Клаудиа Пиньейро - Твоя Страница 17

Итак, точно известно: две эти женщины в своих показаниях утверждали, будто Алисия была любовницей Эрнесто.

— О'кей, они могут говорить все, что угодно, а ты заявишь, что в ту ночь мы вместе смотрели «Психо», и я отвечу то же самое, когда меня спросят, — сказала я. И добавила, стараясь казаться спокойнее, чем была на самом деле, чтобы подбодрить его: — У нас есть алиби, любимый!

— Ты скажешь, что смотрела «Психо» по телевизору в гостиной, тогда как я спал наверху, — поправил он.

Об этом мы не договаривались.

— Я не хочу оказаться в дураках. Если меня спросят что-нибудь о фильме, я могу запутаться. А вот ложь насчет сна проверить трудно, — объяснил он.

Это мне показалось довольно разумным. Ладно, приходится признать, что Эрнесто не дурак. Ясное дело, он мужчина и может спутать Тайрона Пауэра с Мэлом Гибсоном. В общем, его предложение сути дела не меняло. Потому что если бы Эрнесто выходил из дома, то я должна была бы это увидеть. Хотя на самом деле Эрнесто действительно выходил из дома и я действительно это видела. «Think in English» от миссис Кертис. Но с условиями нашего алиби все было хорошо. Все, кроме выражения лица Эрнесто, которое могло напрочь похоронить любое алиби. Цыпленок в апельсинах остывал на тарелке.

— Боюсь, они подумают, что ты просто меня покрываешь.

— Ой, Эрнесто, не будь таким мрачным! Эти вообще думать не умеют.

Основной проблемой по-прежнему было то, что не существует других подозреваемых. А полиция у нас действует все хуже и хуже. Хватают первого, на кого им укажут, и больше ничего не расследуют. Так что единственный подозреваемый, ясное дело, находится не в самом приятном положении.

— Нужно придумать еще нескольких подозреваемых, создать их, — предложила я.

Эрнесто был против, он сказал, что мне всегда приходят в голову безумные идеи, что если мы начнем такое придумывать, то потом это может обернуться против нас, что ни в коем случае не надо ничего такого делать. Так он говорил. Но на его лице было написано совсем другое. Так что я настаивала:

— У этой девушки были какие-нибудь враги?

— Нет, ее все любили.

«Кроме ее племянницы», — подумала я.

— Кто унаследует ее имущество?

— Не знаю, наверное, родители, у нее же не было детей.

«Зато была племянница», — снова подумала я, но ничего не сказала.

— То есть, в принципе, если исключить денежные мотивы и личные счеты, то остается только преступление на почве страсти. — Мои слова прозвучали как фраза из криминального телесериала.

— Тут-то я и попадусь, — поторопился добавить Эрнесто.

— Потому что ты один. Нужно приписать этот мотив еще кому-то.

Третья сторона равнобедренного треугольника. Третья лишняя. Или четвертая? Чаро была идеальным вариантом. Она ее не любила (покойницу), могла претендовать на часть ее денег и вступила в связь с любовником своей тетушки, любовницы моего мужа. Превосходно, Эрнесто должен сложить два и два и признать это. Но оказалось, что он не так уж силен в математике.

— Все вокруг знают, что у Алисии не было другого мужчины, — произнес он таким тоном, будто это могло что-то значить.

Так что теперь меня беспокоило не только то, что до Эрнесто все доходило куда медленнее, чем того требовали обстоятельства, но и то, что эти две женщины со своими свидетельскими показаниями вдруг стали «всеми вокруг».

— В общем, если мы захотим придумать еще одного мужчину, то никто в это не поверит, — добавил он.

Я поправила его и, кажется, выдала себя с головой:

— Придумаем еще одну женщину.

Эрнесто взглянул на меня почти удивленно.

— Женщину, которая бы сходила по тебе с ума настолько, что захотела бы уничтожить Алисию.

Эрнесто пробормотал:

— Это безумие.

Думаю, он сказал именно так. Словом больше, словом меньше…

— Такую, что могла бы слать тебе письма, подписанные «Твоя»… — продолжала я.

— Ты рылась в моих вещах, — отважился сказать он.

— Ту, что фотографировала тебя голым.

— Инес, я не могу в это поверить, — пробормотал Эрнесто.

— Ту, что могла бы отправиться с тобой в Рио на выходные.

— Нет, нет, ничего подобного, — все еще пытался сопротивляться он.

— Остается только собрать все вместе и передать куда надо.

— Нет, — повторил он, теперь уже не так уверенно.

И я закончила наш разговор решающей фразой:

— Ты способен сесть в тюрьму ради нее?

Эрнесто не ответил.

