Топор - Дональд Уэстлейк Страница 17

Главным вещественным доказательством, которого у них все еще не было, был пистолет, которым пользовался Убийца. Это был девятимиллиметровый пистолет, это они знали наверняка, но они еще не нашли ни пистолет, ни дилера, у которого Рингер, должно быть, его купил. Власти предполагают, что он подобрал его некоторое время назад, вероятно, в каком-нибудь южном штате, используя фальшивые документы, и выбросил после совершения двойного убийства в ближайшую реку или озеро.

В любом случае, без оружия или каких-либо других улик, связывающих Рингера с преступлением, и из-за того, что адвокат Рингера поднял такой шум, в конце концов, в субботу полиции пришлось его отпустить, хотя они очень пристально следили за ним, включая полицейскую машину, припаркованную двадцать четыре часа в сутки перед его домом. (Отчасти это было сделано также для того, чтобы держать на расстоянии толпы любопытных.)

Его пустой дом, как оказалось. Когда Рингер приехал туда в субботу днем, его жена уже уехала тем утром, объявив средствам массовой информации на наполненной слезами пресс-конференции в пятницу вечером, что возвращается к своим родителям в Огайо, где начнет бракоразводный процесс.

Полицейская теория заключалась в том, что с уходом его жены, когда Джун Рикс так явно настроилась против него (она сказала нескольким репортерам, что, по ее мнению, Рингер убил ее родителей из любви к ней, и что она верила, что он действительно любил ее, но зашел слишком далеко), когда полиция так настойчиво преследовала его и с ужасным осознанием совершенных им преступлений, он просто не мог больше смотреть миру в лицо, и именно поэтому он повесился в своем гараже, на месте, где раньше стояла машина его жены, прошлой ночью.

Просматривая этот выпуск новостей, глядя на лица, вслушиваясь в слова, мне кажется, никто не сожалеет о смерти Лью Рингера. Я думаю, все довольны, что все закончилось именно так, потому что так у всех меньше работы и меньше сомнений в чьих-либо умах. Его обвинили в убийстве мистера и миссис Рикс, родителей его возлюбленной, а затем он покончил с собой. КЭД.

Последние четыре дня я продолжал ничего не делать, даже ни о чем не думал. Мое уныние и обескураженность держали меня в крепких и удушающих тисках. Я зашел так далеко, и все же я просто не смог сделать ни единого шага дальше. Из меня вышибло дух.

Но в самоубийстве Рингера есть что-то такое, что меняет меня, я это чувствую. Что-то о ликовании и облегчении всех, кто был связан с этим делом, от представителя полиции до светловолосой женщины-репортера, от скрытной и хитрой Джуни до ведущего за его столом. Дело Рикса закрыто, и все довольны. Больше никакого расследования, никаких поисков оружия, никакой охоты на свидетелей, никакого рассмотрения каких-либо других мотивов. Оказывается, я их не убивал!

После новостей, пока Марджори идет на кухню готовить ужин, я возвращаюсь в свой офис впервые с четверга. Я сажусь за свой стол, открываю ящик с файлами, достаю папку с оставшимися резюме. Я изучаю их, и мне кажется, что лучшее, что я могу сейчас сделать, — это физически отодвинуть свою деятельность как можно дальше от первых двух инцидентов.

Вот он, в северо-центральной части штата Нью-Йорк. Отлично, снова другой штат, хотя я не смогу делать это каждый раз.

Личгейт, штат Нью-Йорк, согласно моему дорожному атласу, находится к северу от Утики, вероятно, в трехстах милях отсюда. Это отбросило бы его на двести пятьдесят миль от Аркадии, слишком далеко, чтобы ездить на работу, но переезд в пределах штата Нью-Йорк не был бы сложным. Он по-прежнему представляет угрозу.

Я мог бы съездить туда в этот четверг утром. Пять или шесть часов, чтобы добраться туда. Останься на ночь. Посмотрим, что получится.

12

Когда я был мальчиком, я какое-то время был фанатом научной фантастики. Многие из нас были фанатами до «Спутника». Мне было двенадцать, когда «Спутник» полетел. Все научно-фантастические журналы, которые я читал до этого, а также фильмы и телешоу, которые я видел, предполагали, что космическое пространство по естественному праву принадлежит американцам. Все исследователи, поселенцы и космические сорвиголовы были американцами, история за историей. А затем, откуда ни возьмись, русские запустили Спутник, первый космический аппарат. Русские!

Тогда мы все перестали читать научную фантастику и отвернулись от научно-фантастических фильмов и телешоу. Не знаю, как кто-то другой, но, насколько я помню, после этого я переключил свой интерес на вестерн. В вестерне никогда не было никаких сомнений в том, кто победит.

Но до того, как «Спутник» отвратил все мое поколение от научной фантастики, мы прочитали много историй, в которых говорилось о чем-то под названием «автоматизация». Автоматизация должна была заменить неразумный труд, хотя я не думаю, что это когда-либо формулировалось именно так. Но они имели в виду простые конвейерные работы, своего рода скучный, омертвляющий повторяющийся труд, который, по общему мнению, вреден для человеческого мозга и парализует человеческий дух. Всю эту работу возьмут на себя машины.

Это автоматизированное будущее всегда представлялось как благо для человечества, но я помню, как еще ребенком задавался вопросом, что должно было случиться с людьми, которые больше не работали на скучной, отупляющей работе. Они должны были бы где-то работать, не так ли? Или как бы они питались? Если бы машины забрали всю их работу, что бы они делали, чтобы прокормить себя?

Я помню, как впервые увидел новостные кадры о конвейере сборки роботов на японском автомобильном заводе, машине, похожей на рентгеновский аппарат в кабинете дантиста, которая дергалась сама по себе, то туда, то сюда, сваривая детали автомобиля вместе. Это была автоматизация. Это было быстро, и хотя это выглядело неуклюже, ведущий сказал, что это было намного точнее и эффективнее, чем у любого человека.

Итак, автоматизация действительно пришла, и она оказала тяжелое влияние на рабочих. В пятидесятые и шестидесятые годы «синие воротнички» были уволены тысячами, и все из-за автоматизации. Но большинство этих рабочих состояли в профсоюзах, и большинство профсоюзов окрепли за предыдущие тридцать лет, и поэтому были большие длительные забастовки на сталелитейных заводах, в шахтах и на автомобильных заводах, и в конце концов вся боль переходного периода была несколько облегчена.

Что ж, это было давно, и потери,