Николай Стародымов - Тринадцатый сын Сатаны Страница 16

Короче говоря, из Вадима Вострецова получится одно из двух: либо он очень скоренько сломается и уйдет — либо сожмет зубы и добьется-таки чего-то в своей жизни. Правда, соотношение этих вероятностей Ингибаров числил как 10:1.

И уж это дело, которое сейчас он, начальник, принес подчиненному, ему попросту будет не по зубам. И принес он его именно Вадиму по одной единственной причине: это необходимо из тактических соображений. Так что пусть Вострецов пока выполнит черновую работу. Потому что в любом деле помимо творческого расследования, обязательно нужно переработать массу черновой руды. Вот пусть и лопатит — а дальше видно будет.

— Что ж, суть, значит, суть, — наконец проговорил Ингибаров.

Когда шеф, оставив папку на столе, вышел из кабинета, Вадим с тоской посмотрел на стоящий в углу сейф. Там покоились документы по таким простым делам, как убийства Сафронова или той же культуристки-лесбиянки Лизоньки. И если он, Вадим, не смог раскрутить даже их, то что говорить о довольно запутанном убийстве Васьки Рядчика? Мало того, что в нем изначально не видно никаких реальных зацепок. Главное в другом! Главное в том…

Нет, Вадим, погоди, надо идти по порядочку! — остановил он сам себя. Так, с кондачка, да в таком пессимистическом настроении, вообще ничего не добьешься и не решишь… Как учили в институте, что нужно предпринять в ситуациях, когда расследование зашло в тупик и попросту опускается все, и даже руки? Нужно отринуть все самые сложные, хотя и самые очевидные логические конструкции и спуститься к самым простейшим, к самым изначальным, самым исходным данным и начать пытаться отвечать на самые элементарные, самые примитивные, вопросы. Глядишь, что-нибудь, да вырисуется.

Итак, господа присяжные заседатели, что мы на данный момент имеем? Мы имеем труп, который совсем еще недавно был неким, пусть не совсем чистым на руку, довольно мелким бизнесменом. Это тело, которое, уже распотрошенное, в данный момент покоится в холодильнике морга, до вчерашнего дня принадлежало одному из наших сограждан, Василию Ряднову. Это первое. Дальше. Что мы имеем по этому самому Василию Ряднову? Вот она лежит, подробная, хотя и изложенная сухим канцелярским штилем, справочка. Даже не одна справочка, а несколько, полученных из разных ведомств — из отделения милиции, на территории которого произошло убийство, из отделения милиции, на территории которого убитый проживал при жизни, из Управлений по организованной преступности и по экономическим преступлениям ГУВД Москвы, из налоговой инспекции, из налоговой полиции… Если суммировать информацию, которая содержится в них, легко сделать вывод, что покойный отнюдь не являлся добропорядочным членом нашего общества. И в то же время он отнюдь не был таким уж крутым мафиози, чтобы его убивать, причем убивать столь загадочным образом. Его, Василия Ряднова, судя по имеющимся сведниям, по большому счету, вообще не за что было убивать — слишком мелкая это птаха. Потому что он просто-напросто делал свой маленький бизнес, крутил свои не такие уж большие деньги, имел многочисленные связи с женщинами, преимущественно более чем легкомысленного поведения, в силу своего интеллекта уклонялся от уплаты налогов, в криминальные дела особенно не лез, ни у кого из сильных мира сего слишком большие деньги не занимал и не перебивал… Всё!

Так что, делаем первичный вывод: судя по имеющейся у следствия информации, у мафии не было настоятельной необходимости сводить с ним счеты! Можно было бы допустить, что он стал жертвой ревности мужа одной из своих пассий — но эту версию пока оставим в стороне, потому что она представляется менее вероятной. Да и не стал бы разъяренный рогоносец продумывать такой нелепый способ убийства… Следовательно, следствие не имеет в своем арсенале никаких достаточно весомых сведений, которые могли бы дать происшедшему мало-мальски разумное объяснение. Кроме того, имеется в этом деле еще один, наверное, самый важный, самый центральный пункт, который никак не желает укладываться хоть в какие-нибудь разумные рамки. Сколько о чем ни думай, все мысли так или иначе непременно упираются, возвращаются к нему.

Самое таинственное в этом убийстве заключалось в том, что в теле убитого не обнаружено пули! Он был застрелен из пистолета… То есть из револьвера… Как его, где-то тут было записано… А, вот! Шестизарядный спортивный ТОЗ-36, калибр 7,62 мм… Этот факт можно считать абсолютно доказанным, тем более, что само орудие убийства, правда, без отпечатков пальцев, обнаружено непосредственно на месте преступления. А пули нет! Нигде нет. Вот в чем парадокс!

