Анна Данилова - Черника на снегу Страница 15

В тот момент, когда он, уже не слыша, о чем говорят Ильин с Машей, оправдывал свой поступок тем, что спас жизнь Маше, раздался звонок. Он машинально взял телефон. На дисплее высветилось имя «Рита».

– Слушаю тебя, Рита… – произнес он, мгновенно вспотев от волнения. Словно Рита могла каким-то невероятным образом узнать о его измене. – Алло… Рита, ты слышишь меня?

Но в трубке молчали. Он не отключал телефон, вышел из комнаты и все ждал, ждал, когда же Рита проявится, когда она скажет что-то. Ему бы взять и перезвонить самому, но он почему-то не захотел прерывать этот звуковой тоннель, ему показалось даже, что он слышит ее дыхание. Ему не пришло в голову, что Рита не может говорить потому, что – просто не может. В другое время он, помешанный на своем страхе за свою семью, предположил бы все, что угодно, начиная от похищения Риты или дочери и заканчивая самыми страшными версиями. Сейчас же этот ее звонок показался ему чуть ли не волшебным, мистическим, словно его жена, прочувствовав, что ей изменили, набрала его номер и вот теперь не знает, что сказать, как поступить…

Еще он боялся, что сам скажет какую-нибудь глупость, каким-то образом выдаст себя. Или же его выдаст виноватый тон. Словом, он долго молчал в трубку, потом все же отключил телефон и вернулся в комнату.

Странные вещи происходят в этом мире.

– Может, в прошлой жизни вашего мужа было что-то такое, за что ему сейчас пришлось таким вот ужасным образом расплатиться?

Марк, услышав этот вопрос, подумал, что Ильин со временем и пришедшим опытом стал циничен и жесток, что он, задавая подобные вопросы, причиняет боль людям. Вот и Маша взглянула на Марка так, словно искала у него поддержки. Но что он мог ей ответить, когда Ильин смотрел в корень, когда он спустя каких-нибудь сорок минут нащупал основную причину убийства Миши Семенова.

По-хорошему, Марк должен был достать присланную ему сегодня утром фотографию Татьяны, показать ее Ильину и рассказать ему все, что случилось тогда, давно. Но разве такое возможно, чтобы Маша об этом узнала? К тому же все события и факты после всего того, что недавно произошло между ним и Машей, сейчас представлялись ему совершенно в другом свете. Он стал относиться к ней с большей нежностью и ответственностью, чем прежде. И, в отличие от Ильина, Марк не мог причинить ей боль, всколыхнув прошлое ее погибшего мужа. Пусть она продолжает жить с чувством, что она была у него единственной.

Какой сегодня ужасный день, подумал Марк, представляя себе свое возвращение домой. А что, если у него на лице будет написано, что он изменил Рите? Или от него будет пахнуть как-то по-особенному? Конечно, можно переночевать в городской квартире, тем более что он так и сказал Рите, предупредил ее, что не приедет в Пристанное. Но почему-то ему хотелось к ней, туда, где она, поближе, прижаться к ней и рассказать обо всем, что произошло… Понятное дело, что ничего такого он ей не скажет, но как хочется поделиться! И про фотографию тоже рассказать, и про Киру.

Даже смерть Миши отодвинулась на второй план из-за его невыносимых переживаний по поводу того, что произошло между ним и Машей. Может, нужно просто сделать вид, что ничего не было? Притвориться перед самим собой? Почему бы и нет?

Зазвонил телефон. Рита! Он судорожно схватил трубку. Напрягся.

– Марк, между нами все кончено. Можешь оставаться в городской квартире, я куплю себе другую, а может, и вовсе уеду жить в Испанию. Или в Италию. На развод я подам сама. Да, картины из мастерской заберут мои друзья – Мира и Дима Караваевы. Все, больше мне не звони.

Марк похолодел.

11

6 декабря 20.. г.

Саша

На свидания Саша собиралась обычно по вечерам, точнее, когда Гарашин уже спал. Раскладывала на стуле одежду, доставала из шкафа чистую простыню, туго сворачивала ее, укладывала в пакет и прятала на дне своей объемной сумки. В сумке ее крылся от глаз мужа целый мир: маленькое мыльце, украденное из французского отеля, с глубоким штемпелем – маленькой однокрылой птичкой, флакончик розовой воды, большой носовой платок, презервативы, пудра и даже маленький тюбик крема, не говоря уже о косметике…

Друг Ванечки, Вадим, часто бывал в командировках и оставлял ему ключи от своей холостяцкой квартиры, где они в основном и встречались.

– Вот почему мужчины – такие свиньи? – возмущалась Алекс всякий раз, переступая порог квартиры и зажимая нос. – Воняет старым табачным дымом, пылью и еще какой-то гадостью. Повсюду грязь, немытая посуда, нечищеные ковры, – причитала Саша, – паутина на потолке, продавленный диван, старые сваленные одеяла, серая непростиранная постель…

Саша деловито шла в кухню – варить кофе. Время от времени пробуждавшаяся же в ней Алекс требовала красного вина.

