индеец.

…Мрачный дом застыл, как каменная глыба. И все выше нависал над нами. Мы обошли его кругом, осторожно, бесшумно, в поисках «какой - нибудь дырки». Но все окна и входная дверь были заперты. А в подвальных окнах, на которые мы больше всего рассчитывали, появились решетки.

– Попробуем через верх, - шепнул я.

На третий, недостроенный этаж по заднему фасаду дома шла лестница, заваленная битым кирпичом и ржавой арматурой. Мы осторожно, чтобы не упасть и не шуметь, взобрались по ней наверх.

Тут над нами засияла коварная луна, и сейчас же во дворе сторожа радостно залаяли его собаки - Алешку увидали, не иначе. Но мы быстренько скрылись за недостроенной стеной, и собаки разочарованно заскулили.

Хорошо все-таки, что светит луна. Мы бы без нее тут все ноги переломали: кругом железяки, кирпичи, какие-то палки и дырявые ведра. А у нас даже фонарика не было, мы его не нашли, куда-то делся.

Побродив (по полу, потолку или по крыше?), мы нашли дверь. Остановились перед ней в нерешительности. Потом Алешка легонько толкнул ее - она, скрипнув, отворилась, хотя замок у нее был, - мы скользнули внутрь, и все сомнения остались позади. Отступать поздно.

Дверь, опять скрипнув, затворилась за нами, как живая, вроде как ловушка захлопнулась, и мы оказались в кромешной тьме и жуткой тишине.

Но, оказывается, Алешка предусмотрел такую трудность. И преодолел ее, достав из кармана свой огарок свечи и коробок спичек.

Мы огляделись. Вниз вели бетонные ступени. И больше ничего не было видно. Спустились на второй этаж. Здесь начался коридор, а лестница вела еще ниже. На первом этаже она выходила в холл у входной двери. А за углом спускалась в подвал.

В холле было светло от луны. На полу лежали голубые тени. Обстановка все такая же скудная: шаткая дачная мебель и пустые пивные банки на столике. Правда, у глухой стены появилась железная кровать на ножках.

Вот мы и забрались, как жулики, в чужой дом. На сердце лег неприятный холодок. И тут вдруг мне показалось, что за окном мелькнула какая-то неясная тень. И Алешке тоже, потому что он дунул на свечу и присел на корточки.

Мы замерли и долго-долго не шевелились.

– В крайнем случае, - шепнул Алешка мне в ухо, - под кровать спрячемся. А если найдут, скажем - заблудились.

Мы еще подождали, но все было спокойно. Тени не мелькали, и никакие чужие шаги не слышались.

– Наверное, - опять шепнул Алешка, - ночная птица пролетела. Сова или филин.

Успокоил. Только совы нам не хватало. А так все есть для веселья: полнолуние, дом с привидениями…

– Пошли в подвал. - Алешка снова зажег свечу, и мы беззвучно спустились в подвал.

И ахнули. Даже при слабом и недалеком свете нашего огарка было видно, что подвал полон чудес. Он весь был забит какой-то аппаратурой; свет огарка все время отражался в матовых экранах, сверкали кнопками и клавишами какие-то пульты, свисали отовсюду микрофоны, на рабочих столах лежали наушники. По стенам, одна на другой, громоздились коробки с видеокассетами, на отдельном столике стоял какой-то непонятный агрегат, похожий на ксерокс, и возле него высилась аккуратная стопочка разноцветных листов.

Мы подошли поближе - это были цветные упаковки для знакомых уже нам фильмов ужасов.

Словом, в подвале находился целый завод по изготовлению видеофильмов. Подпольный - в прямом и криминальном смысле. Заставлено и завалено все пространство было так, что едва нашлось место для двух раскладушек, на которых, наверное, спали эти самые «охранники», которые на самом деле были специалистами совсем в другой области.

– Все ясно, - сказал я. - Грибков организовал это незаконное производство, а парни в трусах работают на него. Переводят и размножают ужастики.

– Ничего, - зловеще произнес Алешка, - недолго осталось. Начинается операция. - И он, отдав мне свечу, подогнул у раскладушек ножки так, что, как только на нее плюхнешься, она тут же и рухнет. А потом вывинтил почти до конца ножки у рабочих табуретов - попробуй сядь! И оставил на самом видном месте свое грозное предупреждение.

И вдруг схватил меня за руку:

– Прячься! Кто-то идет!

Мы едва успели шмыгнуть в угол, за коробки с кассетами, и задуть свечу, как на лестнице и вправду послышались осторожные шаги. А потом блеснул на полу луч фонарика.

Тьма была кромешная, мы ничего не видели, кроме слабого пятна света на полу, в которое иногда попадали белые кроссовки.