Лин Гамильтон - Оркнейский свиток Страница 16

Поэтому Бьярни направился в Кейтнесс, что на севере Шотландии. Какое-то время Кейтнесс находился под управлением оркнейских ярлов, и совершающим набеги на Кейтнесс почти всегда было чем поживиться. Оркнейским ярлом, которому приписывают захват Кейтнесс, был Зигурд, тот, которого позже знали под именем Зигурда Могущественного. Существует легенда, рассказывающая о том, как Зигурд привязал к своему седлу отрубленную голову поверженного врага, которая поранила Зигурду ногу, и он умер из-за этой раны. Убедительная история, хотя, возможно, и выдумка, но она дает представление о враждебности, которая существовала между викингами, с одной стороны, и пиктами и скоттами, с другой.

При таком непростом стечении обстоятельств Кейтнесс и расположенный по соседству на юге Сатерленд, принадлежавший младшему брату Ейнара, Торфинну, которому Сатерленд достался от деда, короля Малькольма Шотландского. Торфинн был слишком мал, чтобы править, но король назначил советников. Те из оркнейцев, кто пострадал от тирании Эйнара или, как Бьярни, вызвали его гнев, укрывались в Кейтнессе, получая поддержку молодого Торфинна.

Но только не Бьярни. Вы, возможно, уже догадались, что Бьярни обладал несдержанным нравом, ему было проще разрешить спор с помощью топора, чем пойти на переговоры. Он покинул Оркнейские острова поспешно, взяв с собой лишь скудный запас провизии, и поэтому он сам добывал себе то, в чем испытывал нужду. Неприятность заключалась в том, что он встретил сопротивление со стороны брата одного из советников Торфинна. Бьярни вышел из этого короткого боя победителем, но пользы ему это не принесло. Брат советника был мертв, а Бьярни снова в бегах.

Глазго — город Чарльза Ренни Макинтоша. Именно здесь он родился, учился в знаменитой Школе искусств, здесь собрал знаменитую «Четверку из Глазго», в которой вместе с ним были его приятель, художник Герберт Макнэр и две сестры, Френсис и Маргарет, обе входившие в женскую группу изучающих искусство студентов, которые придумали себе довольно эффектное название «Бессмертные». «Четверка» разработала уникальный стиль, необычную эстетику конструкции, которую теперь часто называют школой Глазго, входившей в Движение искусств и ремесел и конечно стиль «ар-нуво». Герберт впоследствии женился на Френсис, а Чарльз — на Маргарет, которая с того времени работала вместе с мужем.

Теперь работы Макинтоша в Глазго можно встретить повсюду: не получивший признания при жизни, он наконец обрел популярность в родном городе. Его не пугало отсутствие признания, и он дерзко заявлял, что является величайшим шотландским архитектором. Правда это или нет, но оставшиеся образцы его работ для поклонников дизайна Движения искусств и ремесел — повод отправиться в своего рода паломничество. Созданные Макинтошем мебель, ткани, постеры, лампы, часы и тому подобное, сейчас вызывают неподдельное восхищение и страстное желание владеть этими предметами искусства. В кафе, точных копиях знаменитого кафе-кондитерской «Уиллоу», дизайн которой Макинтош создавал для мисс Кэтрин Кранстон, можно полакомиться шотландской семгой на кусочке ржаного хлеба. Прогуляться по священным залам Института искусств в Глазго, где Макинтош не только учился, но и разрабатывал дизайн самих залов, когда понадобились новые квартиры. Комнаты, в которых они с Маргарет жили, все предметы мебели, дизайн которых они разработали, тщательно восстановлены и выставлены в Художественной галерее Хантера. Можно даже разглядеть едва заметные царапины.

Я побывала везде. Посетила все места, где выставлялись подлинные работы Макинтоша. Я поговорила со всеми экспертами, которых только смогла найти. Я разглядывала каждую деталь, особенно замки и уехала совершенно убежденная в том, что тот первый секретер, который я видела, был подлинным.

Я без труда смогла бы разыскать даже привидение самого Чарльза Ренни Макинтоша, но единственное, чего я так и не нашла, это антикварную лавку Джона А. Макдоналда. Ни на площади Георга по адресу, указанному на чеке в бумагах Тревора, ни где-либо еще. В глубине души я понимала, что мне этой лавки не найти. Но я не хотела в это верить. Еще дома, перед поездкой, я проверила список телефонов Глазго, вывешенный в интернете, и поискала по веб-сайту ассоциации британских торговцев антиквариатом, и на других сайтах, где указывались шотландские антиквары. Антикварной лавки Джона А. Макдоналда я среди них не нашла.

