Елена Басманова - Карта императрицы Страница 16

Художник закрыл лицо руками, но через мгновение с новой страстью стал взывать к следователю.

– Карл Иваныч, господин следователь, я начинаю думать, что поджигатель навязчивый Модест...

– Хватит, господин Закряжный, довольно. – Вирхов встал. – Вы меня уводите от существа дела. О Модесте позже... Вернемся к Аглае Фоминой. Вы говорили, что видели, как она вышивала на каком-то холсте.

– Да, говорил. – Художник сник.

– А почему же тогда никто другой этого холста не видел? Ни госпожа Бендерецкая, ни тетка покойной?

– Не знаю, – безучастно ответил художник.

В этот момент в кабинет следователя заглянул дежурный курьер и громким шепотом поинтересовался, можно ли войти господину Фрейбергу?

Карл Иванович кивнул и пошел к дверям. Лицо его расплылось в широкой улыбке, но двигался он боком – чтобы краем глаза не выпускать из поля зрения поникшего Романа За-кряжного.

– Христос Воскресе, любезный Карл Иваныч, – резким, металлическим голосом произнес высокий худощавый шатен, снимая шляпу и лобызая Вирхова.

– Воистину Воскресе, – ответил следователь, заметивший за спиной всегда элегантного короля петербургских сыщиков его ассистента Пиляева. Ассистент любил преображаться, ныне его голову украшала новая прическа: короткая стрижка сзади, а спереди – прямой прибор с прядями, уложенными на лоб симметричными полукружиями.

Вирхов крякнул, повернулся и вместе с другом уставился на Закряжного.

– Ну что, мин херц, все сражаешься с задержанными? – чуть покровительственно спросил король сыщиков.

– Никак не могу путеводную нить нащупать, – вздохнул Вирхов.

– А нить-то прямо перед тобой, друг мой, – уголки губ Фрейберга тронула улыбка. Он подошел к Закряжному и стал с интересом рассматривать его огромные стоптанные ботинки. – Решил я тебе помочь, мин херц, как только прочитал сегодня в газете, что при проведении дознания в Воспитательном доме обнаружил ты на почве следок человеческой ноги.

– Да, обнаружил, происхождения непонятного. Но верить басням, что оживший арап Петра Великого босиком разгуливает по городу, не хочу.

– И напрасно, друг мой, напрасно, – хмыкнул Фрейберг. – Отправил я своего доктора Ватсона после этого обследовать пространство вокруг дома, где выставка сегодня ночью горела. И как ты думаешь, что он обнаружил?

Побледневший Вирхов повернулся к фрейберговскому помощнику и покосился на карман его пальто. Не заметив никакого движения ткани, Вирхов вздохнул с облегчением – значит, ручной крысы Фунтика, постоянного обитателя этого кармана, нет.

Ассистент вынул из нагрудного кармана сложенный лист бумаги и протянул его Вирхову. Карл Иванович развернул лист и увидел четко прорисованный след босой ноги. Дюймов десять в длину.

– Судя по всему, имеет место поджог одним и тем же злоумышленником, который принципиально ходит босым.

Энергичное чисто выбритое лицо Фрейберга сохраняло предельную серьезность.

– Неужели какой-нибудь нищий бродяга дошел до такой дерзости? – спросил Вирхов, разглядывая рисунок. Он сделал шаг по направлению к встрепенувшемуся Закряжному. Художник поднялся и, быстро скользнув глазами по бумаге, воскликнул:

– Это не моя нога! Это нога Модеста! Я точно помню, у него обувь маленького размера!

– Но не ходит же он босиком в апреле по Петербургу! – осадил его Вирхов. – Нет, невероятно.

– Модест это или не Модест, – прервал их Фрейберг, – но господина Закряжного, если я его имею честь видеть, отпустить придется.

– Как? Почему? – опешил Вирхов.

– Потому что ваши люди, Карл Иваныч, плохо обследовали местность, прилегающую к дому, где живет господин художник. А вот мой доктор Ватсон не поленился пройти по вашим следам. И кое-что интересное обнаружил. Не далее как полчаса назад. С этим и отправились спешно к вам. Покажите, голубчик.

Фрейберговский ассистент достал из кармана еще один лист и протянул его Вирхову.

На листе были очертания босой ноги, а под ними надпись, что обнаружен след на земле за дворовой конюшней, примыкающей боковой стеной к задней части здания, где живет художник.

– Хорошо, что дождя не было, – растерянно произнес Вирхов, – след замечательно сохранился. Получается, злоумышленник-поджигатель имеет отношение и к убийству мещанки Фоминой?

Вирхов наложил второе изображение на первое. Очертания полностью совпали.

– Так я оправдан? – вскричал художник. – Я могу идти? Это не моя нога! Это точно!

