Раф Валле - Прощай, полицейский Страница 15

Вержа обратился к Муатрие:

- Вы мне как-то сказали, что, если Портер появится в городе, вас немедленно оповестят?

Муатрие подтвердил.

- В чем же дело?

- Мне это было известно.

Вержа улыбнулся.

- И вы как раз собирались сказать об этом, когда заговорил Эстев?

- Нет, - ответил Муатрие.

- Чего же вы ждали?

Инспектор молчал.

- Когда меня здесь больше не будет?

- Совершенно верно.

Вержа в упор взглянул на сохраняющего невозмутимость Муатрие.

- Неплохую работенку вы оставляете для моего преемника, - сказал комиссар. - А может быть, вы боялись за меня?

Инспектор промолчал. Он ненавидел Вержа. Может быть, он знал того, кто сядет на это место, как только комиссару предъявят обвинение, что не заставит себя ждать? Его молчание было красноречиво; он готовил для будущего комиссара дело, которое сразу же сделает его героем.

- Эстев, я рассчитываю на вас. - сказал Вержа.

Все утро он проработал в своем кабинете, а к двенадцати направился к пивной Альже. Он заказал себе порцию кислой капусты. К часу появился Альже и сразу же подошел к комиссару.

- Я узнал, у кого украдены деньги.

Он улыбался, но без радости.

- Тебе это не нравится? - спросил Вержа.

- Нет. Я предпочел бы кого-нибудь другого.

- Почему?

- Да просто так. Твоя доля в твоем распоряжении.

Вержа покачал головой.

- Это на расходы, связанные с той операцией. Рассчитаемся, когда наступит время.

- Я хотел бы поговорить серьезно.

- Завтра, - отрезал Вержа.

- Если бы это был кто-нибудь другой, - сказал Альже, - я послал бы его подальше. Я люблю знать, на что иду.

- Если бы это был кто-нибудь другой, дело бы не выгорело, - заметил Вержа. - Только полицейскому может удаться то, что я задумал.

Он рассмеялся, хлопнув Альже по плечу.

- Великий полицейский плюс великий преступник - это Аустерлиц, который длится год. Наполеон вдвойне, победа шутя!

Альже не любил, когда шутили над серьезными вещами. Он оставил Вержа наедине с капустой, слегка переваренной, недостаточно хрустящей.

* * *

Чтобы встретиться с Люсьеном Рабером, надо принять ряд предосторожностей, особенно если ты полицейский. Рабер был делегатом СЖТ[СЖТ - Всеобщая конфедерация труда.], членом регионального совета. Невысокий, черноглазый, сухощавый человек. Он был глазами и ушами отдела общей информации в профсоюзах. Его держали на крючке уже около года. Он выдал группу испанских коммунистов-эмигрантов после обыска у него в доме. Позже полицейские давали ему время от времени деньги в качестве утешения за его подлость. Это было эффективным лекарством: Рабер, подобно монаху времен Ренессанса, любил вкусно поесть. Он позволял себе обильные трапезы. Мог обойтись без всего, говорил он, кроме как без жратвы. Рабер объяснял это чрезмерное обжорство детством, проведенным в нищете, и это оправдывало его в соответствии с общепринятыми моральными канонами.

Ритуал начинался со звонка на Центральный почтамт. Рабер занимался там сортировкой посылок. Его должность позволяла ему пользоваться телефоном. Условная фраза звучала так: "Нам необходимо знать твое мнение". Спустя несколько мгновений Рабер уже сидел в каком-нибудь ближайшем кафе. Надо было позвонить ему туда второй раз и договориться о месте свидания. Вержа не нарушил церемониала и назначил встречу в конторе фрахтовщика, который осведомлял полицию о действиях крайне правых, и был страшно доволен, узнав, что "красный" занимается тем же делом.

Рабер был в плохом настроении и тут же изложил Вержа причины.

- Два раза за неделю, - сказал он. - Они начнут подозревать. На меня и так уже косятся.

Пару дней назад его вызывали из отдела общей информации в связи с готовящейся забастовкой.

- Но я - это совсем другое дело, - сказал Вержа. - По личному вопросу.

Рабер был заинтригован и промолчал.

- У тебя были бы большие неприятности, если б твои дружки узнали, что ты их закладываешь, - продолжил Вержа.

Рабер вздрогнул.

- С тобой мог бы даже произойти несчастный случай; какой-нибудь болт может угодить тебе прямо в голову во время манифестации, а?

- Зачем вы мне все это говорите?

Он вдруг заволновался, тем более что у Вержа было выражение лица, словно он готовит веселую шутку.

- Потому что я попрошу тебя об одной большой услуге и ты не сможешь мне отказать.

Рабер с тревогой ждал продолжения.

