Владимир Буркин - Нас всех протестировали. Cтрогий мужской детектив Страница 13

– И что даст такое заявление?

– Во-первых, начнутся скандалы, поскольку многие понимают, что тестирование губительно для образования. Губительно хотя бы тем, что ученики бросят учить дисциплины, а станут готовиться к конкретным тестам. Тесты обычно разрабатывают весьма бездарные люди далекие от науки. Тесты – это искусство, а не наука. Во-вторых, с проверкой результатов тестирования не все так хорошо, как кажется. Их можно составлять так, что учащиеся будут допускать больше ошибок, чем при личной беседе. Такое заявление расколет ученый и педагогический мир Советского Союза на два враждующих лагеря.

Кроме этого, надо найти людей из бюрократической и чиновничьей среды государства, готовых возложить на свои плечи труд преобразования системы и выступающих за такие преобразования. Конечно, нужна и журналистская поддержка.

– Ваши советы имеют для нас большое значение, – поблагодарил известного ученого младший сотрудник аналитического отдела. Отчего-то по лицу консультанта пробежала гримаса, подобная тем, что возникают, когда ягоды или фрукты на внешний вид вкусные и сладкие, под прессом зубов оказываются ужасно кислыми, или даже горькими.

Уже через год после начала своей деятельности в аналитическом отделе Дейч смог при докладе генералу Холлингсуорту внести предложение об изменении методов работы в Союзе:

– Работать через журналистов очень сложно. Круг лояльных к нам, ограничен, и операции проходят очень медленно. Нам надо иметь своих людей среди ученых или сотрудников Министерства или просто найти кого-то с обширными связями. На языке разведки…

– Резидента, – хотели вы сказать, господин младший сотрудник. Но мы организация не шпионская. Мы организация сугубо внедренческая. Мы пытаемся донести до народов других стран наш образ жизни. Наш взгляд на то, как им следует жить, – так будет сказано точнее. Считаете, что наступил этап, когда в России должны начать работать наши единомышленники? Это очень сложно. Россия – закрытая страна. За каждым шагом граждан и за их связями с иностранцами там пристально наблюдает КГБ. Очень сложный процесс подбора необходимых нам людей. Штучный товар. Ручная работа. Вы, Роберт, не представляете, насколько уникального агента хотите задействовать в своей работе…

* * *

Глава 11

В тихом кафе у Бердыева неожиданно возникло ощущение одиночества. Возможно от очень маленькой чашечки с удивительным кофе. Он решил, что следует поехать к Николаю Федоровичу.

Бывший следователь самой высокой категории сидел в своем любимом садике на маленькой скамеечке. Рядом с ним на такой же грубо сколоченной сидел испачканный землей вездесущий Семечкин с лопатой в руке. Недалеко от них на краю вскопанного клочка земли стоял на коленях Федя – сосед Николая Федоровича. Он периодически возносил руки к небу и что-то бормотал.

– Николай Федорович, как хорошо, что вы дома. У меня возникли большие затруднения в Министерстве, и я к вам проконсультироваться, – обратился к хозяину дома Бердыев. – А что здесь происходит?

– Хочешь проконсультироваться, сначала возьми лопату и покопай, – вклинился с предложением Семечкин. – Надо огород вскопать.

– Понимаете, Михаил Тимурович, я на костыле не могу копать лопатой. Вот и собрал бригаду, – объяснил смысл пребывания людей во дворе хозяин.

– А кто это на коленях? – спросил Бердыев.

– Это наемный работник, – ответил Семечкин, который всегда и везде старался вставить свое слово.

– Вот мы с профессором, понимаешь ли, спорим о том, можно ли трудом перевоспитать алкоголика. Он говорит, обязательно можно, а я утверждаю, что нет. На огороде опытный экземпляр. Понаблюдай и скажи, кто из нас прав. Рассуди нас.

Опытный экземпляр продолжал возносить руки и бормотать, но теперь его внимание обратилось в сторону разговаривающих. Он косил в их сторону одним глазом и развернул ухо, чтобы слышать разговор.

– А что он делает? – не понял детектив. – Молитву читает?

– Ты внимательно присмотрись и послушай, – предложил Николай Федорович.

– Боже милостивый, – произносил скорбным голосом Федя-сосед. – Помоги мне, несчастному. Спаси меня! Выручи меня! А ты, бутылочка, ползи ко мне, ползи! – в конце монолога он почти завывал, отсылая в небеса просьбу.

Присмотревшись внимательней, сыщик увидел, что рядом с Федей лежит лопата, а шагах в десяти от него на кирпиче, как на постаменте, стоит бутылка краснодарского портвейна.

– И чего он хочет? – спросил Бердыев. – Я ничего не понимаю.

– Я его взял на работу вскопать огород. Всего пятнадцать шагов в длину. Он согласился за бутылку портвейна. Я ее поставил в конце участка и сказал: «Как докопаешь до нее – возьмешь». Он два шага прошел с лопатой и встал. Ждет, когда она к нему сама приползет.

– Но это же форменное издевательство над человеком, – возмущение наполнило голос профессора (раньше друзья обращались к нему Борода, но по мере присвоения ему в институте иерархической цепочки званий перешли сначала на «доцент», и, наконец, на «профессор»). – Почему он должен страдать таким образом? Раз он хочет выпить – дайте ему это!

– Пускай заработает! Был великий лозунг: «Кто не работает, тот не пьет!». Если ему дать до работы выпить, он уснет прямо на грядках. Простудится и заболеет. Так что я еще о нем и забочусь.

– И вы об этом спорите? – удивился Бердыев. Бывший сотрудник уголовного розыска, хорошо помнил методы работы с подобными клиентами. – Ты, чучело ползучее, – обратился он к несчастному копателю. – Бери лопату и вперед. А то я тебе сейчас шею сверну или лопату к руке прикую на веки вечные.

– Не имеете права, – робко проговорил Федя, взглянув на Семечкина и надеясь на поддержку приверженца демократических начал.

– Я тебе сейчас покажу свои права, – Бердыев сделал шаг в сторону Феди-соседа и вдруг ощутил, как растворяется наполнившая его после события в Министерстве обида. В этот миг он нашел для себя работу, и внутренняя горечь заполнилась творческим порывом. Он увидел конечную цель этой работы в дальнем конце огорода. – Дай сюда лопату. Да не бойся, я тебя не стукну. Отлей из бутылки, сколько тебе положено за сделанное, и чеши к себе в усадьбу. Сейчас я огород вскопаю. Мне только обувь найдите рабочую. Нашли, граждане, о чем спорить! В нашем обществе просто не место алкашам. Мы должны сами выполнять порученную им работу.

– Их много. Их надо лечить и перевоспитывать, – не унимался потенциальный демократ.

– При темпах спиртизации нашего общества, на место одного вылеченного дружно встанут десять новых. Мы с вами этой проблемы не решим. Пусть ею государство занимается. Тем более что вы сами, судя по вашему виду, далеко не ангелы.

– Мы только по чуть-чуть. Для согреву.

– Как у тебя дела, Михаил Тимурович? Какой-то ты разговорчивый.

– Сейчас докопаю этот маленький огородик и поговорим.

– Здоровый он все-таки мужик, – кивнул Семечкин на Бердыева, когда тот вошел в раж. – Ему копать бы и копать лопатой. А он хочет детективом стать. Частным.

– У нас такие расценки – лопатой на жизнь не заработаешь, – сказал Николай Федорович.

– А чтоб детективом работать, каким умным надо быть!

– Идите отсюда. Не мешайте работать, – не выдержал Бердыев.

Израсходовав на огороде запасенную для дела розыска энергию, частный детектив уже за обеденным столом рассказал обо всем, что произошло в Министерстве.

– Коллектив в отделе на восемьдесят процентов женский, а господин Фролов, судя по всему, к ним был сильно неравнодушен. Я почувствовал, что некоторые сердятся друг на друга как соперницы. Как рассерженные кошки. Только что не вопят дикими голосами, как настоящие. Может, время их немного успокоило. Полгода прошло.

– Пустили козла в огород, – вставил свое замечание профессор.

– Схему отношений я составить не успел. Я даже не знаю, кто из женщин наиболее пострадал от начальника.

– Те, кто пострадал, на соперниц сердиться не станут. Они будут молча радоваться, переживая страдания.

– Когда я стал вникать в межличностные отношения сотрудников отдела, мне показалось, что в отделе не все гладко. Но это связано с положением отдела внутри Министерства. Я хотел поговорить с народом, но меня выгнали. Вокруг Фролова какие-то недомолвки.

– Значит, наш план сработал. Ты всколыхнул своим хождением чье-то спокойствие. Кто-то занервничал. И этот кто-то не из простых людей. Надавили сверху. А кто такой Семен Петрович? – спросил Николай Федорович.

– Понятия не имею. От его имени меня туда пропустили, с его именем меня и выгнали. Я и задумался, кто он?

– Надо это выяснить. Но очень осторожно. Очень. Я чую, что здесь не все просто. Очень быстро они узнали, кто ты есть на самом деле. Кто-то доложил, что ходит журналист. Журналист интересуется Фроловым. Они о тебе все узнали и в момент приняли меры. Они или он? Ты засветился. Как быстро узнали, что ты на самом деле детектив. Но теперь и ты знаешь, что кому-то перешел дорогу или сильно встревожил. Слежки за тобой еще нет?