Ванечка был молчалив, он лишь смотрел на нее и ждал, когда же она утихомирится, когда ее можно будет уложить в постель. Больше ему от нее ничего не было нужно. Ни разговоров, ни особых чувств, ни тем более планов на будущее. Она это отлично понимала, но все равно, разыгрывала перед этим какую-нибудь прелюдию. Не могла же она, войдя в спальню, сразу же раздеться и лечь! Женщины так не поступают, считала она. Это мужчины, это пылкий и страстный Ванечка готов, переступив порог чужого дома и даже не осмотревшись (и уж тем более не обратив внимания на грязь и вонь), взять ее уже в передней.

«Он – животное. Но это животное я люблю. И я готова отказаться ради него от всего. Вернее, от того покоя, который сейчас я не ценю и стану ценить лишь после того, как меня, быть может, вычислят, осудят и посадят в тюрьму. Убив Гарашина, я стану богатой вдовой, но не смогу воспользоваться всеми благами богатства в тюрьме. Значит, я больше жизни люблю Ванечку».

С этими мыслями она доставала из сумки сложенную туго, отглаженную простынку и стелила ее на постель. Это был знак, и Ванечка, понимая, что и она тоже не расположена сейчас пить кофе или вино, принимался ее раздевать, целовать.

– Я не хочу встречаться с тобой в этой грязной квартире! У меня чудесная квартира, ты знаешь, и широкая удобная кровать. А еще – чистая постель. Для меня это важно. Я не могу спать на этом прокуренном диване. Здесь, в этой квартире, все прокурено, все изгажено одиноким и запутавшимся в себе мужиком, который не знает, что ему нужно от жизни… Постой, я сама расстегну замок, ты же его сейчас вырвешь с корнем…

– Но я не могу оплачивать гостиницу и не могу заставить Вадима убираться в своей квартире. Терпи, если хочешь со мной встречаться. Ну же, быстрее…

– Ты правда так хочешь меня?

– Что за вопрос? Стал бы я встречаться с тобой, если бы не хотел?

– Да, может, тебе просто нужна женщина, любая, а со мной – удобно? Раз – позвонил, два – я уже пришла по первому зову.

– Так и нужно. А как же иначе? Саша, хватит уже разговоров… – Он опрокидывает ее на постель, подминает под себя. – Не люблю, когда ты разговариваешь в это время…

– Я хочу избавиться от Гарашина, – шепчет она, закрывая глаза. – Понимаешь? И тогда наша жизнь будет просто сказочной! Ты бросишь свою жену и переедешь ко мне. Если уж ты такой сердобольный, то наймешь ей сиделку. Ты пойми, у меня будет много денег. Очень много! И с каждым днем их будет все больше и больше. Ты знаешь хотя бы, сколько магазинов у моего мужа?

– !!!

– Ладно-ладно, потом поговорим, извини…

Все качалось вместе с ними – и люстра над головой, и сама квартира, и весь город двигался в такт биению ее сердца, переместившегося в низ живота, куда, рыча и постанывая, рвался Ванечка.

Мысли об убийстве мужа мешали и ей самой сосредоточиться на любви, и она, в который уже раз, разыгрывала перед Ванечкой высшее блаженство, на самом деле испытывая при этом досаду и неудовлетворенность.

Он рухнул рядом с ней, потный, тяжело дышавший, продолжавший свое ритмичное постанывание, как если бы пробежал, не останавливаясь, несколько километров. Саша в который раз назвала его про себя животным.

– Ты что, всерьез намерена убить Гарашина? – спросил он, не поворачивая головы, словно обращался к люстре. Алекс же склонилась над ним и рассматривала выступившие на его лбу капли пота.

– Да, а ты что, думал, что я шучу? – возмутилась она, задетая тем, что он не воспринимал ее слова всерьез. – Каждый человек должен сам устраивать свою жизнь.

– Но это же убийство! Убийство, понимаешь?

– Ну и что? Он и так уже довольно много пожил. К тому же прекрасно пожил! Всего достиг. Он был счастлив так, как тебе и не снилось. Он никогда и ни в чем себе не отказывал. К тому же ему потрясающе везет! За что бы он ни принимался, у него все получается. Он просто купается в положительных эмоциях. Он живет ими! Вот ты, к примеру, как встаешь, так с самого утра думаешь об одном: как себя чувствует жена и где раздобыть денег? У тебя серьезные проблемы, понимаешь? А у него все прекрасно. Он с самого утра уже счастлив. Стоит ли он под душем, намыливаясь душистым гелем, вытирается ли мягким полотенцем, пьет ли самый дорогой кофе, ест ли свежайшие, экологически чистые яйца, которые нам специально присылает его тетка из деревни, – все словно создано для его удовольствия. Весь мир служит ему! На работу он едет в роскошной машине, а там, в кабинете… О, ты бы видел, как он отремонтировал свой кабинет, какая там мебель, ковры… Поработает немного, затем едет в ресторан – обедать. Ладно бы в одиночестве обедал, так нет – с любовницей! Потом они едут куда-нибудь, чтобы провести время вдвоем… А когда он возвращается в офис, то спит себе в комнате отдыха. Вот. Спрашивается, где это он так устал? Что такого сделал, что ему требуется отдых?