- После нападений на почтовые отделения, - сказал Вержа, - установлена сигнальная система, соединенная с комиссариатом. Это не такая уж роскошь. Нигде я не видел такого легкомыслия, как у администрации. Все вели себя так, словно никому в голову не могла прийти мысль, что через почту проходят миллионы. Например, в те вечера, когда поступает выручка со всего департамента. Я правильно говорю?

- Да, - ответил Рабер, отнюдь не успокоенный.

- Имея эту сигнальную систему, департаментский директор и все кассиры спят с открытым ртом и спокойной совестью. Но зря, потому что есть ты, Люсьен Рабер.

- Я?

- Да, ты. В следующий вторник в восемь часов ты заменишь один из проводов в сигнальной системе. Он обернут резиной. Ты снимешь кусок и заменишь другим, состоящим лишь из резиновой оболочки. Никто ничего не увидит. И никто ничего не услышит, когда придут наши друзья. Ясно?

Рабер отчаянно закрутил головой.

- Вы нездоровы, комиссар? - спросил он.

- Они заберут все деньги, по-моему, миллиард. Я могу тебе сказать с точностью до одного человека, сколько будет служащих, где они будут, какова их, к слову говоря, довольно слабая способность оказать сопротивление. Я изучаю этот вопрос с того самого дня, когда мне поручили предотвратить подобное нападение. Это я разработал систему. Поверь мне, она эффективна, если не знать ее до мельчайших деталей. Потом ты незаметно поставишь провод на место. Понятно?

Рабер ничего не ответил.

- Вы рехнулись, комиссар, - повторил он.

- Ни в коей мере. Скоро ты поймешь, что я не могу поступить по-другому.

Он добавил мягко:

- И что, если ты будешь хорохориться, я не откажу себе в удовольствии раскрыть твое имя, как одного из самых ценных помощников полиции. До самой смерти ты будешь ходить в доносчиках. Обычно в профсоюзах считают, что это самая большая подлость на свете, и они правы. Всюду, где ты появишься, к тебе будут относиться, как ты того заслуживаешь: как к куче отбросов. - Он улыбнулся. - А если будешь умницей, все пройдет хорошо. Ты даже получишь вознаграждение. Миллион. Старых франков. И ты позволишь себе несколько приятных трапез. Мне просто непонятно, как ты еще можешь колебаться.

- А вы?

- Для меня, пожалуй, важнее радости любви. Каждому свое.

- Если вас засекут?

- Невозможно. Если только ты не проболтаешься. Надо научиться молчать хоть раз.

- Когда я получу свой миллион?

- Непосредственно перед операцией. Наш хозяин, фрахтовщик, вручит его тебе. Он получил указания.

Рабер был в нерешительности.

- Я не могу получить небольшой аванс?

Beржа расхохотался.

- Конкретно и положительно. Ты мне нравишься. Завтра здесь будет для тебя сто кусков.

Рабер размышлял.

- Те две почты, это ваша работа?

- Ты в своем уме? Если б я имел два миллиарда, я б уж давно загорал на солнышке. А ты бы жрал ложкой черную икру.

Рабер поправил: не так уж он любил икру. Он предпочитал дичь, бекасов, гусиную печенку, раков. Он был готов долго рассуждать на эту тему, а от перспектив получить миллион у него слюнки текли.

* * *

Сала был сердечен и в то же время держался на расстоянии, как с безнадежным больным, которому с улыбкой предсказывают еще много веселых деньков. Вержа не хотел огорчать его. Он был в хорошем настроении, что скорее раздражало начальника полиции. Сала предпочел бы бурную сцену, долгие рукопожатия со слезами на глазах. Но это было не в стиле Beржа.

- Я имел долгий разговор о вас в Париже, - сказал Сала.

Он вернулся из столицы с ежемесячного совещания департаментских полицейских начальников.

- Все единодушны: то, что с вами делают, чудовищно. Но надо понять и министерство: вас атакуют со всех сторон. Нам придется пересмотреть некоторые наши взгляды, изменить привычки, короче, мы должны быть осторожны. Мы возвращаемся в эпоху лицемерия.

- Выражайтесь яснее, господин начальник полиции: я буду тем чудовищем, чью отсеченную голову покажут народу.

- Да нет же, нет, - возразил Сала.

Он привез обещание: как только закончатся юридические формальности, Вержа помогут.

- То есть, когда я буду осужден.

Сала решил разговаривать сурово, поскольку комиссар не желал понимать.

- Этот исход, мне кажется, трудно избежать.

- Значит, вы знаете, что я виновен.

- Вилла на Юге, это точно?

- Да, - сказал Вержа. - Какой идиотизм!

- Вы хотите, наверное, сказать, что это просто чаевые по сравнению с другими моими махинациями.

Сала пожал плечами.

- Вержа, ваше положение ясно. Если во время процесса вы будете сдержанны, вас спасут. Если же вы начнете болтать, помощи не ждите. На этот раз вы поняли?