Эля Хакимова - Пепел Снежной Королевы Страница 16

Она оглянулась на отца, не узнавая его седую крупную голову, сведенные в мольбе брови, разверстый навстречу непогоде черный рот и такие же черные глаза в глубоких глазницах над угловатыми скулами.

Кто он? Как мог этот человек украсть у своей маленькой девочки, своей малышки – мать, брата, полжизни в придачу?

Но уже через несколько секунд Куки пришла в себя. При чем здесь отец? Он не виноват… Но и «хорошо» наступит не скоро. Кристофер вовсе не в порядке, зато Куки знает, что надо сделать. У Куки есть план.

Глава 16

– Дуглас! – Корки на время оставил свой томный вид и сделался обычным человеком, возможно, лишь слегка более циничным, но вполне терпимым для своего старого друга. – Рад видеть тебя. Так рано закончилась охота?

– Ты же знаешь, что единственный спорт, который я одобряю, это сельское хозяйство, – Дуглас Денвер, граф Нортамберлендский, улыбнулся, – а на подобные мероприятия приезжаю исключительно ради встреч с министром и секретарем лорд-канцлера. Их крайне редко можно застать в кабинетах.

– Все осушаешь свои болота, – кивнул Корки. – Зайдем в кофейню. Мне так не хватает кондитерской Уайта и тех «…несчастных сельских дворян с кошельками, полными денег, которых там развращают и обдирают светские игроки и распутники». Видишь, я тоже читаю газеты. Наконец и Эдинбург приобщился к цивилизации. Уехав из Лондона, я вдруг почувствовал себя как в дикой пустыне.

– Ты несправедлив, друг! Мой главный садовник родом из горной страны, и он с тобой мог бы поспорить по этому поводу. Ручаюсь, ты бы проиграл, а я бы обогатился, поставив на него несколько гиней.

– Мой бесценный друг, ты, конечно же, прав, – сдался Корки, окончательно оставив презрительный тон. – Но не только садовниками богата Шотландия. Братья Хантер многому научили лондонских врачей, показав им разницу между брадобреями-костоправами и хирургами. А Прингль? Да если бы не его реформа военной гигиены, английская армия продолжала бы терять солдат в госпиталях больше, чем на полях сражений!

– Узнаю Корки! Как и прежде, увлечен медициной и математикой? – усмехнулся Дуглас, усаживаясь за столик в кофейне и беря газету со столика. – Комитету по реконструкции госпиталя Святого Фомы тебя не хватает… а вот это ты тоже прочел? – Дуглас обратился к газете: – «Как сообщают, Нэд Гудйир убил щеголя Фелдинга и бежал. Ссора началась в театре Друри-Лейн. В ту же ночь некий капитан оказал подобную дружескую услугу молодому Фулвуду, так что теперь здесь будет двумя уорикширскими франтами меньше. Капитан – в Ньюгейте».

Закончив чтение вслух заметки в «Газетт», Дуглас со значением посмотрел на Корки. Тот, нимало не смущаясь, наслаждался ароматом кофе и оглядывал оживленную и пеструю публику. Здесь, в отличие от лондонских кофеен, пока не было четкого разделения посетителей по сословиям и интересам.

– Не волнуйся, я далек от мысли составить компанию Нэду, а тем более щеголю Фелдингу и молодому Фулвуду. История с кузеном не более чем шутка, игра. Разминка.

– Вот как? Не заметил на ваших клинках пуговиц [14].

– Все было под контролем. – Решительно меняя направление беседы, Корки спросил: – Как поживает прелестная леди Катерина?

– Все хорошо, – сдался Дуглас, по опыту зная, как сложно заставить Корки объясняться о том, о чем он предпочитает молчать. И улыбнулся, заговорив о своей жене: – С последней вашей встречи она загорелась идеей организовать школу для детей. Теперь же она занята выбором достойной кандидатуры на почетную должность врача для фермеров и работников нашего поместья.

– Она поистине чудо. Кто бы мог предположить, что вы будете так счастливы, когда епископ Бернет венчал четырнадцатилетнего Дугласа и тринадцатилетнюю Катерину больше двадцати лет тому назад. Надеюсь, ты примирился с дедом перед его кончиной?

– От души. Но я долго не мог простить ему то, с какой легкостью он распоряжался моей жизнью. Я никак не мог понять, почему я должен расплачиваться за опрометчивость моего отца, добровольно сложившего голову на эшафоте за «доброе, старое дело».

– Да, старый сэр Ричард отличался гораздо большей политической умеренностью. И дальновидностью. Выбирая тебе в жены наследницу одного из правителей Ост-Индской компании, он заботился о твоем будущем и о будущем вашей земли.

