И грянул выстрел - Марина Серова Страница 18

– Привет, Володь, это я, Татьяна. Ну, что там по поводу отпечатков пальцев на флакончике с лекарством?

– Только что пришел результат экспертизы, – отозвался Володька, – я уже было собрался тебе звонить, да ты опередила. Да, Тань, отпечатки совпадают с отпечатками Самохваловой, взятыми в коттедже.

– Получается, это она отправила муженька на тот свет?

– Ну, пока мы можем только объяснить сердечный приступ, который привел к смерти. А по поводу того, что это дело рук Самохваловой – это еще доказать нужно. Вдруг она заявит, что по ошибке схватилась за флакончик? Или же что сама страдает сердечно-сосудистыми заболеваниями и принимает данный лекарственный препарат.

– Да, но зачем надо было выбрасывать пустой флакон под окно? Да еще и предварительно содрать с него этикетку с названием средства?

– А вот это и надо выяснить.

– Слушай, а с камерами что? Говорят, твои ребята флешки забрали, – вспомнила я.

– Тань, ничего важного, – уверенно заявил Кирьянов, – мне бы доложили.

– Ладно, Володь, пока. Спасибо за сведения. Поеду к Самохваловой.

– Удачи тебе.

Но сначала я отправилась к Алексею Владимировичу Барабанщикову, который занял у Самохвалова большую сумму денег и не отдал ее.

Алексей Владимирович Барабанщиков – полковник в отставке и друг отца Черемысленникова – сидел в своем кабинете в картинной галерее на пересечении улиц Вольской и Петровской.

– Здравствуйте, Алексей Владимирович, – начала я, входя в небольшое помещение, уставленное картинами в рамах. – Я – Татьяна Александровна Иванова, частный детектив, расследую убийство Александра Кирилловича Самохвалова, – отрекомендовалась я и без приглашения села на стул, поскольку поняла, что полковник не расположен со мной общаться. Это было заметно по его хмурому выражению лица, которое еще больше помрачнело, когда он услышал, с какой целью к нему заявилась.

– Ну, расследуете и расследуйте на здоровье, я-то здесь при чем? – буркнул он.

– При том, Алексей Владимирович, что я опрашиваю всех, кто находился в тот вечер в коттедже, – объяснила я.

– Так меня уже в полиции опрашивали, елки зеленые! – эмоционально воскликнул он. – Сколько можно?

– В полиции опрашивали, а я еще не успела с вами поговорить, – объяснила я.

– А я не буду разговаривать с вами без своего адвоката! – отрезал Барабанщиков.

– Почему же? – спросила я. – Чего вы боитесь?

– Боюсь?! – Барабанщиков взвился. – Я, милая барышня, ничего не боюсь. Я, если хотите знать, военный! Чего мне бояться? А опасаюсь я – прошу заметить, именно опасаюсь – того, что мои слова будут переиначены. И в результате будет сфабриковано дело!

– Алексей Владимирович, я никаких дел не только не фабрикую, я их даже не завожу. Это относится к компетенции прокуратуры. Я всего лишь провожу расследование преступления.

– Всего лишь! – усмехнулся Барабанщиков.

– Да, именно так. Но если вы хотите разговаривать в присутствии адвоката, то, пожалуйста, я готова предоставить вам такую возможность. Но уже тогда в полиции в присутствии следователя. Вам пришлют повестку, по которой вы будете обязаны явиться в полицию. Разумеется, со своим адвокатом. Возможно, что вас даже возьмут под стражу прямо в отделении полиции.

– Это еще почему? – сразу вскинулся Барабанщиков.

– Потому что вы являетесь подозреваемым в убийстве Самохвалова, – ответила я.

– Да… Как это? С чего это вдруг?

– Это не вдруг, Алексей Владимирович. Вы взяли взаймы крупную денежную сумму у Александра Кирилловича и отказались отдавать долг. Кстати, сумма долга была разбита на несколько частей. Но вы не вернули Самохвалову даже первую часть. А времени прошло более чем достаточно. Вы же понимаете, что наросли приличные проценты к основной сумме? И что ваш общий долг значительно увеличился?

– С чего вы взяли, что я ничего не заплатил? Выплатил я этому банкиру. Сколько мог.

– Эти ваши выплаты – просто смехотворны, Алексей Владимирович. Вы не выплачиваете ни копейки уже почти год. И Александр Кириллович давно напоминал вам о необходимости уплаты. Вы постоянно обещали ему выплатить все, но на этом все и заканчивалось, – мне пришлось нагнетать обстановку. Не настолько уж я была в курсе финансовых дел Барабанщикова. Но старого вояку иначе как нахрапом не «расколоть». – И вот вы, наконец, прямо ему сказали, что у вас нет денег, то есть оплатить долг вам нечем. При этом и собственности у вас тоже нет. То есть она, конечно же, имеется, но оформлена на других лиц, как водится. Тогда Самохвалов рассказал о данной ситуации Черемысленникову, чтобы тот оказал ему содействие. Ну, а так как вы, судя по всему, решили не возвращать долг, то взяли и застрелили Самохвалова. Застрелили с целью не платить деньги. Это так?

– Нет, это совсем не так! – вскричал Барабанщиков. – То есть я действительно взял в долг у Александра Самохвалова определенную сумму. Я надеялся ему вовремя ее отдать. Но не смог. Картины плохо разбирались, раскупались то есть. На ипподроме – я играю на скачках – дела тоже не пошли так, как я рассчитывал. Ну, что я мог отдать банкиру? Ничего! Но это не повод его убивать! Что он мог мне сделать, если у меня нет собственности? Да практически ничего! И потом, он не стал бы из-за этого ссориться с Владиславом. Кстати, Владислав – сын моего сослуживца и друга. Парень вырос на моих глазах.

– У вас очень большая сумма долга, Алексей Владимирович. И, что бы вы ни говорили, на какую-либо дружбу и хорошие отношения с Черемысленниковым ни ссылались, Самохвалов не скостил бы вам такую крупную сумму. Поэтому налицо мотив – избавление от крупного долга, и как результат – убийство Самохвалова.

– Но я не…

– Вы лучше расскажите, как вы провели тот вечер и ночь, когда был застрелен Самохвалов, – прервала я его.

– Вечером я гулял по парку, а потом, естественно, отправился спать.

– И вы всю ночь никуда не выходили из своей комнаты?

– А куда мне было выходить? Конечно, я никуда не выходил!

– А кто это может засвидетельствовать, подтвердить?

– Не знаю, – растерянно произнес Барабанщиков, – я же один сюда приехал… А-а! – вдруг радостно воскликнул завсегдатай ипподрома. – Видели меня, видели! Я лег спать часов около половины двенадцатого. Я, вообще-то, еще раньше привык ложиться, но тут природа, захотелось воздухом подольше подышать. Так