Александр Смирнов - Вавилонская башня Страница 16

Видя, что раненый с непривычки намял костылями себе под мышками, сестра откладывала в сторону его деревянные ноги и подставляла свои плечи, чтобы помочь дойти до койки. Стоило только Николаю вместо костылей обнять стройный девичий стан, силы сразу откуда-то появлялись.

— А может быть лучше вообще без костылей?

— Можно и без них, только попозже.

— Жаль, я бы и сейчас не отказался.

Как ни хотелось Николаю вместо костылей опираться на Машу, реабилитация протекала по сценарию, который прописал врач, а воплощала сестра. Сначала были прогулки по палате, затем по коридору и только после этого они вдвоём покинули стены госпиталя. Правда, после этого Николай смог перехватить инициативу. Оказавшись вне зоны влияния медиков, "партизан" сам выбирал маршруты и, разумеется, они были недосягаемы для посторонних глаз. Насладившись уединением в полной мере, маршруты достигли границ командира полка, где медицинские власти были бессильны. Маша очень быстро стала своей у полковника с его верными друзьями. И уже ни одно застолье, ни одно мероприятие не обходилось без весёлой молоденькой девочки с её звонким и зажигательным смехом. Ни косые взгляды медицинских сестёр, ни ворчание врачей, ни недовольство даже самого начальника госпиталя, ничего не могло изменить — Маша стала неотъемлемой частью элиты полка: командира, Кузьмы, Василия и Николая, а против элиты, как известно, бессильны все. Но даже в этом незыблемом правиле есть исключения. День разлуки, о котором даже и подумать не могли молодые люди, всё же наступил, и даже всемогущий командир ничего с этим не мог поделать.

Умудрённый жизненным опытом читатель, наверное, уже догадался, что тот, кто устроил в жизни девушки все эти неожиданные перемены, преследовал свои цели. Эти цели известны каждому человеку, потому что каждый хотя бы раз в жизни сталкивался с этой предсказуемой, но всегда неожиданной резкой переменой в своей судьбе. На очередном свидание Маша опустила вниз глаза и грустно сказала:

— Нам придётся расстаться. Меня переводят в тыл.

— Почему? Я поговорю с командиром, и ты останешься здесь.

— Командир здесь бессилен.

Николаю показалось, что он ослышался. Стереотип личности с неограниченными возможностями, не знающего поражений и стальной волей, был нарушен и нарушен был самым дорогим человеком.

— То есть как это бессилен?

— Я беременна, Коля. У нас с тобой будет ребёнок.

Одного мгновения хватило, чтобы Николай не только понял, что произошло, но и осознал ту перемену, которая произошла. Жизнь в одно мгновение наполнилось конкретным содержанием. Его недавнее бытие внезапно увиделось таким никчёмным, что закалённый в боях "партизан" на время потерял дар речи. Николай понял вдруг для чего ему дана жизнь на земле, в чём заключается великая миссия мужчины. Ему вдруг стало стыдно, что раньше он не знал этого. Лицо его покраснело, и глаза отвернулись от Маши.

— Ты не рад этому? — испуганно спросила девушка.

— Я просто стал другим человеком.

— То есть как это другим?

— Я стал отцом, — почему-то прошептал Николай.

— Ты ещё не стал, он ещё не родился.

— Он ещё не родился, а я уже стал.

Николай осторожно прижал к себе девушку и поцеловал.

— Меня в Ленинград сначала хотели отправить — к маме, — торопливо стала объяснять Маша. — Но город сейчас на осадном положении, туда нельзя. Поэтому решили в глубокий тыл отправить. Как осаду с города снимут, я сразу домой перееду. Я живу на Фонтанке, дом 53 квартира 24. Запомни. Мы с мамой и ребёнком тебя будем ждать.

— Не сомневайся, не забуду. Как закончим, сразу домой — на Фонтанку.

— Знать бы ещё, когда вы закончите.

— Недолго осталось. Одну вавилонскую башню мы уже рванули, ещё одна осталось — в Берлине.

Разве дано человеку знать будущее? Разве могли думать молодые люди, что дорога к Берлину растянется ещё на целых два года? Разве было им ведомо, что никакого дома номер 53 на Фонтанке нет и в помине. Вместо него на берегу реки возвышалась пустая коробка с пустыми глазницами окон, грозящая каждую минуту обвалиться. Конечно, они не могли предположить, что именно в тот момент, когда договаривались о встрече, окоченевшую маму на улице обнаружит полуживой дворник. Он постарается убрать мертвое тело с дороги, но сил не хватит. Утром дежурный грузовик с дружинниками, проезжая по улицам города и собирая трупы, заберет её и отвезёт на Пискарёвское кладбище. Там по обнаруженным в карманах документам, сделают запись в книге и похоронят её в общей могиле. А ещё через час при очередном артобстреле эта книга сгорит.

