Эдмунд Бентли - Последнее дело Трента Страница 18

Филипп Трент».

Глава 12

ПЛОХИЕ ДНИ

«Я возвращаю вам чек, который вы мне переслали за расследование дела Мандерсона, – писал Трент сэру Джеймсу Моллою из Мюниха, куда он выехал сразу после отчета перед „Рекордом“. – То, что я сообщил вам, не стоит и десятой доли посланной вами суммы. Возможно, моя совесть была бы спокойной, если бы я не решил, неважно почему, не трогать денег, заработанных на этом деле. Я бы просил оплатить мою работу по самым обычным вашим расценкам. Если это невозможно, передайте мои деньги какой-либо нуждающейся в этом организации… Я приехал сюда, чтобы повидаться со старыми друзьями и привести в порядок свои мысли. И мне требуется работа, писать картины я сейчас не в состоянии. Буду рад, если вы найдете для меня какое-то интересное приключение и уполномочите званием внештатного корреспондента».

Сэр Джеймс Моллой моментально ответил радиограммой, предлагавшей поездку в Ливонию, где вновь объявился Ситизен Броунинг и где город с его окрестностями был охвачен крестьянскими восстаниями. Это была беспокойная миссия, и в течение двух месяцев Трент азартно ловил пока не изменявшую ему удачу. Он был единственным корреспондентом, который видел, как на улице Вольтера стреляла в генерала Драгилова восемнадцатилетняя девочка. Он видел поджоги, линчевания, расстрелы, виселицы. Видел, писал и наращивал в себе отвращение к людской глупости, к беспощадности правительства, не знающего иного способа руководства обществом, кроме подавления и жестокости.

И не было в этой жизни ни дня, ни ночи, когда бы он не думал о женщине, которую с такой безнадежностью любил.

Это случилось с ним впервые, и он, кого никто не назвал бы глупцом, вдруг усомнился в правдивости классиков, писавших о любви, в рассказах бывалых людей, подводивших житейские итоги, – неужели нечто подобное могло происходить с другими?

Ему было тридцать два. Он знал женщин, был и балован ими, и огорчен, но сохранил в себе это вечное преклонение перед непостижимой силой женственности и был рад, что душа его жива, что она разбужена, но переживал это открытие не без горечи: Мабель Мандерсон виделась ему в недостижимой отдаленности.

Он часто представлял ее себе такой, какой увидел у берега моря, радующейся своей свободе, избавлению, и с ревностью думал, что ее вдовство открыло ей путь к счастью с человеком, которого она любит. Он не мог с уверенностью сказать, когда впервые поддался этой ревности. Возможно, при первой встрече с Марлоу, когда необходимо было как-то сопоставить его силу, манеры, благородство с судьбой и чувствами женщины, лишенной семейного счастья.

И с каким отчаянием отказывался он от мысли, что Марлоу, одержимый такой же страстью, мог пойти на преступление во имя любви… Убийство ради женщины что есть банальнее в мире!..

Трент все это мог допустить. Его лишь терзала мысль, была ли миссис Мандерсон посвящена в планы и намерения Марлоу… Марлоу вышел через ее окно. Ее ненависть и ее любовь могли стать главной силой преступления.

Она, конечно, прочитала его отчет и, – видимо, уничтожила, чтобы не бросить тень подозрения на Марлоу…

И это ощущение добродетельности, усталой красоты и неподдельного страдания, когда он вел ее из зала дознания… И то непринужденное ее движение на обрыве скалы… Да, в ней могли пробудиться чувства к Марлоу, но в ее соучастие в преступлении Трент поверить не мог…

В течение шести месяцев Трент был на добровольной поденщине у сэра Джеймса Моллоя, затем приехал в Париж, снял студию и вдруг с полегчавшим сердцем занялся живописью. К нему вернулись силы, он заново обрел общительность и легко вошел в странную компанию французов, англичан, американцев, артистов, поэтов, журналистов, полисменов, содержателей отелей, солдат, адвокатов, деловых людей и прочих. Работал природный его дар – слушать, сочувствовать, понимать, анализировать, убеждать, – редко выпадающие преимущества для британцев во Франции.

Однажды июльским утром Трент встретил на парижской улице мистера Баннера. Разойтись было негде, а Трент уже надеялся, что забыта миссис Мандерсон, забыта вся эта вошедшая в его жизнь история с убитым миллионером… Американец увидел его мгновенно, и порывистая его сердечность устыдила Трента, тем более что ему нравился этот человек…

Они долго сидели в ресторане. Говорил в основном Баннер. Он, Баннер, ныне живет в Париже, он заграничный агент фирмы Мандерсона, он полностью удовлетворен и своим положением, и перспективами.