— О чем ты думаешь? — спросила я, прекрасно сознавая, что ответа не получу.

Эрнесто все смотрел на меня, не говоря ни слова.

Я и не настаивала.

Нет, Эрнесто был на такое не способен.

29

— Восемьсот двадцать пять восемьдесят три восемьдесят три.

— Да?

— Извините, Гильермо дома?

— Минуточку, а кто его спрашивает?

— Лали.

— Ах, да, секундочку.

— …

— Алло.

— Алло, Гильермо, прости, что я тебя беспокою, я та девушка, которая той ночью…

— Да, я понял, кто ты. Как здорово, что ты мне позвонила!

— …

— Как у тебя дела, девочка?

— Хорошо.

— Хорошо?

— Ну, более-менее.

— Ты сейчас дома?

— Да, я дома.

— Вот это хорошо. Это очень хорошо.

— Ну, на самом деле я звоню с телефона-автомата в торговом центре, но вечером пойду домой.

— Хорошо, это очень хорошо.

— …

— …

— Я звоню тебе, потому что возникла одна проблема.

— Если у тебя есть только одна проблема, то все гораздо лучше, чем было тогда!

— …

— Посмейся немного, это полезно твоему футболисту.

— …

— Вот так мне нравится. Давай рассказывай.

— Мое пузо вдруг становится твердым, очень твердым, а потом отпускает. Я подумала, не знаю, ну, вдруг твоя жена поймет, что это может быть.

— Девочка, ты что, смеешься надо мной?

— Нет, почему?

— Это схватки. У тебя уже подошел срок?

— Понятия не имею.

— Да ты придуриваешься…

— …

— А врач тебе что сказал?

— Ну, я… я не была у врача с тех пор, как это случилось.

— А хуже всего то, что ты не шутишь…

— …

— Ладно, оставайся там, где ты есть, я за тобой заеду и отвезу в больницу.

— В больницу?

— А где еще ты собираешься рожать малыша, девочка?

— То есть, может быть, это уже началось?

— Я понятия не имею, я коммивояжер, продаю застежки-молнии и все такое, девочка, но на всякий случай я тебя прямо сейчас доставлю в больницу. Назови мне адрес этого торгового центра.

— …

— Алло…

— …

— Алло!!!

— …

— Да твою же мать! Разъединили!

30

Труп Алисии Сориа достали из холодильника и поместили на стол. На бумажной табличке было написано ее имя. Личность установили несколько дней назад, по зубам и форме прикуса. Медальон с инициалами и датой рождения с точки зрения судебной медицины не являлся достаточным доказательством. А для всех остальных — вполне. Отец знал, что это она. И мать тоже. А также Чаро, Эрнесто и Инес, хотя они и не видели медальона.

Едва открыли пластиковый мешок, по комнате стал распространяться трупный запах.

— Тело находится в состоянии сильного разложения, — продиктовал судмедэксперт своему помощнику, который делал заметки для протокольного заключения.

Приступили к осмотру трупа. Сначала — внешнему, отыскивая следы травм, порезы, пулевые отверстия. Работа обычная, но сложная, ведь тело достаточно сильно разложилось, и, что еще хуже, скорее всего ненужная, ведь все указывает на то, что девушка утонула. Рутина. Эксперт перевернул тело и продолжил осмотр. Что-то привлекло его внимание.

— Кровоизлияние в вещество спинного мозга, — продиктовал он ассистенту.

Затем потрогал шею, сверху вниз и снизу вверх. И добавил:

— Компрессионный перелом шестого и седьмого шейных позвонков с полным смещением и разрывом спинного мозга.

Еще раз перевернул тело. С этим трупом все оказалось не так уж очевидно, поэтому эксперт взял ланцет и сделал надрез на теле в форме буквы «Y». Осторожно, чтобы не задеть груди Алисии. Сделав разрез, эксперт вернул ланцет ассистенту и раздвинул кожу руками. Затем он взял у своего помощника электропилу и стал вскрывать грудную клетку. Взломал грудину, раздвинул ребра и добрался до легких. Ассистент занялся остальными внутренними органами. Достал их, затем взвесил и измерил каждый в отдельности. Начиная с легких. Стало понятно, что Алисия умерла не от утопления.

— В легких следов воды не обнаружено, — продиктовал судмедэксперт.

Помощник в свою очередь начал вырезать матку, чтобы затем, как обычно, поместить в формалин вместе с остальными органами. Но после первого надреза у него возникли какие-то сомнения, и второй разрез он сделал гораздо осторожнее. Третьего же делать не стал. Подозвал судмедэксперта. Тот подошел, раздвинул ткани, посмотрел, кивнул и продиктовал: