Сергей Донской - Матерый Страница 18

Зачем такой товар портить, сказал грек, остановив жестом своих заступников, и принялся неловко расстегивать ширинку перебинтованными руками.

Товар все-таки испортили - выбили Суде передние зубы, не поверили его слезным обещаниям, что кусаться не будет. У проклятого грека оказалось много друзей и родственников, поэтому несколько суток, проведенных в подсобке кафе, запомнились Суде необычайно ярко, хотя, конечно, мемуары на эту тему он писать не собирался. Изуродованные ноги и вставные зубы тоже не давали забыть о печальном опыте.

Суля с ненавистью взглянул на раскаленное добела солнце и спросил у Комиссара:

- Пиво в холодильнике осталось?

- Последние две банки выцепил.

- Тогда водки притащи, что ли.

Комиссар рассудительно ответил:

- Пусть сначала Хряк свалит, потом и отметим его отъезд.

- Ага! - злобно буркнул Суля. - Как же! После него всегда хоть шаром покати. Он лучше гаишникам за перегар сотенную отстегнет, чем нам хоть каплю оставит.

Комиссар поскреб ощетинившуюся голову, забравшись пальцами туда, где за надбровным дугами начинался лоб, и сокрушенно вздохнул.

При своей явно уголовной наружности он рос жизнерадостным, компанейским, добрым юношей. Если и бил кого-то, то не по злобе, а из нужды. Когда сигарет или чипсов страсть как хотелось, уже почти двухметровый, но еще несовершеннолетний, подходил Комиссар к одинокому прохожему на ночном пустыре и вежливо предлагал: дядя, гони монету, а то у меня нет. Дяди не могли отказать трогательному подростку, что-нибудь да подавали. Но однажды - хлоп! Комиссар приоткрыл один глаз, а по голове опять - хлоп! И еще, еще.

Толком он тогда так ничего и не понял, кроме того, что было очень больно и обидно. Комиссар сильно изменился после злой шутки, которую сыграли с ним в темноте. Растерял сразу половину природного добродушия, разочаровался в действительности, даже в бога верить перестал.

В отличие от Сули он не с сопливыми дружками пошел ножичками махать, а прибился к людям вполне серьезным и конкретным. От той поры, когда Комиссар злодействовал в далеком городе Ростове-на-Дону, осталась у него на память драгоценная цацка, с которой он не расставался.

Разбойничать ему в принципе нравилось, да только опасное это было занятие - сегодня ты кого-то шлепнешь, а завтра - тебя. Поэтому, поднабравшись опыта, Комиссар пошел на дело, заранее зная, что оно станет последним. Их банда долго пасла подпольного скупщика ювелирных украшений, а накануне намеченного "скока" Комиссар взял его квартиру сам, поскольку досконально знал, какие меры безопасности применяет клиент. Перед смертью ювелир, надеясь вымолить себе пощаду, отдал грабителю самую драгоценную вещицу из своей коллекции.

Была она исполнена в виде громадной золотой стрекозы. А история, прилагавшаяся к ней, выглядела не менее впечатляюще.

Бриллиант, зажатый в золотых стрекозьих лапках, являлся якобы осколком знаменитого алмаза Тиара, добытого в начале XX века на одном из южноафриканских рудников. Некоторое время огромный камень вынашивал в своей черной заднице некий предприимчивый зулус, но напряженная походка выдала его, и алмаз извлекли на свет божий изогнутым шомполом. Правительство Трансвааля преподнесло камень британскому королевичу Эдуарду, а тот передал его на обработку придворному ювелиру Ежи Ковальчику. Вместо того чтобы скрупулезно изучить структуру алмаза со всеми его многочисленными трещинками, горячий поляк схватился за инструмент и.., расколол раритет на 3 крупных монолитных блока, 11 кусков средней величины и 109 осколочков голубоватого цвета. По словам дышащего перегаром Мишани, фамильную драгоценность украсил один из обломков злополучной Тиары. В бриллианте было 189 карат, но главная ценность камушка заключалась в его родословной.

"На Западе эта вещица стоит не менее четверти миллиона, - бубнил ювелир, пытаясь заглянуть в глаза склонившегося над ним Комиссара. - Бери и уходи, богом прошу. Я ни к ментам не побегу, ни к братве, клянусь".

Не побежал. Прежде чем придушить жертву, Комиссар немного полюбовался драгоценным украшением, ощущая приятную тяжесть на ладони. Расправленные крылья и туловище золотой стрекозы были усыпаны росинками бриллиантов вперемежку с рубиновыми розами. На жемчужной головке таинственно мерцали изумрудные глаза. Красотища! Если не четверть миллиона, то тысяч пятьдесят баксов она стоит, решил Комиссар и затянул петлю.