– Ты говорил мне это тогда, в Оксфорде. Но услышать и понять все эти доводы я смог только спустя много лет. – Очнувшись от воспоминаний, молодой граф внимательно посмотрел на Корки. – Тогда я был ожесточенным и неопытным юнцом. Так же, как и ты. Но почему же ты понимал тогда больше, чем я? И почему теперь ты повторяешь ошибки моего несчастного отца?

– Дуглас, ты подозреваешь во мне заговорщика?

– Корки, не шути с этим. Из грязных политических игр никто не выходил без потерь. И неизвестно, что проще потерять, занимаясь ими, – честь или жизнь.

– Поскольку в моем распоряжении только этот капитал и есть, позволь мне самому распоряжаться им, – холодно ответил Корки на горячие слова Дугласа.

– Как знаешь. Однако мне будет искренне жаль потерять такого хорошего друга и разумного советчика, как ты, Корки.

– Уверяю вас, милорд, я еще долго намерен пользоваться вашим расположением, столь лестным для такого скромного и простого человека, как я, – с серьезным видом поклонился ему Корки.

– Никого менее подходящего под определения скромности и простоты, чем ты, Корки, мне встречать не доводилось! – не выдержав, рассмеялся Дуглас, глядя на расфранченного Корки. – «Мститель» в будущем месяце выходит в рейс. Ты и на этот раз участвуешь?

– Нет, друг. На сей раз тебе придется обогащаться без меня.

– Я могу ссудить средства для участия в этом предприятии, оно сулит большую выгоду.

– Благодарю, нет.

– Значит, все уже решено, – печально вздохнул друг. – Ну да ладно. Ты знаешь, к кому можешь обратиться в случае нужды.

– Знаю. Итак, я надеюсь увидеться с леди Катериной на балу, – вопросительно взглянул Корки на Дугласа. – Право, друг мой, вы чересчур редко радуете свет вашим обществом.

– Ну, свету вполне довольно и всех остальных. А я не большой любитель отрываться от дел. Мое поместье требует меня ежечасно, как и мою леди. Кстати, мне и теперь пора на деловую встречу с «Бертисон, Вульрич и K°». Для строительства отводных каналов нужен лес.

– Не смею больше отрывать вашу милость от сих достойных господ. Прощай, Дуглас. – Корки, встав, раскланялся с товарищем и, снова заказав кофе, принялся рассеянно оглядывать публику, толпившуюся в кофейне. «Пожалуй, сегодня мне должно повезти в игре», – решил он.

– Милорд, прежде чем допустить к вам владельца труппы, нам надо обговорить судьбу Олафа Лимерика. – Крысолов отвернулся от окна, у которого стоял, пока Энгуса удобнее устраивала на подушках Дженни, а ее муж, личный камердинер графа, брил, пудрил и надевал парик на своего хозяина.

После недавнего приступа, казавшегося последним, Энгус довольно легко оправился, в который раз изумляя врача и друга своим спокойствием и жизнеспособностью.

Став только немногим более слабым, он все же в состоянии был самостоятельно управлять делами, ежедневно встречался с бейлифом поместья, домоправителем и представителями подвластных ему кланов.

– Даже если он только пособник главного злодея, он заслуживает самой суровой кары. – Черты лица графа, обострившиеся от страданий, причиняемых болезнью, при упоминании преступников ожесточились, сделав его похожим на широкоскулых горцев, которые ничего не прощали и мстили за обиды до последней капли крови. – Ты должен проследить, чтобы ему было не легче, чем остальному «черному народу» [15].

– Возможно, для него было бы лучше погибнуть от руки палача, чем быть сосланным в рудники, – кивнул Крысолов. – Но что я должен делать с главным убийцей?

– Если я не доживу до тех времен, когда справедливость восторжествует, тебе надлежит самому казнить его. Невзирая ни на какие преграды.

– Даю вам в том мое слово, милорд.

– А теперь зови сюда комедианта.

Выходя из покоев графа, Крысолов посторонился, пропуская маленького толстого человечка с лицом, которому многочисленные глубокие морщины нисколько не придавали благородства и степенности – так сильно было на нем выражение лукавства и подобострастия.

Облачен он был в кафтан, некогда богато расшитый золотом, но за давностью лет настолько истертый, что бархат местами обнажался до простого сукна.

Парик его был напудрен не рисовой пудрой, а простой мукой, обильно осыпавшейся на полинялые плечи его изношенной одежды.

– Милорд, милорд. – Вошедший вычурно раскланивался, стараясь изящнее отставлять ногу в разваливающемся башмаке и широченных рингравах [16], вышедших из моды лет сорок назад. – Какая честь, милорд, предстать перед вами, поистине…