Это было настолько необычно и непонятно, что Вадим попытался поговорить с проводившим вскрытие патологоанатомом. Старый еврей, Борис Абрамович Розенблюм, даже обиделся на вопрос Вострецова.

— Что уже это значит, молодой человек, ваша фраза «не могли ли вы ошибиться»?

Часть морщинистой лысины, которая не была прикрыта серо-зеленым хирургическим колпаком, даже покраснела от возмущения.

— Да я не хотел… — спасовал Вадим.

— Я уже это не знаю, что вы хотели, а что уже нет, молодой человек, — брюзгливо перебил его Борис Абрамович. — А только подобных вопросов до вас мне никто не задавал! Даже Гуров, на что уже скрупулезный и ответственный человек, и тот ко мне никогда…

Вострецов уже не знал, какими словами оправдываться перед разгневанным патологоанатомом.

— Да я же… — начал было он.

Однако собеседник разошелся не на шутку.

— Не перебивайте старших! — рявкнул он. — Я уже это здесь работал, когда вас, молодой человек, еще на свете не было! Я уже это анатомировал покойных организованных преступников в те времена, когда организованной преступности у нас в стране вообще не было! А вы!..

Растерявшийся Вадим был не рад, что вообще обратился к Розенблюму. Хотя и понимал, что обратиться к одному из самых опытных специалистов по криминальным смертям ему было необходимо. Наверное, он просто неправильно сформулировал вопрос.

— Погодите, Борис Абрамович, — вклинился-таки он в гневную отповедь. — Но при вашем-то опыте у вас должны быть какие-то мысли…

И опять не попал в лузу!

— Мысли? — еще более желчно переспросил Розенблюм. — Вас интересует, есть ли у меня уже это мысли?.. Это у вас в ваши годы может не быть мыслей, молодой человек! В моем возрасте мыслей уже это не быть не может!..

Неведомо, чем закончился бы этот разговор, если бы рядом по случаю не оказался кто-то из старых сотрудников конторы, который сразу понял, в чем дело.

— Совсем запугал парня, Абрамыч! — засмеялся он, добродушно хлопнув старого патологоанатома по плечу. — Еще немного — и его самого сможешь разбирать на запчасти!

Он поспешил дальше. А Розенблюм, от этой незамысловатой шутки внезапно сменивший гнев на милость, пробурчал уже не столь гневно:

— Ну ладно, молодой человек, говорите уже это, что вас смущает. Только впредь попрошу вас выбирать слова, чтобы не обидеть старого еврея.

Вострецов и сам теперь этого боялся едва ли не панически.

— Согласитесь сами, — робко проговорил он, — Борис Абрамович, что составленный вами акт выглядит довольно странно.

Патологоанатом пожал костлявыми плечами:

— Это уже ваше дело — делать выводы. Мое — провести вскрытие и все подробно описать.

— Да-да, конечно, согласен-согласен, — Вадим испугался, что Борис Абрамович опять заведется. — Только ведь и в самом деле необычно…

— Что уже это верно, то верно, — неожиданно миролюбиво согласился тот. И даже улыбнулся синеватыми бескровными губами, собрав у подернутых красными жилочками глаз густые морщины. — Я, должен вам признаться, молодой человек, и сам удивился. Кожный покров пробит насквозь, мышцы разорваны, налицо все признаки пулевого ранения… А самой пули нет! Причем, не просто нет, а вообще нет. Я даже рентгеном тело просветил, металлоискателем прошелся — а пули словно и не было здесь никогда. И выходного отверстия в теле тоже нет. И следов того, что кто-то в нем поковырялся до меня и уже это извлек пулю… Не знаю, молодой человек, не знаю, что вам и сказать.

Вадим спросил робко, опять опасаясь вызвать вспышку гнева у желчного старика:

— Простите, а вы уверены, что это была именно пуля? Может, что-то другое, например, кинжал…

Однако Борис Абрамович, словно исчерпав излишки агрессивной энергии, спокойно и решительно покачал головой:

— Опять вы, молодой человек, пытаетесь обидеть старого еврея, который уже сорок лет потрошит трупы… Характер повреждений, которые причиняет пуля, заточенная арматура и те, которые наносит кинжал или стилет, могут ввести в заблуждение только такого неопытного человека, как вы. Это уже была пуля, уж поверьте мне, я знаю, что говорю, только пуля — и ничто иное.

Значит, все же пуля. Пуля, скорее всего, выпущенная из обнаруженного на месте убийства револьвера.