Больше он ничего не взял в той квартире, чтобы не залететь на продаже краденого, как это часто случается. Не попрощавшись с подельщиками, убыл из Ростова и тихонько осел в Курганске. Стрекоза всегда находилась при нем в качестве своеобразного талисмана. Сбагрить кулон за реальную стоимость Комиссар пока что не порывался, опасаясь себя обнаружить. Украшение покоилось в его кармане, и приятно было думать о том, что (чем черт не шутит!) алмаз, зажатый в стрекозьих лапках, действительно стоит четверть миллиона баксов.

Комиссар подался в охранники к богатому бизнес смену, рассчитывая завести знакомства среди коммерсантов, а может, и за бугор смотаться с шефом, чтобы там попытаться определить реальную стоимость стрекозы. На службе у Мамотина он и сошелся с Сулей.

Проработав в паре всего ничего, молодые люди очень сблизились, что было весьма странно при абсолютной несхожести их характеров. Так, Суля любил смотреть жестокую порнуху, мечтал о собственном джипе "Лендровер" и не мог уснуть без плотного ужина. Комиссар являлся его полной противоположностью - тащился исключительно от крутых боевиков, ездить желал на спортивной машине, плотный ужин чередовал с не менее плотными завтраками и обедами. Такие разные люди, а надо же - подружились.

На вышедшего из дома шефа парни посмотрели с одинаковой ненавистью, но, когда приблизились к нему, оказалось, что глаза их полны чуть ли не обожания. Да и как не любить того, кто помахивает перед носом веером зеленых купюр?

Прощание было недолгим, расставались с обоюдным облегчением. Доставив босса на "Мицубиси Паджеро" к трассе и проводив взглядом увозившую его попутку, Суля с Комиссаром одновременно воздели ладони и изобразили эффектный хлопок - излюбленный жест братвы, на которую им нравилось походить.

Через полчаса один из работяг по их приказу ловил на шоссе самосвалы, интересуясь левым щебнем или кирпичом, а охранники завалились покемарить, готовясь к бурной ночной жизни по полной программе - жратва от пуза, пойла хоть залейся, покорная телка на двоих. Соседский ковбой проходил в списке удовольствий как бесплатное приложение.

И все затеи Сули и Комиссара казались приятными и легкоосуществимыми.

Глава 7

ЧУЖАЯ СЕМЬЯ - ПОТЕМКИ

Обычно времяпровождение на даче не относилось к разряду любимых развлечений Людмилы, но теперь что-то изменилось. Появился новый стимул. Иначе зачем бы она вдруг водрузила на электроплитку тазик с водой, собираясь не только помыться, но и навести блеск на голове? И почему, раздевшись догола и обливаясь теплой водой, она улыбалась вовсе не воспоминаниям о молодом супруге, дожидавшемся ее в городе, а своим мыслям о совершенно постороннем мужчине, узкобедром, широкоплечем и ясноглазом?

Блажь? Разумеется.

Обуреваемая навязчивым желанием отблагодарить незнакомца за спасение дочери, Людмила легкими касаниями бритвы довела свои ноги до почти скульптурного совершенства, взяла зеркало и занялась лицом. Она расположилась так, чтобы можно было поочередно смотреть на свое отражение и на чужой участок, расположенный сразу за обширными владениями, где обитал этот ужасный черный пес.

Дойдя до бровей, Людмила уже совершенно точно знала, что мужчина в джинсах скучает на даче совсем один. Но она не спешила. Дождалась, когда солнце опустится пониже, и лишь тогда отправилась на поиски дочери.

Эллочка, как обычно, расположилась на берегу ставка с альбомом для рисования и набором акварельных красок. Тошка, примостившийся рядом, недоверчиво поглядывал на маленькую хозяйку. Песик совершенно точно знал, что изобразить на бумаге закат невозможно, и удивлялся человеческой самонадеянности.

- Ну что, Эльчонок, - улыбнулась Людмила, потрепав дочь по волосам, поехали домой? Руслан, наверное, нас заждался.

- Перебьется без нас твой дядя Русик! - заявила девочка, старательно отмывая кисточку от оранжевой краски. Своего настоящего отца она не помнила, но была твердо убеждена в том, что новый мамин избранник и ногтя его не стоит. Слишком молодой, слишком глупый, чтобы называть его папой или хотя бы полным именем. Русик, он и есть Русик.

Людмила слегка нахмурилась.

- Мне завтра на работу. Должна же я привести себя в порядок, прежде чем выходить в эфир?

Она работала на местной телестудии не только режиссером, но и ведущей, и ей не нравилось, когда приходилось кому-нибудь напоминать об этом.

- Ты же на себя целую кадку воды извела! - резонно заметила Эллочка, окуная кисточку в малиновую краску. - Я уже не говорю о косметике.