Эля Хакимова - Пепел Снежной Королевы Страница 15

– Конечно, у миледи меньше средств на посыльных. – Недовольный новыми расходами, не учтенными в их бюджете, Ролли обернул книгу в бумагу и убрал ее в сундук.

– Немедленно, мистер Ролли, – приказал Корки, в душе признавая некоторую долю справедливости в ироничных сетованиях слуги.

Сломав печать, он открыл конверт, из которого выпал пригласительный билет на королевский бал, обещанный леди Фрэнсис, и с нетерпением развернул надушенный лист бумаги, исписанный изящным почерком матери.

«Здравствуй, Корки!

Надеюсь, тебя застанет обещанный мной билет. В этом году, говорят, ее величество соизволит осчастливить Эдинбург своим посещением (пока Холируд Пэлис еще совсем не развалился от редкого использования).

Вчера прибыла леди Марч, моя бесценная подруга, аккуратно поставляющая последние новости двора. Новости все те же. Ими заботливо снабжает нас чрезвычайно активная леди Мэри Бомонт, опять не удовлетворенная своей креацией [12] (не забудь поздравить ее с „графиней“).

Ч. недаром писал о ней как об „имеющей дело до всего“. Т., вторя ему, говорит, что „эта женщина имеет обыкновение вмешиваться во все дела, причем так, что всегда виден ее дьявольский нрав и дурные манеры“.

На днях она угрожала своему сыну, что примет католичество, если он не женится по ее выбору. Подумаю сама над такой перспективой – только дай мне повод и не исполни какой-нибудь моей причуды!

Воистину, стоит порадоваться обилию дураков при дворе, иначе где бы мы нашли столь богатую пищу для поддержания бодрого духа в нашем сыром климате, если бы не эти непрестанные курьезы?

Невольно замечаешь за собой тоску по добрым прежним временам, когда „старая“ знать не дулась в обиде на корону и не позволяла занимать свое законное место подле нее новым выскочкам, подбирающим у трона выморочные титулы, как собаки в обеденном зале подбирают кости у стола.

Но, увы, тот же граф Энгус все никак не покинет свои скалистые утесы для радостей света. А вспомнить, каковы были Хантли и братья Ботуэлы!

Впрочем, ты говорил, что Энгус серьезно болен? Надо бы навестить его, он в последнее время все упорнее зазывает к себе в гости.

Но не будем о грустном, Корки, мы ведь с тобой птицы радости и веселья и не позволим скучным делам, бедам и (сохрани Господь!) болезням мешать нашим наслаждениям. Прощай, мой друг, увидимся на балу и вместе посмеемся над суетами сильных мира сего.

Адье, мон ами».

Городская стража Эдинбурга с устрашающим грохотом старинных локаберов [13] промаршировала по каменным улицам.

Однако не мешало бы с пользой провести время, оставшееся в избытке до бала. Развлечения, доступные в будние дни, были скудными и немногочисленными.

Скачки на песках Лиса, гольф да петушиные бои. Ничто из этого не привлекало Корки и в более спокойные дни. А уж теперь, в преддверии событий, могущих решить если не жизнь его, то судьбу…

– Мистер Ролли, – властно крикнул Корки. – Собираться!

– Куда это еще? – подозрительно высказался в духе строптивого неповиновения Ролли, намеревавшийся провести этот день в теплой кухне Мэтти.

– В университет.

– Опять анакомикческий театр, – кисло протянул камердинер. Добро же некоторым людям тратить время (и деньги!) на созерцание распахнутых утроб мертвецов. Привыкший ко многому и многое повидавший, Ролли не очень боялся этого. Но, право же, зачем честному человеку знать, что у него там внутри?

– Сэр Энгус. – Крысолов старался говорить тихо, но отчетливо, чтобы больной не тратил сил излишне. – Вы, как вождь ближайших кланов, имеющий право на производство суда, под чьей юрисдикцией находятся местные жители, должны арестовать этого человека.

– Уже двадцать лет я не пользовался частной курией для суда, – слабым голосом протестовал Энгус. – Ты уверен, что без этого не обойтись?

– Милорд! Более десятка девушек от восьми до шестнадцати лет погибли за последний год. Погибли страшной смертью, никем не оплаканные, никем не защищенные. Их кровь, злодейски украденная, вопиет об отмщении. Теперь, когда нам известен человек, несомненно причастный к этим ужасным событиям, когда мы можем пролить свет истины на их судьбы, вы сомневаетесь? Вы, полноправный властитель судеб и вершитель законов!

– Я вынужден думать не только о справедливости, но и о благополучии местных жителей, моего, – Энгус подчеркнул последнее слово, – народа. Кругом доносчики, я в опале у ее величества и не должен совершать скоропалительные и недальновидные поступки, которые могут сказаться на судьбах моих людей. К тому же ваши подозрения насчет светлейшей особы совсем не нравятся мне лично.

