Лев Гурский - Никто, кроме президента Страница 14

«Мой» мент еще не въехал, что сегодняшняя мзда ему обломилась. Если я уж кому и отстегну, так это регулярному патрулю. От него не спрячешься. А тот, кто вышел на разовую охоту подкормиться – перетопчется.

– Не понимаю, – с достоинством повторил я. – Я приобрел в газетном киоске несколько изданий, по одному экземпляру каждое. Для себя. С каких пор это преследуется?

– По одному? – Мент еще не верил в облом.

Из-за пазухи я вытащил один «Листок», одну «Совраску», одну «Вечерку» и по одному пакету с «Атмосферой» и «Мансардой». А из кармана – ламинированный прямоугольник Союза журналистов России. Взносы я до сих пор аккуратно плачу.

– Я работник прессы, – вежливо добавил я. – Может, пройдемте к вашему начальству?

– Свободен… – сквозь зубы, как плевок, уронил мент и, больше не говоря мне ни слова, метнулся через дорогу: на той стороне замаячил некто чернявый с носом, с полосатой сумкой.

А я прошел метров пятнадцать, бзынькнул входной дверью и оказался в заведении под названием «Горячий чай». Чай тут подавали не только горячий, но и вкусный, и сравнительно недорогой. Вместе с большой булкой я укладывался в полбакса. Вдобавок тут можно было сколько угодно занимать отдельный столик, читая газеты. Отиум пост неготиум – отдых после работы.

По обыкновению, я начал с последней полосы «Листка». И сразу же уперся взглядом в три слова – «Звягинцев», «миллион», «долларов». Потом я, разумеется, многократно обчитал все слова вокруг этих трех – и сверху вниз, и слева направо, и даже по диагонали. Но сперва были эти три. Звягинцев. Миллион. Долларов. Звя-Ми-До. Очень знакомая музыка!

Мне вспомнилось, как после увольнения я пробился к этому презервативщику с идеей новой газеты. С анализом рынка, с расчетом по кварталам, с наиподробнейшим бизнес-планом, который я составлял пять вечеров подряд. План вышел дешевле не бывает. Я экономил на всем – на своей зарплате, на офисе, на гонорарах, – но уложился в один миллион долларов и через год мог выйти на прибыль. Даже маленькая серебристая змейка Сусанна назвала мой план «любопытным». Однако этот еж резиновый не стал вникать. Он с непроницаемой рожей перебрал костяные четки и спросил у меня: «Газета – это для вас что?» Я ответил честно: «Страсть всей жизни» – и подставился, пень усатый, как малый ребенок! Потому что Звягинцев, весело хохоча, пропел мне в лицо: «И стрррасть Морррозова схватила своей безжжжжалостной рукой!..» Не знаю, кого я в этот миг сильнее ненавидел: себя за искренность, его за смех или Окуджаву за дурацкую песенку про моего однофамильца, полюбившего глупую циркачку. «Денег, Морозов, я вам не дам, – отхохотав свое, подвел баланс презервативщик. – Решение окончательное. Против истории я не попру. На Руси повелось, что Третьяковы, Мамонтовы, Морозовы не клянчили деньги, а сами давали. Кто я такой, чтобы ломать национальную традицию?» Подлец. Подлец. Можно подумать, что, окажись я Пупкин или Тютькин, он бы мне сразу открыл кредитную линию!..

Я бережно разгладил ладонью мятую газетную страницу. Допрыгался, юморист, подумал я. Дохохотался, свистун. Смерти я ему не желаю, по-христиански, но и без моих пожеланий-непожеланий дела его швах: заложников у нас обычно живыми не отпускают, хотя деньги за них иногда берут. А порой и денег не берут. За помощь в поиске мужа Сусанна обещает миллион, но вряд ли она выкинет деньги за труп. Эмоции схлынут, денежки останутся, а она – полная им хозяйка. Тогда возникаю я с печальной мордой и готовым бизнес-проектом газеты. Который, кстати, ей уже и понравился.

Только бы меня не опередили, внезапно испугался я. Проектов у людей навалом, важно быть первым. А то налетят, околпачат, наврут ей с три короба. Послезавтра… да нет, прямо завтра нанесу ей рабочий визит. Без предупреждения. Приор темпоре – потиор юре. Кто первый, тот и прав. Главное, продумать распорядок действий. Сперва выражаю сочувствие, затем прошу денег. Утром – сочувствие, днем – миллион. Не наоборот!

11. МАКС ЛАПТЕВ

Разговор заладился и без коньяка. Когда на обратном пути я стал прокручивать его в голове, то поразился, до чего ж наша беседа походила на партию в настольный теннис! Не на ту, что наспех играешь в обеденный перерыв, еле уговорив приятеля из соседнего отдела отпасовать тебе разок-другой. А на чистую партию двух полупрофи с правильно поставленным ударом. Собеседница, уловив мою манеру, быстро подстроилась под нее. Потому общаться нам было так же приятно, как перебрасываться мячиком с игроком своего уровня. Без напряжения. Без раздражения. За один спортивный интерес. Я ей – пинг, она мне – понг. Удары не гасим, подачи не упускаем, очков не считаем, на лицах – сплошное понимание.

Исходя из моего опыта, эта легкость дается только в двух случаях, которые взаимоисключают друг друга. Случай первый: у человека, сидящего напротив тебя, далеко в шкафу припрятан тако-о-о-ой здоровенный скелетище, что для его сокрытия выстроено множество эшелонов обороны – сквозь них и полиграф-полиграфычу не пробиться. Случай второй: человеку напротив тебя просто нечего скрывать – и все тут.

Первые минуты беседы мы с хозяйкой разбирались, как друг к другу обращаться. Ледяных «господина» и «госпожу» исключили сразу. «Гражданку Звягинцеву» и «гражданина Лаптева», посмеявшись, оставили милиции. Попробовали зайти с имени-отчества, но затем сравнили даты, прикинули, что могли бы учиться в параллельных классах, и сговорились на «Сусанне» и «Максиме». При этом дистанцию между нами сохраняло корректное «вы». То, что надо. Даже моя Ленка не бросила бы в меня камень. Еще минут несколько мы потоптались на берегу вязкой темы участия (неучастия) органов ВЧК—ФСБ в деле исчезновения главы семейства Звягинцевых. И договорились, что это болото мы обойдем по кромке. Или – того лучше – заморозим. Иначе вместе утонем в претензиях, которые, строго говоря, ею уже были выплеснуты, а мною отведены. Я не требовал от Сусанны раз и навсегда исключить подозрения в адрес Лубянки: сильный нажим с моей стороны сам по себе смотрелся бы уже подозрительно. Мы только решили на время перевести версию из первостепенных во второй ряд. Дабы сосредоточиться на иных идеях. Поплодотворнее.

Для разминки я проверил крепость краеугольной темы киднэппинга. Быть может, спросил я, супруг и не похищен вовсе, а – тысяча извинений! – добровольно выпал из семейного гнезда? Юридическая литература такие прецеденты описывает, художественная – тоже. У Чехова хотя бы, в «Шведской спичке». Искали труп, нашли бабника. Вдруг и Звягинцев сейчас где-то на Канарах с новой подругой? А?

– Поглядите на меня, Максим, – Сусанна на кресле переменила позу. В просвете халата блеснула аппетитная белая коленка. Теперь точно: мне ее продемонстрировали. Мастерский пас. – Я что, по-вашему, уже вышла в тираж? Я похожа на женщин, которых добровольно бросают?

– Нет, конечно, – честно оценил я колено и прочее. – Все на уровне, более чем. Вы похожи на ту, которая сама бросит кого угодно… если не брать во внимание историю с третьим мужем.

– С третьим? – приподняла удивленную бровь Сусанна. – Почему же с третьим? С какого края третьим?

– Сергиенко, – уточнил я. – Разве он не был номером три?

– Ах, ну да! – сообразила хозяйка. – Вы же считаете только юридических мужей, у меня-то другая арифметика. Тут вы правы. Сергиенко – моя единственная ошибка. Поразительно красивый и умный дурак. Так и не научился любить меня больше, чем свои древности. Для него я всегда была тенью какой-то там мифической королевы Гудрун. Я ему родила дочь, и догадайтесь: как он ее назвал? То есть чего я спрашиваю – Лубянка ведь знает все.

– Не все, – раскрыл я служебную тайну. – Этого нет в вашем досье.

Там только ее инициалы.

– Сванхильдой! Сванхильда Сергиенко, убиться можно! Я сама это имя еле-еле заучила наизусть. Бедная девочка совсем уже не помнит русского. Шлет мне иногда е-мейлы на старонорвежском, ни с каким словарем их не разберешь…

Я тактично выдержал паузу и лишь затем послал новый мячик:

– Выходит, всех прочих мужей первой оставляли вы?

– Это звучит так печально… – Сусанна потупилась, но секунду спустя вскинула свою серебристую головку. Ни следа печали на лице ее я не обнаружил. – Хотя какого черта придуриваться? Все верно. Я – их – бросала – первой. И что такого? Пока мы относительно молоды, у всех наших любовей короток поводок. Едва в сторону отвернешь, ошейник уже душит. Вот и сбрасываем его без спросу… Вы сами-то, Максим, сколько раз были женаты?

– Всего один, – сознался я. В сегодняшней игре этот мячик был наиболее простым. – До сих пор женат.

– Ну конечно! – Сусанна понимающе подмигнула. – Я и забыла, откуда вы. В вашей организации не забалуешь. Чуть что, и жена бежит к генералу, сообщать про пошатнувшийся моральный облик. И вам задерживают очередное звание… Угадала?