Все же мой оптимизм или, возможно, отчаяние убеждали меня, что я найду эту лавку. Как только я убедила себя в том, что не ошиблась в оценке секретера, дальнейший самообман был не только возможен, но и не требовал вообще никаких усилий.

Я нечасто останавливалась в Глазго и с нетерпением ждала поездки в этот город. Это один, если не единственный, из самых стильных городов Британии — беспокойный, фешенебельный и волнующий. У меня не было времени тщательно распланировать поездку. События происходили весной и летом, поэтому путешествие оказалось несколько более хаотичным, чем обычно: первым пунктом был Рим, затем через Тасканию я отправилась на юг Франции, затем в Париж, далее в Ирландию, и только потом — в Лондон. По пути я фотографировала товары, которые покупала, и отсылала по электронной почте снимки Клайву, чтобы он, во-первых, знал, что я работаю, а во-вторых, чтобы у него было что показать тем, кому наш торговый зал покажется пустым. Я позвонила Клайву из Лондона и сообщила, что не смогла взять билеты на ближайший рейс, поэтому хочу отправиться на пару дней за город отдохнуть. Он воспринял новость спокойно, что лишь вызвало у меня приступ вины, правда, не настолько сильный, чтобы я отменила уже запланированную поездку на родину Чарльза Ренни Макинтоша.

Однако, несмотря на то что Глазго оказался интересным городом, точно таким, каким его все и описывали, я так никуда и не продвинулась в том, что касалось моего дела. Шаг вперед сменялся двумя, а то и тремя шагами назад. Дважды обойдя площадь Георга, — место, надо сказать, довольно впечатляющее, если не обращать внимания на замызганные тенты, установленные по случаю какой-то конференции или чего-то еще в самом центре, — я отправилась по Георг-стрит, а затем и по Уэст-Георг-стрит, в тщетных попытках отыскать нужную мне лавку. Наконец я вошла в единственный антикварный магазин, который мне удалось найти в непосредственной близости от площади Георга. Это был магазин Лестера Кэмпбелла.

— У меня есть клиент в Торонто, — сказала я, после того как мы обменялись любезностями, и окинула взглядом его магазин, кстати, довольно солидный, самое место для покупки неприлично дорогой мебели, — он просто без ума от Чарльза Ренни Макинтоша. Он покупает все, что создано Макинтошем. Вы не знаете, кто может продавать подобные вещи?

— Не я, — ответил Лестер Кэмпбелл. — Хотел бы, настоящее счастье — иметь такого клиента.

— А какой-нибудь коллекционер, которого можно было бы уговорить продать часть своего собрания? Средства у моего клиента есть.

— И снова нет. Можно найти кучу копий и репродукций и, полагаю, несколько откровенных подделок, ну вы понимаете, о чем я, — сказал он. «Да уж, — подумала я, — даже слишком хорошо понимаю. — Время от времени на рынке появляются отдельные предметы мебели. В середине-конце девяностых прошлого века на аукционе появился довольно симпатичный секретер, который был продан за приличную сумму».

— Примерно за полтора миллиона долларов, если я правильно помню. Мой клиент без колебаний мог бы выложить подобную сумму. К сожалению, этот аукцион состоялся раньше, чем он начал собирать свою коллекцию. Эта страсть в нем разгорелась сравнительно недавно.

— Везет же вам, — ответил он.

— Да, что есть, то есть, — сказала я, скрывая досаду. — Обычно я не занимаюсь подобным антиквариатом, но мне сообщили имя местного антиквара, который специализируется на Макинтоше, я хотела зайти к нему, но не нашла его магазина. Его зовут Джон А. Макдоналд.

— Никогда о нем не слышал, — ответил Кэмпбелл.

— И никто не слышал, — сказала я, — так странно.

— Да, странно. Может, вас обманули?

— Возможно, — сказала я. — Такая досада.

— Надеюсь, это не стоило вам крупной суммы денег, — кивнул он.

— Нет, не денег. Но быть может, это будет стоить мне репутации.

— Понятно, — ответил он.

— Вот моя визитка, — сказала я. — Если вам что-нибудь станет известно, будьте так любезны, дайте мне знать.

Я постаралась произнести это не слишком огорченным голосом, несмотря на неизбежный вывод о том, что если счет на черный буфет был поддельным, тогда поддельным был счет и на секретер.

— Конечно, — ответил он. — А вот — моя визитка.

Я мельком взглянула на нее и остановилась. У меня возникло ощущение, что имя должно быть другим, то есть на визитке было отчетливо отпечатано «Лестер Кэмпбелл, антикварный магазин», но шрифт был таким же, как и в счетах от Джона А. Макдоналда. Нет закона, по которому нельзя использовать тот же шрифт, что и другой продавец, но этот шрифт был несколько необычным. Он копировал письмо от руки.