– Погодите-погодите, – почесал затылок Вирхов. – Насколько я помню учение профессора Османа, такой тип ноги изобличает в преступнике женщину...

Глава 11

– Меня беспокоит, что сэр Чарльз не пошел вчера на спектакль. – Брунгильда Николаевна Муромцева бережно погладила черно-белые клавиши рояля, на котором она только что закончила непременные утренние музыкальные экзерсисы, и задумчиво посмотрела на сидевших тут же, в гостиной, мать и сестру. – И сегодня по телефону его голос звучал слабо, он собирается оставаться в гостинице весь день. Не заболел ли он и впрямь чем-нибудь серьезным?

– Не попросить ли доктора Коровкина навестить мистера Стрейсноу? – участливо предложила Елизавета Викентьевна.

– Клим Кириллович сегодня весь день занят, – ответила Брунгильда. – К сожалению, его услугами нам воспользоваться не удастся.

– Но что же делать? – нахмурилась Елизавета Викентьевна. – Следовало бы навестить мистера Стрейсноу. Я, правда, чувствую себя еще слишком слабой, чтобы самой выезжать из дому. Но прилично ли молодым девушкам навещать холостых мужчин в гостинице?

– Конечно неприлично, мамочка, – закусила губу Брунгильда, – мы и не сомневаемся. Но надо найти какой-нибудь выход.

– А что, если попросить Ипполита? – спросила Мура. – Он, сестричка, тебе не откажет.

– В самом деле, – оживилась Елизавета Викентьевна, – надо телефонировать Ипполиту и выяснить, располагает ли он временем. Если вы не возражаете, эту миссию я могу взять на себя.

Дочери не возражали, и профессорская жена направилась к телефонному аппарату. Ипполит Сергеевич обрадовался предложению сопроводить Муру и Брунгильду в гостиницу к заболевшему англичанину и, со своей стороны, пригласил их до визита в гостиницу прогуляться в Екатерингофский сад. Прынцаев хотел осмотреть его в светлое время суток на предмет велосипедных тренировок. Парк, конечно, достаточно запущен, но в последние годы Общество трезвости, устраивающее в саду народные гулянья, немало постаралось, чтобы привести его в пристойный вид, и, главное, там сохранилась чудесная кольцевая дорога для экипажей.

Дочери профессора Муромцева с удовольствием приняли это приглашение, и через час, нарядившись в весенние пелеринки и новые шляпки, сидели в коляске. Напротив сияло радужной улыбкой розовощекое лицо велосипедного аса. Молодцеватый извозчик, ухарски заломив свою похожую на лукошко шапку, покрикивал на гнедую лошадку и искусно направлял ее бег по петербургским мостовым.

Коляска въехала в ворота Екатерингофского сада на широкую аллею, вдоль которой стояли высоченные деревья. Поколебавшись, Прынцаев велел ехать прямо, ко дворцу. Остановились около ажурного мостика, перекинутого через канал перед дворцом, – двухэтажным деревянным зданием, облицованным дорогой тонкой фанерой.

С максимальной предупредительностью и галантностью Ипполит Прынцаев помог барышням выйти из коляски и велел извозчику ждать. Молодые люди постояли на легком мостике, любуясь тонкими пластинками льдинок в темной воде канала, потом направились ко дворцу, поднялись по чисто вымытым ступеням и вошли в холл – навстречу им поднялся из-за стола седенький старичок в пенсне.

– Чем могу служить, милостивые государи и государыни? – проскрипел он, двигаясь навстречу посетителям.

– Мы бы хотели взглянуть на покои, где хранятся прижизненные вещи Петра Великого, – расцвела в улыбке Мура.

– Должен вас огорчить, барышня, – поклонился хранитель, – но они закрыты на просушку. Могу предложить посмотреть две китайские комнаты, они на втором этаже. Там хранятся все дары, что привез из Пекина императору посол Измайлов.

– Нет, благодарю вас, – смутилась Мура, – меня интересуют портреты Петра Первого, писанные при его жизни.

– Понял, понял, – подхватил старичок, – портреты замечательные, да идти к ним надо через другие комнаты, а потому нельзя. Все заперто на просушку.

– А почему эти комнаты так отсырели? – огорченно спросила Брунгильда. – Разве дворец зимой не отапливается?

– Отапливается, барышня, отапливается, как же без этого, – охотно продолжил старичок. Видно, посетители не баловали его своим присутствием, и он был рад услужить молодым людям. – Дело не в сырости. Дворец-то деревянный, отопление печное, не дай Бог, пожар. Вспыхнет, как спичка... А то и поджечь могут из озорства или по злому умыслу. Но у нас нашелся благодетель, предложил за свои собственные денежки спасти нас от этой напасти. И денег дал, и людей нанял...