Минут через двадцать Трент наконец смог сообщить ему, что более года не был в Англии, и тогда Баннер приступил к устаревшим новостям. Оказывается, Марлоу вскоре после смерти Мандерсона вошел в дело своего отца и фактически этим делом ныне руководит; у Баннера с Марлоу сохранились добрые отношения, и они думают о том, как провести вместе лето. Мистер Баннер говорил о Марлоу с восхищением, упомянул о предстоящей женитьбе Марлоу на некой ирландской девушке, к чему тот давно стремился, и Трент с силой сжал под столом руки. Он впервые подумал о том, что в его версии что-то неладно.

Мысли его путались, и он напрямик спросил о том, что с миссис Мандерсон… Миссис Мандерсон, обстоятельно доложил Баннер, уладив дела мужа, какое-то время жила в Италии и только недавно вернулась в Лондон, где приобрела маленький домик; говорят, ее редко видят в обществе.

Вскоре Трент, сославшись на занятость, дружелюбно попрощался с Баннером. Еще через полчаса он лихорадочно демонтировал студию. К полуночи он порвал слабые корни, связывавшие его с Парижем, и бросил прощальный взгляд на свинцовое море у крепости, что в скалах Довара.

В первую очередь он решил повидать мистера Копплса – были сведения, что тот в Лондоне. Однако Копплс оказался в отъезде. С Марлоу Трент встречаться не хотел, к миссис Мандерсон пойти не мог… Отель, новая студия, где в тщетных попытках заняться делом он вспомнил однажды, что миссис Мандерсон была поклонницей музыки, и стал вдруг завсегдатаем оперы… Это случилось, когда он уже отчаялся встретить ее. В толпе кто-то тронул его за руку. Трент обернулся – перед ним стояла она, более блистательная, чем в ту пору горя и страха. Она улыбалась, и Трент почувствовал ее волнение.

– Я не хочу опаздывать на «Тристана», – сказала она. – И вы не опаздывайте. Повидайте меня. – И назвала номер ложи.

Глава 13

ВЗРЫВ

Последующие два месяца Трент еще долго будет вспоминать с содроганием: в многочисленных встречах миссис Мандерсон сохраняла холодное дружелюбие, державшее его в атмосфере обычного делового знакомства. Кроме того, он встретил ее в опере с некой миссис Уоллес, игривой экономкой, которую знал с детства. Миссис Мандерсон, вернувшись из Италии, каким-то образом забрела в круги, к которым принадлежал он, и Трент терялся в догадках, сознательно ли сделан этот шаг, не означает ли какой-то потаенной заинтересованности миссис Мандерсон в их отношениях. Однако то возбуждение, с которым она остановила его в фойе, казалось, ушло навсегда.

Однажды ему выпал мучительный спектакль: он сидел в опере за ее спиной, и ничего вокруг не существовало, кроме обильных ее черных волос, овала щеки, линии плеча, кисти спокойной руки на барьере. Когда завершился спектакль, он был бледен, подавлен и простился с дамами с грубоватой поспешностью.

В следующий раз он увидел ее на даче, где оба были гостями, и, как ему казалось, держал себя в рамках разумного нейтралитета. Он уже не сомневался, что она прочла его рукопись и по-своему переживает его подозрения. Так что же заставляет ее общаться с ним с той же милой откровенностью, с какой относится к людям, не сделавшим ей ничего дурного? Ведь рана нанесена его рукой, и она знает об этом.

Несколько раз он чувствовал желание поговорить, но что-то заставляло ее уходить от разговора с присущим обаятельной женщине искусством. И он сделал два вывода: надо уехать из Лондона, и он уедет. Он избавится от этой мучительной неопределенности – в чем прав в деле Мандерсона, в чем просчитался, чем все-таки раздражена миссис Мандерсон.

В Лондон вернулся Копплс, а Трент его уже ни о чем не спрашивал. Ему все помнились слова старика: «Пока ее судьба связана с Мандерсоном, никакая сила не заставит ее предать его. Она женщина с достоинством, Трент».

Второй его вывод: ему не хотелось бы остаться с ней наедине. Однако когда несколько дней спустя она прислала записку с просьбой о встрече, он и не попытался увильнуть…

– Я пригласила вас потому, – сказала она за чаем, – что дальше так продолжаться не может. Когда вы уехали тогда, я твердила себе, что вовсе неважно, что вы думаете обо мне в связи с этим делом. Сейчас я считаю иначе. Все дело в причине, по которой вы не дали хода рукописи. Я спрашивала себя: что это значит для меня? Ничего! Но я должна об этом говорить, потому что то, о чем вы думали, было не правдой. – Она подняла глаза и спокойно встретила его взгляд.