В воцарившемся молчании Крысолов, упрямо выдвинув подбородок, взирал на распростертого на подушках графа. От него зависела сейчас и справедливость, и торжество Божьего суда на земле, и жизнь презренного – Юбер почти уверен был в его виновности – убийцы.

Глава 15

Перечитав статью, Куки подняла глаза на отца. Тот, углубившись в том по клинической психиатрии, с увлечением разыскивал диагнозы, которые легко можно было бы приписать многим из его друзей – да чего там греха таить, и ему самому.

– Ну вот, например. Забывчивость, рассеянное внимание, переменчивое настроение… Так что там это у нас, вернее, у них обозначает? Склероз. Старческий маразм – о, это про Дэниэла! Какая занятная книжонка. Куки, а зачем тебе это?

– Что? – очнулась Куки от задумчивости.

– Ну вот эта медицина?

– Неважно. Скажи, тебе никого не напоминает друг Мишель?

– Нет. Пожалуй, нет. Хотя, вроде бы… нет, не знаю.

– Теперь прочти эту статью.

Бросив отцу газету, она прошла к буфету и достала бутылку с виски. Налив себе в стакан на целых два пальца, она выпила залпом и, добавив еще, вернулась к отцу.

Тот застыл с газетой в опущенных руках. Ступор все больше походил на полное отключение сознания. Куки, тяжело вздохнув, бросилась обратно к буфету и налила виски уже для отца.

– Итак?

Он, не глядя на дочь, опрокинул свой стакан и, резко выдохнув, встал.

– Не знаю, что и сказать. – Он мерил широкими шагами гостиную, которая стала очень маленькой для этой морской походки.

– Правда вполне подойдет. Я, знаешь ли, непривередлива. – Куки исподлобья следила за маневрами отца.

– Я знал ровно столько же, сколько и ты, – мрачно откликнулся на враждебность дочери Рэйли. – Вильгельмина увезла твоего брата в клинику и спустя два года сообщила, что он умер. Утонул в реке… Но сообщила она мне об этом через полгода, так что я даже на похоронах не был. Потом она уехала, кажется, в Лондон. Больше я о ней ничего не слышал.

– Выходит, он вовсе даже не тонул. Как она могла бросить его одного в этой клинике?!

– Но… ведь это же хорошо… Это получается настоящее чудо! Кристофер жив и даже оказался в конце концов дома. Поверить не могу… – Он потер лоб и налил себе еще виски. – Парень замечательный, если бы не его любовь к Шекспиру, – отец радостно улыбнулся. – Зато в числах разбирается о-го-го!.. Он же мне новый вариант лотерейной формулы предложил, знаешь? Нормальный парень, а дома и вовсе в себя придет!

– Да он тебя даже не слышит! – разозлилась Куки – Чему ты радуешься? Он сбежал из клиники, и, если бы не Мишель, кто знает, что с ним могло произойти.

– Но все ведь образовалось. – Рэйли отмахнулся от слов дочери. – И мы будем дальше жить все вместе. Как настоящая семья, слышишь, малышка, настоящая семья!

Он, вдруг подскочив к Куки, схватил ее и закружил по комнате в диком танце.

– Малышка?! – Куки закричала, вырвавшись из его объятий. – Я уже давно не мала. Ты посмотри на меня, ты меня видишь? Ты видишь именно меня?

Резко отвернувшись от него, Куки распахнула настежь стеклянные створки двери и выскочила в сад.

Дождь все еще лил, но то ли Куки не способна была слышать что-то кроме сумбурного внутреннего гула, то ли она вообще лишилась чувств – ничто не казалось ей более тихим и пустым, чем этот бушующий зимней бурей сад.

Яблоня. Я – яблоня. Дерево в зиме. Пальцы на ногах, удлиняясь, зазмеились и укоренились в земле – все глубже и глубже.

Кожа мягкая и рыхлая, как пудинг, огрубела, утолщаясь, изошла трещинами и бороздами, превратилась в кору. Волосы, ранее безвольно висевшие, встали колом и, разрастаясь в упругую крону, зацокали круглыми ветвями.

Я не цвету, не пробуждаюсь. Для меня самое главное – удержаться на месте в бурю. Яблоня в зимнем саду. Всеми корнями в мерзлую землю вживаясь, Куки из последних сил пыталась удержаться в этом странном и чужом мире.

Как легко было бы отпустить такую ненадежную, такую обманчивую землю, упасть в тугое и сильное течение ветра.

– Куки, что ты делаешь? Вернись домой, дочка! – С грохотом непогоды ворвался в сознание Куки надрывный голос отца. – Пожалуйста, не мучай так меня! Теперь Кит с нами, и все будет хорошо…