Глава 5

Мы часто слышим выражение: "история ничему не учит". На первый взгляд полный абсурд. Но если отбросить эмоции и обратиться к той же истории, то можно сделать единственный вывод — ничего абсурдного в выражении нет. А что касается нашей жизни, то она как раз и подчиняется законам абсурда. Страна, которая сокрушила вавилонскую башню, создаваемую нацистами, ещё не закончив самой разрушительной и кровопролитной войны, начала строительство собственной башни, по мнению её строителей, самой высокой в мире: выше неба, выше самого Бога.

Чем ближе приближалась долгожданная победа, тем меньше боевых друзей оставалось в полку. После перевода Маши в тыл, Кузьму забрали в политуправление, а сегодня и Василия с тяжёлым ранением отправили в тыл. Вполне естественно, что настроение у командира партизанского полка нельзя было назвать приподнятым. Он ходил хмурым, смотрел на всех исподлобья и отвечал колкостями на фразы совершенно безобидные. Этот стресс снять было легко. Следовало взять бутылочку и распить её вместе с Ферзём, вспоминая боевые подвиги своих друзей. Но и здесь произошла осечка. Командиру следовало присутствовать в штабе армии на политинформации. От этого настроение полковника ещё больше испортилось.

Сидя в душном зале, уставшие слушатели делали вид, что очень увлечены докладом, который делал молодой офицер из политуправления. Командиры полков и их заместители безучастно смотрели на трибуну. Веки постепенно сужались и вскоре смыкались вовсе. Голова клевала носом, и раздавалось тихое сопение, при этом, если слушатель нечаянно переходил на храп, его тут же локтём толкал сосед и будил. Главное в этом деле было не проспать здравицы в адрес Сталина или Коммунистической партии. Но здесь осечек не было. Стоило докладчику произнести стандартную фразу, как все вскакивали со своих мест и начинали неистово аплодировать.

Андрей Петрович прекрасно знал, как вести себя на подобных мероприятиях. Он никогда не храпел громко и всегда аплодировал там, где это надо, поэтому претензий со стороны командования к нему не было. Эта политинформация ничем не отличалась от тех, которые проводились всегда, и усталый полковник удобно устроился в кресле, надеясь использовать время доклада для отдыха. Всё бы так и произошло, если бы не одно обстоятельство: Тема политинформации была — роль политрука в первичном звене воинского подразделения. Слово политрук подействовало на полковника, как красная тряпка на быка. Оно не только ухудшило и так отвратительное настроение, но привело Вронского в ярость.

— …несомненно, — говорил докладчик, — ведущая роль партии, проводимая в войсках через политруков, стала залогом победоносного наступления Красной армии.

Андрей Петрович отвернулся и выругался про себя.

— Текущее политическое положение, — продолжал докладчик, — диктует новое поведение военнослужащих. Командиры, должны ограничить контакты советских солдат и офицеров с представителями, так называемых, союзников.

— Почему, так называемых? — не выдержал полковник.

— Потому что целью противника является деморализация нашего воина, — ответил докладчик.

— Так они из союзников превратились в противников?

Острые локти офицеров впились в бока полковника.

— Ты думаешь, что несёшь? — шептали справа и слева. — Тебя же затаскают потом.

Но полковника, что называется — понесло. Весь негатив, который скопился внутри, выплеснулся наружу, и сдержать его не было никакой возможности. Докладчик опешил от слов полковника. Он не привык, чтобы ему вообще задавали вопросы. Иногда вопросы всё же предусматривались, но в этом случае их задавали специально подготовленные люди и, разумеется, только те к которым докладчик был подготовлен.

— Я не говорил, что они наши противники, — еле выговорил лектор.

— Как же не говорили, все слышали, как вы охарактеризовали наших союзников?

Политработник внезапно понял, во что он вляпался. Если в управление узнают, как он без санкции руководства назвал союзников, увольнение со службы было бы самым лёгким наказанием, на которое рассчитывать не приходилось. Офицер посмотрел в зал, сотни глаз сверлили его глазами. От безразличия к докладу не осталось и следа, абсолютно все с азартом смотрели на политработника, который должен был как-то вывернуться из силков, расставленных полковником.